Уроки ирокезского

– Маш, я понимаю, что дело это нужное, но ничего пока не выйдет.

– Почему не выйдет?! Мешков мне проект завода составил уже, и станки делают… на первом механическом, я договорилась, мне бесплатно их делают.

– Все равно выйдет не бесплатно, но это пустяки. А рабочий городок? В Можайске народу сколько? Меньше четырех тысяч? А у тебя одних рабочих полторы тысячи намечается, где их селить?

– А Федя Чернов мне и городок придумал!

– Допустим. Городок на тысячу квартир, где-то так? Проект можно увидеть?

– На полторы тысячи. Вот, смотри, я все приготовила!

– Так, трехэтажки, тридцать шесть квартир в каждой… да, хороший проект, Феде нужно за него премию дать. И школа, и больница, и даже детские сады – замечательный проект! Вот только есть одна проблема: каждая квартира – это стали разной тонны три…

– Я со своего завода возьму.

– Ладно, арматуру ты возьмешь, а трубы? Я уже не говорю про килограмм десять цинка для этих труб – а без него тоже нельзя, без него трубы заржавеют и дома без воды и отопления останутся. А без тепла зимой не прожить – ну и где мы этот цинк возьмем? Я бы купил – но ведь не продает никто! Сейчас на строительство городков идут те трубы, что я три года назад для орошения закупал, и больше их нет. Вообще нет, и взять негде, пока сами свой цинк добывать не начнем.

– И что же делать? – Машка чуть не заплакала.

– Пока – ничего. Ждать. И, наверное, думать о будущем…

Насчет "думать" – это у нее всегда пожалуйста. А насчет ждать… Строительство завода и рабочего городка в Можайске началось в середине ноября, потому что дочь наша проблему с цинком решила. Нет, она его ниоткуда не получила – все оказалось даже страшнее, чем я мог предположить: она начала трубы для водопроводов делать эмалированные. Ну, некоторый "опыт" у нее уже был – то есть был человек, который уже это проделывал, хотя и с трубами большего диаметра. А кого Машка еще успела подрядить на свой проект, я сам с трудом представлял. Ну, Камилла "придумала" уплотнитель для свинчивающихся труб, полиэтиленовый – но это было, в общем-то, нетрудно. Васька – она вместе с инженерами, занимающимися в том числе и преподаванием в моем "Технологическом институте", отработала машину, которая эти трубы сваривала из листовой стали. По сути, сварочный автомат, который трубу варил обычной стальной проволокой: додумалась флюс на согнутую заготовку сыпать перед точкой сварки. Федя Чернов тоже был припахан более чем плотно, он даже мне жаловался, что Машка заставляет его техников в строительных чертежах указывать длину этих самых труб с точностью до миллиметра…

Да, такой водопровод выходил раза в два дороже, чем из оцинкованных труб, но зато проблема цинка исчезает и сроки строительства сокращаются. Это во-первых, а во-вторых – выходило бы дороже, если бы я все для стройки нужное покупал, а так – кто знает? Наверное, кроме Мышки никто.

А чуть раньше, еще седьмого ноября тысяча девятьсот четвертого года у меня – как и у всей страны – был выходной: я все же продавил указ о запрете работы по воскресеньям везде, где это было допустимо по технологии и не касалось здоровья и жизни людей. А восьмого – восьмого произошло "самое важное совещание". В принципе, обычное, просто результат оказался настолько неожиданным…

Народ собрался в Петербурге, в Зимнем дворце – ну не было у меня другого места для таких совещаний еще. Правда и Зимний сейчас был не лучшим местом для совещаний – его уже начали окапывать для последующего подъема – но "Англия" вообще уже "висела в воздухе" на двух сотнях домкратов и в нее просто войти было невозможно. Цель совещания была простой и предсказуемой: обсуждение итогов года предыдущего (точнее, "летнего периода", когда все стройки шли) и планов на новый. Итоги были пока не очень впечатляющими – хотя с какой стороны смотреть. Железную дорогу до Мурманска и в Костомукшу выстроили полностью, а в сторону Воркуты протянули ее до того места, которое я решил именовать городом Ухтой. То есть протянули полностью нормальную дорогу широкой колеи, а дальше – за рекой Ижмой и уже до самых строящихся шахт – тянулась узкоколейка. Правда, дороги – что "широкая", что узкоколейная – были однопутными, да и большинство мостов на дорогах были временными, деревянными, ну так это лишь начало…

