Уроки ирокезского

Чёрт Бариссон с некоторым сомнением поглядел на четыре томика, крепко сжимаемые моими руками. Я усмехнулся:

– Вы, Борис Титыч, не вздыхайте так. Сейчас позову Маршу, она посадит своих пишбарышень – и завтра вы копию свою получите. Причем не неразборчивым почерком написанную, а отпечатанную на хорошей бумаге ровными печатными буквами. Ну, первую книжку я вам точно гарантирую… послезавтра, только, боюсь, что вам ее придется прятать от чужих глаз как бы не строже, чем отчет, что вы для меня составили.

– Вы думаете…

– Я знаю. Знаю, Борис Титыч. И на этом давайте с подарком вашим пока покончим, и вы мне расскажете, что же я собираюсь делать завтра…

Когда Борис Титыч ушел, я зашел в номер, где угнездились девушки из "гарема" и, протягивая Марше толстый томик в кожаном переплете, попросил:

– Марша, это отпечатать за сегодня и завтра, начиная с семидесятой страницы. Это на испанском… печатать две копии сразу, но без копирки, а в две руки. Копии, как и оригинал, никому не показывать, как работу сделаете, принесешь их мне. Причем отдашь лично в руки, в номере не оставляешь…

Марша действительно оказалась "редким счастьем" для писательского бизнеса: писать она пока научилась с большим трудом и только по-русски, а читать… даже рукописный текст она читала свободно, причем чем неразборчивее был почерк, тем легче она его разбирала – видимо, воспринимала как "работу такого же стенографиста, только еще неопытного". Так что дневники Лопеса читать ей было не труднее, чем букварь преподавателю словесности в гимназии.

Дело было к вечеру, делать было нечего… машинисткам, очевидно, делать нечего было. И, пока я рассказывал Дине о завтрашнем распорядке, в соседней комнате застрекотали две машинки. Думаю, до послезавтра справятся…

Глава 18

– Сэм, ты же знаешь как я счастлив, что ты смог выбраться сюда из Европы. И что я всегда буду рад принять в доме любого твоего гостя. Но почему я сам должен его принимать, не понимаю: ведь это же твой гость!

– Когда-то ты приехал ко мне лишь потому, что посчитал меня неплохим писателем…

– Лучшим, Сэм, лучшим!

– Ладно… только вот он как писатель – лучше меня. Сильно лучше. Скажу тебе честно: рядом с ним я чувствую себя мальчишкой, прогуливающим уроки в школе.

– Не прибедняйся, я читал его книжки. Забавно, не более, ну а книжки для детей мне уже вряд ли получится правильно оценить. Может быть они и хороши – но для детей, а ты пишешь для людей уже взрослых. Не только, конечно, но должен тебе сказать, что "Гекльберри Финн" – это книга куда как больше предназначена именно для людей уже познавших жизнь…

– Он сказал то же самое – потому что думает так же как ты. И именно поэтому мне кажется, что вам стоит познакомиться – ты же любишь встречаться с необычными людьми. Он передразнивал старуху так, как будто он прожил рядом с ней несколько лет – а ведь она умерла задолго до его рождения! Мне даже показалось, что ее призрак стоит у меня за спиной и подсказывает ему…

– Ты же не веришь в призраков.

– Раньше я так и думал. Впрочем, и сейчас не верю. Но думает он так же как ты. Вдобавок ты читал далеко не все его книжки…

– Невелика потеря. И опять же, как я думают почти все мои служащие. Им приказано так думать и они иначе думать не могут. Они вообще думать часто не умеют без приказа, и кому как не тебе это знать. Так что хочу надеяться, что ты не обидишься, если я все же не встречусь с этим твоим гостем.

– Ты тоже сам знаешь, что не обижусь. Но буду жалеть о том, что ты… что ты будешь жалеть о том, что не встретился с ним, а я поленился тебя уговорить.

– Так не ленись!

– Хорошо. Должен тебе сказать, что он – первый из тех, кого я когда-либо видел – кто не стесняется использовать слово "чёрт" в присутствии Бариссона.

– Иностранец?

