Страница 147 из 322
Генерал все равно в душе остается юным поручиком. Так что Владимир Анатольевич, усмехнувшись, предложение принял.
– Ну а теперь перейдем к делу. Видите ли, Владимир Анатольевич, мне срочно потребовалось ваше поместье Петровское, точнее – деревня Лыткарино…
– Ничего не выйдет, майорат-с! – в голос генерала вернулись нотки презрительности.
– Ну с майоратом… нет, все же не мне лично, России. А майорат – что майорат? Это дело, как мы оба знаем, легко поправимо.
– За пресечением рода по мужской линии? – теперь в голосе звучал не испуг, но готовность к жесткой обороне.
– Да упаси Господь! Можно исключить земли и по неотложной государственной потребности, но проблема в том, что к прекращению майората имеется не две, а три причины, и третья – за действия, несовместимые с достоинством… я могу объяснять как угодно, указ издать нужный, но все равно найдется какая-нибудь скотина, что начнет вас обвинять в предательстве России. Я таких шустрых хоть повесить могу, но имя ваше уже запачкано будет, а я этого ну никак не желаю. Однако Лыткарино мне нужно безусловно.
– И какова же причина столь сильной потребности?
– Не поверите – песок. Простой песок, вот только во всей России другого такого песка пока не нашли, а мне он нужен уже сейчас.
– Золотой, что ли?
– Был бы золотой, я бы за ваше семейство лишь порадовался. Обычный, речной – но единственно годный для выделки оптического стекла.
– Так копайте его в поместье, никто слова не скажет… бесплатно копайте!
– Видите ли, дорогой Владимир Анатольевич, в вас у меня нет сомнений ни малейших, но… оптическое стекло – материал стратегический, не мне вам, генералу, об этом рассказывать. Проблема не в вас… Племянники ваши предпочитают Италию России, а все мы не вечны, к сожалению. Италия же – верный союзник… скажем, наших потенциальных противников. И ничего дурного о родне вашей не думая, скажу прямо: существует шантаж, подкуп, угрозы, подделка бумаг, наконец… так что Лыткарино должно быть в собственности Державы и без права продажи его кому бы то ни было.
– И как скоро вы собираетесь завод начинать строить? Есть ли на это деньги в казне, ведь я слышал, что оптические заводы весьма недешевы?
– В казне? Откуда в казне деньги? Стыдно сказать: даже украсть нечего! Впору Коковцева и всю его шатию по трамваям посылать!
– Зачем по трамваям?
– Мелочь по карманам у пассажиров тырить – иных-то твердых доходов нынче в Державе и не найти. А вот выстроим заводы, денежки заведутся в избытке, тогда будет не стыдно и покражами заняться – улыбнулся я. – Так что завод этот весной дочь моя строить начнет, а деньги… продаст побольше своих побрякушек, наскребет на заводик-то…
В целом разошлись мы довольно мирно. И через пару недель, перед самым Новым годом, генерал сам напросился на аудиенцию, и передал мне просьбу на высочайшее имя (царя, естественно) исключить из майората Лыткарино и принять его в дар Российской Державе (без права передачи любому частному лицу) вместе с возводимым за счет Барятинских заводом…
– Дорогой вы мой Владимир Анатольевич, я вам так благодарен за то, что смогли разрешить возникшую передо мною проблему, огромное вам спасибо! Вот только… Мне кажется, что одного поместья более чем достаточно, завод ведь стоить будет немало…
– Александр Владимирович, если даже дочь канцлера свои украшения на пользу России закладывает, то можем ли мы, Барятинские, остаться в стороне?
Да, я-то имел в виду продукцию сапфирового заводика, а он как-то не совсем верно мою реплику интерпретировал…
– Я вам безумно признателен, и от лица всей России приношу огромную благодарность. Однако…
Барятинские – богатейшие курские помещики. Тридцать с лишним тысяч десятин, опять же оклады генеральские… годового доходу у семейства – тысяч за сто. Но вот кто бы им сказал, что современный оптический завод стоит подороже иного металлургического? Ну, из тех металлургических, что до меня в России строились. Обобрать помещиков я еще успею, а как сделать, чтобы генерал от своего предложения насчет завода отказался, не потеряв лица?
– Владимир Анатольевич, все же должен вам прямо сказать: я буду только рад, если вы примите участие в строительстве завода. Но, как уже канцлер, просто вынужден просить вас ограничиться небольшой суммой участия, тысяч в сто?
Небольшая тень сомнения пробежала по лицу генерала.
– Нет, даже это будет слишком. Видите ли, я убежден, что ваш благородный порыв готовы будут поддержать десятки, сотни людей, однако столь значительный денежный вклад в процветание России многих может просто отпугнуть, они решать отказаться от участия, сочтя свои возможности слишком ничтожными. Давайте все же ограничимся, скажем, двадцатью пятью тысячами?
– Я как-то об этой стороне дела не подумал – на лице генерала проступило облегчение. – Но, возможно, и полста тысяч не покажутся суммой страшной? Ведь это от всей фамилии…
Черт бы побрал вас, таких благородных! Ну и как вас потом грабить? А ведь придется…
Но – потом. А сейчас… сейчас нужные люди на нужных местах делали свои очень нужные дела и у меня появилось, наконец, время подумать над тем, что делать дальше. В Петербурге – после разбирательств с путиловцами – мне делать было особо нечего, а Москве… да, народ в главном был абсолютно прав: Москва не сразу строилась – так что мы с Камиллой вернулись на берега Волги. Опять же, к царю поближе: пусть народ искренне считает что я там мудрые руководящие указания впитываю. А я тем временем займусь-ка тем, что умел делать лучше всего: автомобилями. Точнее, моторами. Очень стране моторы нужны – так почему бы и нет?
Глава 40
Проводив гостей, Зинаида Николаевна села на кресло в малой гостиной, напротив любимого мужа. Детей дома не было, прислуга тоже куда-то попряталась…
– Что не так, дорогая? Я же вижу, тебе понравилось его предложение…
– Феликс, во-первых, он ведь нисколько не шутил. Да, льстил безбожно, но все равно говорил совершенно серьезно. И… Феликс, если ты еще не понял, то спешу тебе сообщить: у нас новый самодержец. Николая он привез только чтобы публика узнала о том, что император приезжал, но ему и это не особенно важно. Наверное, все же важно, но совсем для другого: вероятнее всего ему пока зачем-то нужно, чтобы эта публика думала что у нас все по-прежнему…
– И зачем ему это? Думаешь, что он…
– Если публика будет уверена, что все, что он делает, делается если не с указания, то с одобрения Императора… который сам не хочет этим заниматься. Он ведь действительно сильно успел и англичанам насолить, и…
– А ты думаешь, что Николай…
– Вот уж мнение Николая его ни капли не интересует. Или ты думаешь, что Николай пошел бы против Британии?
– Возможно, что ты и права. Но ты же приняла его предложение?
– Во-первых, тебе же ясно намекнули, что нужно перебираться в Москву: к лету тут будет просто негде жить. А во-вторых, мне просто интересно будет этим заниматься. Так что сейчас надо понять, что мы за это получим…
– Шесть тысяч жалования?
Зинаида Николаевна опять открыла подаренную коробочку:
– Если жалование за пару лет преподносят в подарок лишь за то, чтобы я предложение выслушала… интересно, что ему на самом деле от меня нужно?
– От тебя, счастье мое, ему ничего не нужно – усмехнулся супруг. – Ему просто нужно, чтобы знать его поддержала, а если с ним у тебя дела будут…
– Пожалуй, ты прав… нет. Ему нужно, чтобы знать просто не мешала. Не бунтовала – хотя с любыми бунтами, мне кажется, эти его девочки легко справятся. Но главное – чтобы именно не мешала. И еще – он просто будет уничтожать тех, кто ему мешает, и Николай это уже понял.
– Ты думаешь?
– Николай даже не собирается возвращаться в Петербург. Ладно Зимний… перед Рождеством и из Гатчины увезли множество картин… все портреты Императоров в их числе. И почти всю библиотеку… В этом поместье, где он нынче "гостит", что, вообще книг нет? Хотя у этого… похоже, что у него с культурой если и есть что общее, так это буква "К" в фамилии. Один его французский чего стоит: рязанский акцент просто ухо режет.