Уроки ирокезского

Но одно дело вспахать, а другое – урожай собрать и сохранить. Опять же, нынче год хороший – с точки зрения погоды, а такой в степи раз года в три случается, остальное-то время – практически засуха. Так что пятьдесят тысяч солдатиков, отложив винтовки и вооружившись лопатами и кайлами, отправились на Иртыш рыть канавы – это не считая тридцати тысяч, на строящихся там железных дорогах занятых. Канав требовалось много, на шестьдесят километров к югу от Иртыша их нужно было прорыть штук двадцать. Причем именно канав, а не каналов – для водопроводных труб: как очень ехидно заметил Николай Петрович, взявшийся за строительство тамошней водопроводной системы, "поднимать воду на тридцать аршин без трубы сподручнее уж бочками водовозными".

Еще там генерал Николенко – по словам того же Драгомирова лучший сапер Империи – быстро-быстро строил восемьдесят четыре деревни для крестьян. Именно для простых нынешних крестьян, потому что там же строилось и шестнадцать деревень для механизаторов – как базы для машинно-тракторных станций. Васильев мне рассказал, что поначалу саперный генерал ругался страшно, но потом пообещал деревни вообще досрочно поставить. И это хорошо… вот только где быстренько взять тридцать тысяч крестьян для заселения этих деревень? Причем трудолюбивых крестьян: трубы-то там в землю не от скуки закапывались. И обязательно добровольцев.

Впрочем, пока крестьян найти несложно: в одном только Княгининском уезде совершенно безземельных крестьян было больше полутора тысяч семей, а уездов таких в стране… так что пару губерний слегка причесать – и наберутся крестьяне. Но это пока, а потом где народ брать? Колхозы-то только начали всерьез строиться… ладно, про потом и думать потом буду. А сейчас надо воду в степь доставить, чтобы нынешние переселенцы стали примером жизненного успеха.

Да, конечно, не все эти тыщщи верст трубопроводов сразу требуется выстроить. Хочется, конечно – но уж как получится. А пока нужно довести трубы хотя бы до строящихся там уже деревень… провести через все деревни – то есть хотя бы штук десять этих самых труб проложить. Что уже гораздо проще – но… Без "но" ведь сейчас в России ничего не обходится: трубы нужно сделать. Из глины, что упрощает. И обжечь – а для этого требуется топливо. Уголь – тот самый, которого либо нет, либо "на арбе возить"…

Впрочем, как раз здесь с углем проблем не было: разорившееся в прошлом году акционерное общество "Воскресенское", добывающее уголь в Экибастузе, было вовремя выкуплено всего за три миллиона рублей вместе с шахтами, баржами, пароходами и железной дорогой. Которая как раз почти к Павлодару и вела – вот только дальше уголь возить было не на чем. То есть летом можно по Иртышу, но сколько там этого лета? Так что место для "покорения целины" было выбрано не случайно, да и все "запасы к посевной" как раз на причалах и складах "Воскресенского" и хранились.

Но опять – даже с железной дорогой в сто верст "общество" было совершенно "локальным" источником столь нужного топлива, да и годилось оно только "для тепла" – для металлургии уголек был совершенно неподходящий. Так что деваться просто некуда, и полста тысяч воинов направились на прокладку дороги от Юрги на Кузнецк. Сначала – хотя бы до деревни Кольчугино, где уже работает шахта. Плохо работает, потому как возить уголек за пятьсот верст по великой реке Ине (шириной метров двадцать и глубиной в полтора – если в омуте измерять) в большом количестве не получается, а на месте его просто девать некуда. Ладно, получится – хоть узкоколейку до зимы положить выйдет, уже легче – однако у Истомина рельсов не бездонная бочка… И, кстати, Кузнецк – там же в моем прошлом Новокузнецк где-то рядом был? С большим металлургическим комбинатом, а значит там и руда где-то неподалеку должна быть? Вот только ее найти еще надо – а я, как на грех, даже примерно не представлял где ее искать. Но искать надо, и поэтому любой студент, окончивший второй курс геологических факультетов, мог этим летом легко заработать с полтысячи рублей. Просто за то, что отправится "в поле" что-нибудь искать. А уж если найдет – премии я пообещал разные, зависящие как от того, что найдут, а в большей степени от того, сколько найдут.

