Страница 208 из 322
Долго проходить с кирпичной мордой у меня не вышло. Просто иногда человека с шилом в заднице туда же клюет жареный петух… Зинаида Николаевна пожаловалась, что "самое важное из искусств" приходит в упадок. Ну да…
Отдельное министерство кинематографии в ее Госкомитете функционировало уже почти три года, а организованная в Москве киностудия регулярно выпускала разнообразные фильмы. Ну, не очень разнообразные – в основном на пленку снимались театральные постановки… инерция "Женитьбы Фигаро", вдобавок подкрепленная "Ханумой", вероятно. И лично мне эти фильмы нравились… не очень. И не только мне: несмотря на то, что настоящих кинотеатров было выстроено уже три с лишним десятка (больше просто проекторов не было) и с сотню небольших клубов с шестнадцатимиллиметровыми киноустановками имелось, фильмы шли без особого ажиотажа. "Ханума" до сих пор собирала полные залы, а прочие… обычно через месяц-другой, а то и через пару недель залы пустели.
Понятно почему: Зинаида Николаевна считала, что народ нужно приучать к классике, но ширнармассы все же до "Короля Лира" не доросли. Причем, главным образом, потому что актеры сами до него не доросли очень сильно. К тому же народу трагедий и в жизни хватало, ему хочется чего-нибудь светлого… и веселого.
В разговоре с Николаем три года назад у меня внезапно родилась мысль, не дававшая мне покоя несколько дней. Я постарался вспомнить кое-что, и, оказалось, помнил я все же очень многое. Например, мне удалось вспомнить все песни из фильма – но это было почти все, что вспомнить удалось. Так что я попросил Батенкова вколоть мне "адскую смесь" – и Марша, попросив меня (вопрос я наверное сам с неделю обдумывал) "продиктовать слова водевиля с самого начала и до самого конца", дословно записала все мною сказанное. Обычная работа стенографистки…
Только Марша-то давно у меня работала, стенографируя "литературные произведения", и привыкла уже "при необходимости уточнять" – так что я не только фильм ей дословно пересказал, но и все песни отдельно. А затем (то есть уже придя в себя) все внимательно прочитал – и уже "не под веществами" вспомнил, что в фильме-то песни были обрезаны! А бабушке и фильм нравился, и песни – которые она часто слушала, ставя древнюю виниловую пластинку. В общем, после "эксперимента" я потратил еще с пару месяцев, выискивая соответствующих моим воспоминаниям певиц, а затем записывая песни на магнитофон: решил, что хоть пластинку сделаю для народа. Запись получилась великолепной (пленка на скорости полтора фута в секунду обеспечивала диапазон килогерц так до двадцати), но до пластинки тогда руки так и не дошли. И сейчас не дошли, но с упадком-то кинематографии нужно что-то делать!
Вера Федоровна после "Ханумы" в кино не снималась, как и Лиза Садовская – и я их понимал: имеющиеся сценарии интереса для действительно талантливых актрис не представляли. Но на мою просьбу "зайти поговорить о новом фильме" обе откликнулись. Ну, мы и поговорили…
Где-то через неделю Коммиссаржевская начала обзывать меня садистом, еще через пару недель – кидаться в меня реквизитом. Конечно, в сорок лет демонстрировать па "а ля згонд" – то есть практически вертикальный шпагат – дело непростое и весьма болезненное. Но все же Коммиссаржевская была именно настоящей актрисой, и на десять секунд ее силы воли и таланта хватило, чтобы изображать улыбку и сдержать слезы боли.
Изображать улыбку у нее получалось, а вот это самое па… Ну да ничего, загримировать девочку из "охраны", годами занимавшуюся гимнастикой, для съемки пары кадров общим планом вышло неплохо: кто там за несколько секунд разберет, что фигура не совсем идентична. Я, например, и то остался снятым вполне доволен, а уж публика… Вера Федоровна тоже обрадовалась, что кино позволяет человеку "сделать то, на что он не способен в принципе" – но больше всех этот нехитрый прием с дублером вдохновил Константина Сергеевича, и, думаю, если он и дальше продолжит заниматься фильмами, я увижу много нового и интересного. Когда-нибудь потом.
Станиславский, приглашенный на роль (отнюдь не в качестве режиссера) тоже открылся с неожиданной стороны: богатство его речи – в части комментария к моим "творческим изыскам" – могло изрядно обогатить словарь Даля. Но я Константину Сергеевичу просто пригрозил выпустить "словарь русского сценического диалекта" под его фамилией, и он смирился. То есть все равно чуть ли не по каждому кадру высказывал свое мнение, но все же в форме "полезных советов"…
Единственный из ведущих актеров (из четырех), кто со мною не спорил, был Владимир Николаевич Давыдов, приехавший из Петербурга – его, после прочтения сценария, на роль порекомендовала Вера Федоровна. Замечательный человек оказался, и не только как актер: он "не спорил" так, что все остальные (трое) все же делали именно то, что говорил я – и съемки заняли всего лишь месяц. Ну, если не считать почти двух месяцев, потраченные на репетиции, конечно: все же актеры-то были театральные, привыкли "играть телом" и идея "крупных планов" оказалась для них новой, а потому потребовала определенной "перестройки стереотипов"…
Все же Юнгвальд-Хилькевич (титры фильма тоже "оказались" в записях Марши) был гением: я несколько раз пытался впихнуть песни целиком – и каждый раз убеждался, что целиком они просто не подходят. Не "не влезают", а просто испортят фильм. Так что в результате у меня получилась практически "покадровая копия": музыку-то я помнил очень неплохо, а превратить мое "мандалинное бренчание" в нормально оркестрованное произведение еще два с лишним года назад помогли преподаватели из Векшинской "консерватории". Ну им-то не привыкать, не первый раз… хотя тогда включить в оркестровку электрогитару им удалось далеко не сразу. Да и саму гитару я тоже очень не сразу сделал (а без Степки – вообще бы не сделал).
На монтаж фильма я потратил еще месяц, главным образом мучаясь со стыковкой фонограмм – но этот месяц был потрачен все же не зря: за время съемок Камилла на меня довольно сильно обиделась – поскольку все время посвящал "какой-то ерунде" и часто даже домой не приходил на ночь, но когда я ей показал результат (ей – самой первой, еще монтажную копию), жена, внимательно на меня посмотрев после окончания фильма, прокомментировала увиденное просто:
– Саш, извини меня за то, что я обижалась. Да, люди должны увидеть то, что ты придумал, лишить их этого было бы… слова не могу подобрать. Не жестоко, не несправедливо… неправильно, вот. Ты поступил очень правильно. И я обещаю: больше я никогда не буду на тебя обижаться. Просто потому что то, что ты делаешь, приносит счастье. Все что ты делаешь. Ты видишь то, что другие не замечают… пока не замечают. И если тебе потребуется помощь от меня… любая, даже если тебе нужно будет чтобы я тебе просто не мешала…
Фильм отправился на кинокопировальную фабрику, а я целых две недели наслаждался тихим семейным счастьем – просто потому, что нужные люди расставленные по нужным местам делали свои нужные дела, и делали их очень хорошо.
К первому мая гарнизон Груманта был увеличен до почти пятнадцати тысяч человек, туда завезли изрядное количество всякого оружия – причем все это делалось совершенно открыто, почти вызывающе. Например, пушки семидюймовые – уже собственной выделки – грузились в Мурманске на корабли просто на "торговых" причалах – поскольку "больше не нашлось портовых кранов, способных грузить по двадцать тонн зараз". Да и там это делалось довольно неспешно – "ну опыта у грузчиков не было". А по нынешним временам-то шесть таких пушек – очень даже нехилое такое укрепление обороны. Ну да, по мощи – почти как у одного британского дредноута… если не считать уже расположенные там восемь десятков "японских" орудий.