Уроки ирокезского

– Вы все же редкостный нахал. Но тут вы правы: ваша корысть России полезна. И если вы насовсем переедете в Москву…

– Чуть погодя, все же к переезду нужно многое подготовить. А пока – есть еще одна небольшая проблема, финансовая.

– Вы же утверждали, что ни копейки…

– Не у меня, у России: уже в этом году только по зарубежным кредитам нужно будет отдать полмиллиарда. И я знаю, где их взять – но дарить я столько не готов. Тем не менее мне кажется, что мы с Коковцевым сможем решить, как все проделать без ущерба для Державы и без потерь для меня.

– Вы, гляжу, хотите все проблемы сразу решать. Не надорветесь?

– Опять повторю: мне нужна сильная Россия – чтобы защищать мои капиталы. Но положение сейчас у страны тяжелое – и в военном, и в политическом, и в финансовом смысле. Поэтому я готов стать – временно, конечно – скажем, кризисным управляющим. И вложить изрядно своих средств в свою же защиту. Вас такое положение дел устроит?

Такой "откровенный" разговор с царем я смог себе позволить только потому, что твердо знал: жандармерия и полиция (в лице Вячеслава Константиновича) сейчас уже меня полностью поддержит. После того, как я именными указами фактически "разрушил все министерство" (по словам фон Плеве), переведя почти сорок человек из него, причем некоторых даже "с повышением в звании", на другую работу. Например, на должность "краевого начальника жандармского управления" в быстро учрежденный Камчатский край…

Но как только Вячеслав Константинович узнал от меня о новых местах службы "повышенных в звании", наше взаимопонимание стало полным: ведь из министерства я убрал многочисленных любовников Великого Князя Константина Константиновича и теперь министр мог на освободившиеся должности набрать профессионалов. Великий Князь почему-то предпочитал заталкивать своим… влиянием данных граждан именно в Министерство внутренних дел, и некомпетентность в самом министерстве просто зашкаливала – а теперь появилась возможность работу наладить.

В принципе, и у других власть предержащих мое назначение особых возражений не встретило. Все же "дворянин Второй части книги" – это и в самом деле "лучшая кандидатура для непредвзятого расследования": не зря же Петр именно "служивых дворян" поставил впереди титулованных (то есть Пятой части) и сразу за Первой частью (то есть за прямыми родственниками царя). А как раз на "родственников" и "титулованных" в подобной ситуации положиться невозможно, так что выбор становится небогат. И "вполне естественно", что "выбран" был тот, кто себя успел проявить, к тому же тот, у кого не было никаких деловых или личных связей в кругах нынешней элиты – то есть "человек, непредвзятый по определению". А то, что он и в прочих областях себя "проявляет", так может это и неплохо? Но это лишь время покажет – время, которое я все же получил.

Поэтому и указ "О розничной торговле" никакого противодействия или даже "морального неприятия" не вызвал. В общем-то, подобные указы уже несколько губернаторов для своих губерний вводили, я же их "обобщил" на всю Державу и "слегка расширил". Простой указ: отныне скупка товаров в розничной торговле для целей перепродажи признавалась уголовным преступлением по всей России. Ну и, в "расширение" ранее принятых местных указов, теперь это касалось всех товаров, а не исключительно продуктов. Вроде бы мелочь, но впереди "голодный год" – и спекуляция продуктами может привести к печальным последствиям. А "не продуктами" – это чтобы лишних слов в Указе не писать. А какая от "расширения" получится польза, я себе уже четко представлял – в отличие от большинства нынешнего населения…

Кроме разговора с императором за несколько дней, проведенных в городке, я успел обсудить кучу технических вопросов с инженерами, а Камилла составила вместе с Суворовой очень агрессивный, я бы сказал, план "химизации народного хозяйства". Причем производство минеральных удобрений (по которому уже через пять лет Россия была должна превзойти все остальные страны вместе взятые) было в этом плане где-то на третьем-четвертом месте. А задачу более первоочередную Ольга Александровна обещала решить в ближайшее время – то есть сразу после того, как она вообще поймет что собственно я у нее попросил. Вообще-то я попросил ее решить "в течение ближайших лет пяти", но когда не то что путь решения, но и постановка задачи неясна, то лучше начать пораньше. И почему-то мне казалось, что Суворова справится…

Еще одно "царицынское дело" было сделано и поздновато, и совершенно волюнтаристски – я официально "закрыл" американское издательство: объяснил пайщикам, что мне теперь книги писать станет некогда. Думал, что они возмущаться станут, но "партнеры" довольно легко согласились продать мне свои паи по начальной цене в тысячу рублей за каждый. Ведь издательство и вправду в основном с моих книжек кормилось: немногочисленные, но все же случавшиеся попытки протолкнуть на заокеанский рынок других отечественных писателей закончились полным провалом. То есть "сыграли" только Антоний Погорельский и Гоголь – так что мои доводы оказались поняты и приняты, тем более каждый из пайщиков успел уже не по одному миллиону "заработать". Времени встреча заняла немного, но "авторитет канцлера" по крайней мере в Царицыне среди местной элиты заметно вырос: ведь что мне стоило просто издательство обанкротить и никаких денег не платить. Ну а то, что Бариссон это издательство давно желает выкупить за гораздо более солидную сумму – так мне он об этом пока ничего не говорил (поскольку и сам об этом не подозревал).

И таких "мелких" дел в Поволжье набралось дня на четыре работы с рассвета и до заката. Но хотя эти дни мы были загружены часов по четырнадцать в сутки, для меня по крайней мере это казалось отдыхом: я занимался тем, что умел и любил делать. А по возвращении в Петербург пришлось заниматься уже "тем, чем надо". Причем – с самого начала того, что надо – с новой системы управления страной. Для создания которой собственно и было собрано совещание.

Участники совещания расселись вокруг длинного стола, составленного из нескольких принесенных из ресторана "предметов мебели". За прошедшие с моего "вселения" недели из "Англии" уехали все прочие постояльцы (хотя некоторых пришлось и "поторопить"), так что никаких проблем с перестановками мебели не было. С самой мебелью были: роскошная меблировка гостиницы плохо подходила для создания деловой обстановки – но я особо по этому поводу не переживал, поскольку народ собрался неприхотливый. Однако настолько "разный", что с недоумением друг на друга поглядывал и в разговоры вступать не спешил: некоторые из них друг друга знали, но большинство с прочими встретились впервые.

Когда все расселись, я начал совещание краткой речью. Ничего специально выдумывать не стал: зачем, если все уже придумано до нас?

– Итак, господа, я пригласил вас для того, чтобы вы лучше поняли, в каком положении мы все находимся. Мы – это Россия, ну и вместе с ней все собравшиеся тоже, конечно. Возможно, ничего нового я и не скажу, но сказать, произнести вслух это я считаю необходимым: мы отстали от передовых стран на пятьдесят-сто лет, и с каждым днем отстаем все больше. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сожрут. Сожрут с потрохами и какашками. Какашек я жалеть не собираюсь конечно, но вот потроха мои мне очень дороги. Надеюсь, и каждому из вас свои потроха небезразличны, а потому мы обязаны бежать.

Собравшиеся внимательно смотрели в мою сторону. Именно в сторону: в глаза мне смотрели лишь Вячеслав Константинович и Слава Петрашкевич, причем первый – с любопытством, а второй – с ехидной улыбкой. Ню-ню, подумал я, сейчас мы улыбочку-то эту сотрем…