Впрочем, на девятьсот четвертый год это было и "концом": иных особых достижений не случилось. Роджерс правда завод в Череповце строил воистину ударными темпами, американцев на стройку прибыло больше четырех тысяч человек – но пока ничего до конца доведено не было. Как и в Старом Осколе, хотя там уже команда Саши Антоневича вообще чудеса трудового героизма демонстрировала. Героизм – героизмом, а если нет колошниковых колпаков, которые в Германии делались, то даже поднятая до самого верха домна представляет собой лишь странную железную башню…

Другие достижения были… незаметны они были. Лавр Дмитриевич разработал проекты "типовых" пролетов для железнодорожных мостов, и в Котласе заработал "Завод по производству мостовых конструкций". Заработал он правда тоже "не очень заметно", пока что эти самые "конструкции" изготавливались для небольших мостов – ну а кому интересны эти мосты длиной метров по двадцать-тридцать? Но вот через довольно многие мелкие речки и овраги на дороге в Костомукшу мосты были собраны из конструкций именно этого завода. Правда пока сталь на завод шла из Германии.

Еще одно достижения лично я посчитал грандиозным – еще бы, к нему я шел… да, если посчитать все вместе, то почти семьдесят лет. Но кроме меня, похоже, вообще никто не впечатлился – ну подумаешь, делов-то куча, стальные колеса для вагонов. То есть стальные колеса уже в природе были, но были они литые – и, поскольку требовали изрядной механической обработки – дорогие. Для паровозов такие уже использовали, а для вагонов оказывалось слишком дорого. Но если сделать стальные колеса подешевле…

С колесами Илья все же придумал, причем сначала с трамвайными, и он их не отливать стал, а ковать. На довольно небольшом паровом молоте – но у него-то и колеса небольшие были. Чтобы трамваи тише ездили, между бандажом и собственно колесом была резиновая вставка, а само колесо маленьким, в два фута, так что двадцатитонного молота Илье для трамваев хватило. Когда же потребовалось много узкоколейных вагончиков для перевозки того же балласта на строительстве дорог, Илья отковал и полное колесо – на узкоколейке колеса тоже двухфутовые были. А теперь Илья занялся вагонами уже полноразмерными…

Когда за океаном возникает много денег, которые некуда потратить, самое глупое дело их просто копить. Потому что у кого-то (в банке том же) может оказаться слишком длинный язык и окружающие буржуи обязательно заинтересуются, откуда дровишки. Поэтому денежки Чёрт Бариссон тратил более чем интенсивно, а вот результаты трат уже копил. На складах в Монтевидео копил, и накопил много интересного. Например, самый дорогой в мире токарный станок со станиной, позволяющий обрабатывать заготовки длиной до шестидесяти двух футов и диаметром до шести футов. С точностью до сотых миллиметра – и, понятное дело, такой станок – сделанный по специальному заказу – просто не мог стоить дешевле миллиона долларов. На самом деле он стоил много дороже, но он такой один всего и был, а вот прочих станков там складировались многие тысячи. Ну, тысячи тех, что попроще, а паровых молотов на пятьсот с чем-то тонн было всего три. И один из этих трех теперь мерно ковал вагонные колеса со скоростью двадцать штук в час…

Пара сотен других станков была перевезена в старинный город Ряжск, где я решил поставить новый завод по выпуску локомотивов. Очень нужный завод: ведь во всей России паровозы могли делать только восемь заводов, а даже в скромной по размерам Бельгии таких заводов было уже четырнадцать. Правда и они сейчас делали паровозы для России, ведь их самый массовый паровоз (по параметрам сравнимый с "основным" русским – то есть с "овечкой", причем по большей части этих параметров отечественную машину превосходящий) стоил на четверть дешевле и, насколько я помнил их прошлых жизней, был гораздо надежнее и дешевле в эксплуатации. Так что не заказать там пару сотен локомотивов было бы просто глупо – ведь практически все "отечественные" изготовители паровозов принадлежали все рано иностранцам и деньги за паровозы в любом случае уходили за границу. Но это – пока, и "достижением" я считал то, что завод уже строился.