Уроки ирокезского

Истману было соскакивать труднее, но процедура тоже была отработана – теоретически, конечно же. "Севен-Иллевен" была преобразована в акционерное общество – "для привлечения нового капитала под расширение деятельности". И теперь Истомин потихоньку сливал свою долю акций через биржи – благо, Нью-Йоркская фондовая биржа уже три года как работать начала.

Оптовые компании были быстренько разделены на много мелких, каждая из которых занималась теперь лишь одной группой товаров одном-двух штатах, и они-то уже продавались целиком – как правило, местным "финансовым воротилам". Но этот процесс шел потихоньку, я – посоветовавшись с номинальными владельцами – пришел к выводу, что хорошо если лет за пять получится все распродать. Но в любом случае до конца года ожидалось с Америки вытащить где-то под миллиард долларов, причем вытащить было удобнее всего в виде разных станков, так что в конечном итоге это было российской индустриализации в плюс.

В минус было другое: сколько денег в станки не вкладывай, сами они работать не будут. А людей, которые на них могли бы работать, просто уже не было. Коля Скоробогатов, например, уже выстроил в Коврове новенький экскаваторный завод – но пока смог найти для него десятка два рабочих, способных хотя бы тот же болт на станке выточить, да и то в основном из числа выпускников моих школ. Так что пока он занимался вовсе не производством землекопалок, а обучением – прямо на заводе – новых рабочих из числа переманенных с соседней ткацкой фабрики Треумова. Хорошо еще, что "в этот раз" ковровские власти против меня переть побоялись: завод изначально ставился как "принадлежащий канцлеру". Тем не менее работать было там пока некому…

Вот железные дороги строить легко и удобно: нанял мужиков с лопатами, они земли нарыли, насыпи отсыпали. Потом другие мужики – с ломами и кайлами – накрошили щебня, подушку насыпали. Намесили бетона, шпалы отлили… нет, еще не отлили, хотя цемента вроде бы хватает. Но не хватает арматуры, тех же анкеров и клемм – их же рабочие на работе сделать должны… ладно, костылей накуем, шпалы деревянные пока поставим – и ура! Дорога готова!

Красивая такая дорога, рельсы блестят… некоторое время. А потом ржаветь начинают, ведь если по рельсам никто не ездит… Но – не ездит, потому что локомотивов нет, вагонов нет, машинистов – и тех нет. Локомотивы не сделали – некому и негде. Вагоны – по той же причине. И машинистов не выучили, потому что нет людей достаточно грамотных, чтобы быстро выучиться. Нет!

В стране – больше тридцати миллионов детишек вполне себе школьного возраста, из которых в городах хорошо если миллион. А остальные – в деревнях, аулах, кишлаках и прочих вёсках. И даже если там школ понастроить, то учиться они не пойдут. То есть одну зиму-то поучатся, чтобы буквы разбирать и копейки до рубля верно складывать – а потом учиться не будут, так как крестьяне их к другим делам постараются пристроить. И добро бы навоз таскать – хоть урожаи бы поднимали, так нет. Будут лебеду молоть, "в кусочки" отправятся…

И это – если школы построить. А сколько же их строить-то нужно?

Ладно, в стране ежегодно рождается пять миллионов детишек. Опять ладно, вычтем пока тех, кто до школы не доживет – останется три миллиона. В класс – человек тридцать надо, то есть… сто тысяч первых классов. А это – сто тысяч учителей… если всего-то четыре класса держать, то уже четыреста тысяч только преподавательского состава. В деревнях школы большие строить не для кого, вот и выходит – сто тысяч школ. Ладно, сейчас двадцать шесть тысяч кое-как где-то по избам распиханы… семьдесят пять тысяч.