Должны найти. А пока находить требовалось только мне, и находить деньги. Много денег – но чаще все же то, что за деньги можно купить. Если продадут…

Гдава 33

Панталеон Панайотович оглядел комнату, в которую его втолкнули сопровождающие, и тяжело вздохнул. Он совершенно не понимал, почему он тут оказался – хотя и как он тут оказался, он помнил лишь урывками.

Всего несколько дней назад (и обидно сознавать, что даже неизвестно, сколько точно) он шел по ставшему уже почти родным Ейску. Внимание его привлекла стоящая на улице новенькая белая карета без лошадей – говорили, что врачебная, "Скорая помощь" называется. Слышать он о ней слышал, а увидел в первый раз – но тут же и понял, что говорил народ именно о ней: белый фургон на толстенных каучуковых колесах, с нарисованным на манер швейцарского флага крестом красным. И огромными окнами спереди…

Но долго смотреть на новое чудо техники ему не довелось: проходящие мимо две совсем еще юные девушки, бурно о чем-то спорящие, начали вдруг толкаться и одна, покачнувшись, стукнулась Панталеону в бок, да так неудачно, что тот от боли даже вскрикнуть не смог – так и осел на дорогу. То есть он подумал тогда, что случайно стукнулась, потому как девицы переполошились, на помощь звать стали…

Помощь пришла немедленно – из той же кареты "Скорой помощи", куда два дюжих молодца Панталеона и затолкали. Предварительно уложив – к чести сказать, очень аккуратно – на вытащенные из кареты же носилки. И лишь в карете он понял, что все это было неспроста – когда полный господин проговорил, обращаясь к стоящей у двери кареты девушке:

– Молодец, Вера, на "отлично" сработано. А теперь этот господин у нас немного поспит…

Проснулся Панталеон Панайотович уже в какой-то комнате, даже, скорее, небольшой квартирке. Вот только окно в ней не открывалось, да и стекло было какое-то… нестеклянно-теплое. И – как контрабандист в отставке очень быстро уяснил – очень, очень прочное. За одной дверью в комнате был ватерклозет, и даже ванна там размещалась, а за другой… Когда вошедшая девочка – новая, не из тех, что встретились ему в Ейске – вошла с подносом, уставленным всякой едой, он попытался узнать и это – но тут же понял, что даже ему – еще не старому морскому разбойнику – лучше сидеть спокойно: когда он лишь попытался, оттолкнув ее, выскочить за дверь, девочка так его пнула, что всякое желание снова попытаться выйти исчезло – а девица даже поднос не уронила. Поставила его на столик, пожелала приятного аппетита…

А через пару часов два уже парня "проводили" его сюда – на два этажа выше. Слегка подтолкнули, когда он задержался у двери, и закрыли эту дверь снаружи.

Ну да, комната как комната, пустая – то есть в ней никого не было. Панталеон так и стоял у входа, когда на противоположной стене открылась другая – замаскированная под книжные полки – дверь и вошедший молодой человек, с улыбкой посмотрел на стоящего у двери грека, и, садясь за стол, ехидно предложил:

– Может, все же сядете? Чего стены-то подпирать…

Уже усаживаясь в стоящее перед столом кресло Панталеон вдруг сообразил, что вошедший обратился к нему на испанском…

– Итак, – сказал молодой человек, как бы продолжая разговор, – мы имеем тут господина Муранова Пантелея Петровича, или Мекиониса Панталеона Панайотовича, холостого, сорока одного года от роду. Господин Мекионис владеет, если мне не изменяет память, шестью европейскими языками, так?

– Так. Не считая русского.

– Скажите, а имя Мухонина Петра Пантелеевича вам знакомо?

Бывший контрабандист понял, что тут его подноготную знают, очевидно, весьма неплохо: