Уроки ирокезского

Однако меня все же не финансовые игрища волновали, ведь только в Петербурге без работы могли оказаться больше двухсот тысяч человек… В Бежице работало чуть больше семи тысяч человек, но с ними лично я ни малейших проблем не видел: неподалеку, в Карачеве, за осень был полностью укомплектован оборудованием новенький "станкостроительный" завод. Очень большой, и там почти всех рабочих из Бежицы можно трудоустроить. Правда завод на самом деле никаких станков не делал, а выстроен был для перевода станков американских на электрическую тягу – но если на складах в Монтевидео этих станков запасено на полтора миллиарда долларов… Собственно, на Карачевском заводе "всерьез" были выстроены только четыре цеха, на которых сами электромоторы делались и коробки смены передач. А прочие цеха были практически кое-как приспособленными землебитными сараями – но и в них работать вполне можно, за деньги работать. А в аналогичных трехэтажных домах, выстроенных по аналогии с моими самыми первыми домами для голодных детишек – и жить. С удобствами, кстати, каких в Бежицких домах у рабочих точно не было. Да и у тамошних инженеров – тоже…

Однако в таких, относительно небольших, городах и проблемы выходили небольшими, относительно легко решаемыми. А вот в Петербурге…

Четвертого января тысяча девятьсот пятого года руководство сообщило рабочим Путиловского, что канцлер "отверг их вполне разумные предложения" срочно заказать для казенных нужд паровозы, вагоны, рельсы, фигову тучу прочего всякого разного кой-чего, а потому большая часть рабочих будет немедленно уволена. И предложило с претензиями рабочим обращаться непосредственно к канцлеру…

Пятого с утра, в сопровождении шести девушек из "личной охраны" и двух автобусов с разнообразными "техническими специалистами" я приехал на завод. Народ – очевидно помня "мои" методы работы с забастовщиками, на улицы не попер и собрался на большом дворе возле механического цеха. Меня там, в общем-то, никто не ждал – ждали "оглашения списка счастливчиков". А, учитывая, что рабочие-иностранцы практически все имели контракты на несколько лет, осчастливиться предстояло большинству русских рабочих…

Пока "технические специалисты" разбирались со своей аппаратурой, я вылез из броневика и осмотрелся. Толпа тихо гудела, явной агрессии вроде бы не проявляя. Хотя в лицо-то меня ширнармассы и не знали, а так – мало ли что за барин какой приехал…

Ну и хорошо. Зима, легкий морозец, снежок… грязный. Броневик. Я не удержался, залез наверх. И подумал, что либо это сказки, либо старик Крупский был экстремалом: стоять-то на броневике в пальто еще можно, а вот толкать речуги – крайне неудобно и опасно. Но раз уж забрался…

Взяв в руки микрофон ("техники" уже закончили с аппаратурой), я обратился к рабочим. Меня, судя по всему, сначала приняли за очередного "агитатора": несмотря на довольно жесткую опеку, разные "социалисты" народ в столице мутили довольно часто и рабочие даже успели к ним слегка привыкнуть. То есть не бросались им сразу морды быть – поскольку результаты того, к чему эти агитаторы призывали, многие весной почувствовали на своей шкуре. Но и внимания особо не обращали: собака лает – ветер носит. Однако уже через несколько секунд гул толпы стих и рабочие стали прислушиваться. Просто потому, что произносимое мною мало смахивало на привычную "агитацию":

– Доброго всем утра, хотя причина, по которой все вы здесь собрались, особой радости и не доставляет. С другой стороны, собрались вы все тут из-за того, что большей частью вы неграмотные и газет не читали, да к тому же и работать толком не умеете…

Вот как раз после этих слов народ замолчал и стал подтягиваться поближе к броневику. Но все же держа дистанцию, ближе метров пятнадцати не подходя: пока город чистили от хулиганов и нищих, очень многие успели увидеть (а еще больше народу услышало), что "девичья полиция" сначала стреляет, а потом смотрит в кого – и что "пулеметы у них по дюжине человек одной пулей прошивают". Не пробивают, конечно – но результаты плотных очередей из десятка стволов, продемонстрированных при зачистке парочки "малин", породил весьма интересные легенды.

– … и из-за этого вы все и остаетесь без работы. Но я пришел не для того, чтобы ругать рукожопых дармоедов, а для того, чтобы рассказать почему вы вдруг попали в такую задницу и посоветовать, как из нее выбраться.

Напор толпы на впередистоящих несколько ослаб, люди стали все же слушать, что я говорю, и я продолжил:

– Казна отменила все заказы заводу на паровозы, вагоны, рельсы… вообще на все, что вы делаете. И отменила по простой причине: поскольку хорошо вы работать не умеете, все, что вы делаете, получается слишком дорогим. Вот взять к примеру паровоз, ту же "овечку": путиловский паровоз завод хочет продавать за сорок восемь тысяч рублей. И какой идиот будет такой паровоз покупать, если тот же паровоз с Сормовского завода предлагается за сорок одну тысячу, а с Брянского завода – вообще по тридцать девять? На тех заводах паровоз делает меньше рабочих, и делают они его быстрее – потому что работать умеют. Нормальный вагон с Брянского завода идет по две с небольшим тысячи, а с Путиловского – просят уже почти три. Путиловский рельс идет по два рубля за пуд, а брянский – по полтора. С вашего завода все выходит слишком дорого, и выходит так потому что вы хорошо работать так и не научились!

– Это мы работать хорошо не умеем? – раздался возмущенный голос из толпы.

– Не умеете. Вы вообще ничего нормально делать не умеете. Работать не умеете, даже за свои права бороться – и то не умеете! Стоите тут как бараны и ждете, пока придет мясник и отведет вас на бойню…

– Это мы и драться не умеем?

Даница, стоящая сбоку от броневика, достала пистолеты, Лиза просто напряглась, а шестерка "официальных охранниц" положила руки на приклады автоматов. Даже если толпа на меня попрет, девочкам хватит времени, чтобы ее задержать… ну, хотя бы на те секунд пятнадцать, которые требуются для приведения пушек броневика в "рабочее положение". Но мне "кровавое месиво" устраивать не хотелось: рабочих в стране и так не хватает.

– Кто там драчун такой? Выйди, я посмотрю на тебя. Бить не буду, просто посмотрю…

Из толпы вышел гориллообразный мужик:

– Ну смотри, господин хороший, нам не жалко. И бить меня ты точно не будешь, меня еще никто побить не смог.

– А если кто сможет?

– Да я и не против буду, пусть кто попробует…

Я отодвинул микрофон подальше и прикрыл щели в его корпусе рукой:

– Аленушка! Сможешь мужичонку мордой в снег положить? Только не калечь его, а то придется его за мой счет лечить…

Алена Никитина – "третий раз" уже работающая у меня телохранителем – просто кинула сильного, но неповоротливого бойца мордой в снег и скрутила ему руку болевым приемом. Даже не кинула, он и сам упал. Девочке было уже семнадцать, но маленькая Алёнушка ростом и на четырнадцать с трудом тянула, а рядом с человеком-гориллой казалась и вовсе крошкой…

Ну я же с раннего детства знал карате, дзю-до и дзю-после, ушу и много других страшных слов – поэтому для тренировок в первой школе постарался найти и тренеров соответствующих. Пару китайцев удалось найти, несколько монголов – но именно девочек особенно тщательно тренировала пожилая кореянка, в детстве изучившая в Японии "великое женское искусство" под названием "таи сабаки". Это искусство не боя, а уверток и финтов всяких, позволяющее избегать ударов и захватов, ну а как врага скрутить – это "искусство" было позаимствовано у марсельской полиции, натренированной на портовые драки – и именно Алёна по этой части добилась самых заметных успехов, очень быстро и точно лупя противника в болевые точки. От таких ударов, наносимых кованым носком ботинка, человек не то что драться – дышать забывает, поэтому у кулачного бойца против нее шансов просто не было.