От мысли строить школы "в стиле баракко" я отказался сразу: выстроить их недорого, а вот потом содержать в рабочем состоянии – сплошное разорение выйдет. Тем более что Валентин Павлович предложил неплохой такой проект землебитного здания, по цене от барака почти не отличающегося. Зато – "с перспективой развития": позже можно будет довольно легко здание "поднять" до двух этажей, а при необходимости и лишь немного посложнее – то и до трех. Вдобавок школа получалась именно "типовой", стандартной – со стандартными же дверями, окнами, отопительными системами – и только за счет изготовления всего нужного в заводских условиях стоимость всей столярки снижалась раза в три. Но опять же: для постройки всего этого нужно было где-то изыскать на разовые работы миллиона два человек…

Эти проблемы настолько плотно сидели в голове, что я не удержался и пожаловался Димке. То есть Дмитрию Васильевичу, приехавшему в супругой в Москву, и не то чтобы именно пожаловался… То есть в столицу как раз супруга и пожаловала, а Димка ее сопровождал.

Мне кажется, что Димка положил глаз на Павлу еще до моего появления: в этот раз он ее сам "выкупил" у отца-алкоголика сразу после того, как получил должность председателя колхоза. Ну а то, что Павла буквально "с рождения тянулась к тракторам"… Девочка была не забитая, как большинство нынешних деревенских баб, потому что отец ее не "забивал" – ему просто некогда было. И она очень быстро сообразила, что богатенький господин к ее супругу испытывает особую благодарность. В городках и так каждый ребенок знал, что к господину Волкову можно обращаться с любым вопросом – но все же "блюли дистанцию" и обращались по самым важным делам. Ну а Павла, вероятно, просто все дела считала "самыми важными".

В "колхозе номер один", где Димка председательствовал, она работать не стала – сразу пошла трактористкой на МТС. А там же "соцсоревнование", с "ценными призами"… Так что именно Павла первой получала новейшие трактора, на заводах именно ее трактора использовались для проверки всяческих улучшений – вот и сейчас она приехала "к Александру Владимирычу" чтобы в посевную заполучить новенький Павлодарский трактор, но не простой, а с восьмицилиндровым мотором на восемьдесят сил. То есть трактор у нее уже был – обычный, шестидесятисильный, но на моторном уже сделали целых два мотора на восемьдесят – и Павла отправилась в Москву чтобы я приказал ей один из них поставить.

Ну, для Димки у меня время всегда есть, так что посидели, пирогов Дарьиных умяли немало. Заодно Павле объяснили, что новый мотор просто в старый трактор не влезет, путь ждет пока и сам трактор новый сделают – а сейчас "пусть соревнуется честно". Это была уже довольно старая шутка, так как ни я, ни Димка, ни даже сама Павла не сомневались в ее очередной уже победе. Настолько, что в личный зачет ее результаты даже не вносились, а в бригадном соревновании результат бригады Павлы подсчитывался за вычетом ее личных достижений. Так что ей хоть "Кировец" давай – на соревнование это не влияло…

– Ну что, Павла, снова готовить мопеды на всю бригаду?

– Готовьте, в этот год снова мы выиграем.

– Мне не жалко, но зачем твоим трактористам столько мопедов? Третий год, небось, с призами?

– Год-то третий, а люди в бригаде опять все новые. Вы же их все время забираете…

– И где же ты каждый год опять таких учеников находишь? Я не знаю, как детишек просто в школы ходить заставить…

– А чё так? В школе-то, поди, хорошо…

– Детишкам, может, и хорошо, а вот родители им иные занятия находят. Не хотят, чтобы их дети в школе время теряли…

– Ну дык это, в Лапте-то все знают, что Павла в бригаду лучших школьников забирает. Там Мишка как раз учительствует, говорит, что мужики-то сынов своих, да и дочек тоже, за плохую учебу вожжами так охаживают, что те порой днями в школе стоя учатся, поскольку сесть не могут – поделился ценной информацией Димка. – Все же знают, сколько механизатор получает.

– Мишка? Ему же лет-то всего четырнадцать, какой из него учитель?

– Это он про брата моего – как-то неуверенно уточнила Павла.

– Я понял, старший… Или это Васе четырнадцать, а Мишке уже сколько тогда?

– Мишке четырнадцать… просто в Лапте учитель один на школу, а школьников много стало, вот он и попросил парней из вашей седьмой школы помочь. Они раз в неделю туда ездят, в первых и вторых классах учат. А Васька тоже хотел, но мал еще… да и отец его не пускает.