Страница 72 из 322
И вот сейчас, возвращаясь после полугодового путешествия, Людвиг Бах чувствовал сильное волнение. Но совсем иного, нежели раньше, рода. За время пребывания за океаном он успел многое изучить, и теперь волновался лишь о том, получится ли у него повторить успех заокеанского учителя здесь. Впрочем, если уж почти шестидесятилетний армейский капитан-отставник справился, то ему, сорокалетнему действующему подполковнику российской жандармерии, справиться сам Бог велел…
Камилла была очень занята с Владимиром Александровичем, но мозги выключать не желала, и за завтраком на следующий после моего прибытия день я снова погрузился в столь любимую атмосферу обсуждения текущих проблем. Ненадолго погрузился, поскольку в столовую с небольшим опозданием зашла Анна Петровна. Я, конечно, вежливо поздоровался, затем начал задавать жене какой-то вопрос – и остановился на полуслове, даже не закрыв до конца рот. Анна Петровна смущенно улыбнулась – немного кривовато, как-то почти половинкой рта. А коварная жена и не менее коварная дочь расхохотались, да и мелкие девочки хихикали не скрываясь. Госпожа Ремизова села за стол, Дарья ей налила чаю, положила несколько своих пирожков – и проделала все это тоже хитренько так улыбаясь.
– Я хочу высказать вам, Александр Владимирович, мою огромную благодарность и заодно передать благодарность Александра Александровича за вашу швейную машинку. Господин Ястребцев мне сообщил, что без нее он не смог бы столь незаметные швы наложить. Скажу честно, я и сама их могу рассмотреть только вблизи в зеркале…
Ястребцев – после почти двух лет "тренировок на кроликах", которыми в основном служили слишком самоуверенные работяги с заводов – снова достиг того же уровня мастерства, которое в прошлый раз получил лет так на десять, если не двенадцать, позднее. Машинка же была вовсе не моя, ее же Батенков придумал, а я лишь повторил – но результат был налицо. Точнее, на лице – очень красивом лице Анны Петровны Ремизовой. Ну а то что улыбалась она криво, то это либо въевшаяся за много лет привычка, либо в том пожаре какие-то нервы были повреждены – но по сравнению с тем, что я видел раньше, кривизна улыбки эта и не замечалась почти, а даже придавала какой-то дополнительный легкий шарм. В конце-то концов, Сталлоне вон вообще половинкой рта улыбался – и кто это замечал?
– Вашу благодарность я все же верну Александру Александровичу – операцию-то он делал, а я даже рядом не стоял. И, конечно, Камилле: ведь благодаря ее лекарствам пересадка вышла столь хорошо: я и раньше знал, что вы красивы, а теперь вы и сами в этом убедились.
– Спасибо… мне такого никто уже много лет не говорил… даже не ожидала сколь приятно слышать подобные комплименты. Но все же пришлось и какие-то ваши особые пилюли использовать…
– Пенициллин – подсказала Камилла, – его только сейчас потихоньку выделывать начали, уже после операции Анне Петровне.
– Главное – все получилось правильно – подвел я черту под обменом комплиментами. – Камилла, я вот чего спросить-то хотел: а удалось тебе получить совсем бесцветный поликарбонат?
– А тебе зачем? То есть я знаю как его делать, я даже могу тебе грамм пятьдесят выдать…
– Мне надо чуть побольше…
– Хорошо, я скажу чтобы сделали.
– Мне примерно тонн пять нужно, причем желательно вчера.
Камилла склонила голову на плечо, вытянула губы трубочкой, поморгала:
– Тысяч примерно сто двадцать и полтора месяца. Но если тебя устроит полиэтилентерефталат, то можешь сегодня уже забрать: новая установка дает по восемь тонн в сутки и он теперь совсем прозрачный.
– Наверное и он пригодится, но мне и поликарбонат потребуется все равно. Так что деньги найдутся, но пару тонн ты мне через месяц выдай.
– Сам говоришь, девять женщин не родят ребенка за месяц. Полтора.
– Ладно, а нынешнего, желтоватого, килограмм триста найдется?
– Очки снова стеклянные делать?
– А я с отдачей. Через полтора месяца… и мне еще нужна будет Оля Миронова.
– А все, нету больше Оли Мироновой – грустно вздохнула Машка. И, не выдержав, рассмеялась: – Она теперь Иванова, ее Африканыч сосватал. Но она теперь живет в Симбирске.
– Что же, придется попробовать обойтись без нее…
Обходиться пришлось не только без Оли, но и почти без денег. Потому что небольшие денежки (относительно небольшие) из Штатов просвистели совсем уж мимо меня: ведь и в Германии денег у народа был явный избыток, и во Франции. Так что снова был – правда, дороже, чем в первый раз – выкуплен "Торговый банк Фрайберга", директором которого стал урожденный германец Людвиг Бах. Вернувшийся на родину из Америки, где успел "изрядно разбогатеть" и решивший кое-какие американские методы богатения применить и дома. Андрей де Фонтане поехал на родину предков, но тоже не "просто так", а с шестью миллионами франков. Не рублей, что уже легче, но все же тоже не совсем копейки… Но это были инвестиции в будущее, и с такой "непрофильной" тратой пришлось примириться, тем более дома тратил-то я в основном "свои материалы" и свои же силы.
А вот обходиться без Оли оказалось сложно. И следующие полтора месяца пронеслись в тяжких трудах, а затем еще полтора… А затем – спустя еще месяц – строго по расписанию наступил октябрь. Который лично я встретил снова вдали от жены, вдали от семьи – примерно в двадцати километрах от них. Пятый день не находя времени, чтобы быстренько сгонять домой на мотоцикле – хотя звонил Камилле по несколько раз в день. Она мне тоже очень много чего интересного рассказала, но самое интересное было именно тут – в новом арочном ангаре, выстроенном в паре километров от диодного заводика.
Причем интересного была сразу две штуки, а с интересом на интересные штуки смотрели кроме меня еще всего восемь человек – но только я знал, что же мы видим. Штука вроде уже казалось бы до слез знакомая: По-2 в моем понимании этого слова. Но выглядели эти машинки совершенно иначе, чем "раньше": они были сделаны из поликарбоната (каркас), обтянутого полиэтилентерефталатными пластинами. Вдобавок кабина и мотор были прикрыты с боков и снизу плоскими сегментными (и тоже поликарбонатными) линзами – так что самолетики получились почти прозрачными.
– Ну что, мальчики, машины готовы. А теперь я вам покажу, для чего они нужны…
Вообще-то "Хиусы" с пропеллерами они видели и скорее всего решили, что это что-то вроде сухопутного кораблика делается. Однако все шесть парней твердо знали, что им "доверено работать на самом секретном заводе" и вопросов никто не задавал. Пока не задавал. А два экс-мичмана особо за этим следили, так что у ангара было тихо. До тех пор, пока я не завел мотор, разогнался на заранее подготовленной площадке и не потянул ручку на себя…
В общем, предположения мои оправдались: так как звук до земли доходил с опозданием, заметить самолет в небе оказалось почти невозможно. Но он для этого и не предназначался – однако обучать этих парней стало сильно труднее. То есть поначалу не труднее, пока они сидели в передней кабине и аккуратно учились двигать педалями и ручкой, все было обычно… для меня. Но потом-то пришлось их выпускать в самостоятельные полеты – и даже при наличии раций много ли я полезного смогу им сказать не видя, что они в небе вытворяют?
Хорошо еще, что "вытворять" они пока и не думали: аккуратно выполняли взлет-посадку, проход по кругу… и я дома ночевал каждый день. Спокойно спал, спокойно ел и пил. И домашние тоже были спокойны: ну, занимался я каким-то очередным своим секретным делом – так в первый раз что ли?
Про прозрачный самолет я читал в каком-то старом журнале, из числа валявшихся на чердаке бабушкиной дачи. Правда там говорилось, что самолет становился невидимым уже на взлетной полосе – но у меня такой не получился, и я довольно быстро все же приноровился замечать, где он и как парни отрабатывают упражнения. Ладно, за зиму научатся летать уверенно, а там можно будет и посерьезнее задачки им ставить – сейчас просто некогда. Так что в конце ноября я оставил ребят развлекаться самостоятельно (ну, относительно самостоятельно) и занялся иными делами.