– Нет, более того, он именно Бариссона этим словом и называет, в лицо называет. А Чёрт Бариссон при этом радостно смеется!

– Ты знаешь, я попросил проверить… он – единственный из писателей, кому Бариссон не оплатил проезд и проживание. Может быть он единственный, кто от Чёрта просто не зависит?

– Генри, в книгоиздании теперь от Чёрта зависят все. Сейчас читатели в Америке читают то, что хвалит Чёрт и не желают читать то, что он не хвалит. А уж если он обругает… говорят, парочка издательств обанкротились лишь потому, что Чёрту не понравились издаваемые в них книги. Причем в издательских кругах искали что-то личное – нет, просто именно книги не понравились! А этот юноша – он и писатель, и издатель сразу.

– Сколько, говоришь, ему лет?

– Примерно двадцать пять…

– Я думал больше…

– Скажи честно: тебя кто-нибудь за последние двадцать лет называл в лицо "Адской гончей"?

– Честно? Было один раз. Во сне, но этого клерка я все равно уволил, неприятно было его встречать в конторе. Пожалуй, ты прав: мне действительно будет интересно с ним познакомиться. Значит, ты пригласил его в субботу на ланч, ну и на обед тоже – это хорошо, будет время поговорить. Мне уже интересно, сколько же на его книжках зарабатывает Чёрт…

Когда есть много денег, то строить разные здания можно довольно быстро. Если есть очень много денег, то быстро можно выстроить и довольно большое здание. У Черта денег было очень-очень много, и на месте двух снесенных улиц возле Кони-Айленда он выстроил очень-очень большое здание. То есть на самом-то деле на месте одной улицы, вторая как раз под "парк развлечений" пошла – но здание было выстроено на самом деле огромное. Мало что оно заняло целиком не самую маленькую улицу, так и заняло ее сразу по обеим ее, то есть улицы, сторонам, и две его "половинки" соединялись несколькими переходами на уровне седьмого этажа. В принципе, не криминал – просто еще половинки соединялись переходами на уровне четырнадцатого и на уровне двадцать первого – самого верхнего – этажа. Да еще по концам "половинок" поднимались трехэтажные "башенки"…

Вообще-то в здании располагалась гостиница для посетителей парка развлечений, но номера в отеле были крошечными (зато – очень недорогими), и никаких "излишеств" вроде ресторанов, залов для различных мероприятий или хотя бы для отдыха в отеле "Кони-Айленд" просто не предусматривалось. Номер за доллар с носа в сутки выделялся чтобы переночевать, а деньги тратить постояльцы должны были в самом парке, так что "Съезд писателей" Борис Титыч организовал в более подходящей гостинице. Гораздо более уютной и для мероприятия более подходящей. Да и обслуга тут была уровнем повыше, так что я даже выспался нормально.

А утро началось с сюрприза. То есть я знал, что Чёрт Бариссон – самый крупный книготорговец страны. Даже, пожалуй, вообще единственный крупный книготорговец, и потому замашки у него… крупнокниготорговские. То есть "знаменитый мистер Волков" на выставке должен был слиться с толпой лучших американских писателей. И в этом я совершенно не ошибся, писателей в зале оказалось сильно за сотню.

Но вот рассадили писателей в зале несколько странно (как позже сообщил Бариссон, "по заслугам"). И самые-самые – с точки зрения книготорговца, конечно – были посажены за один стол с самим "главным распорядителем ярмарки", то есть с самим Чёртом. Слева от него, а справа разместились самые-самые издатели. Тоже вроде понятно… вот только почему-то "самых-самых" писателей оказалось всего двое.

И пока народ рассаживался, Чёрт, улыбаясь во все тридцать два зуба, повернулся к нам:

– Позвольте представить, мистер Клеменс: Александр Волков.

– Очень приятно… и неожиданно: я думал, что вы гораздо… старше.

– Взаимно, и теперь я до конца жизни могу гордиться, что сидел за одним столом с самым замечательным писателем Америки. И тем более мне приятно, поскольку именно вы всегда были для меня образцом настоящего писателя и даже, в некотором роде, учителем.