Цвет тени

— Ты не против, если я буду есть, пока ты читаешь мне мораль? С этой суматохой мне не хватает времени ни на что.

— Рей, зачем ты это сделал, — Альбрехт, избавившийся от своего дурацкого балахона, стал похож на самого себя — то есть, главу призрачного клана. В его голосе не было злости. Лишь бесконечная усталость и некое непонимание. Альбрехт хорошо знал своего воспитанника. Если тот делал глупости, то оправданные, сегодняшний же поступок остался за гранью понимания. Дразнить Совет — умнее не придумаешь. Им дай только повод снова отправить его с глаз долой.

— А почему бы и нет? — пожал плечами колдун, будто речь шла о каком-то пустяке.

Альбрехт поморщился, будто у него разом все зубы заболели. Ему очень не нравилось, когда Рейнольдс включал режим полного непонимания, совершив очередную дерзость.

— Не будь ребенком, будь добр!

— Мне же 21 год. Порой мне ещё положено вести себя, как ребенку, не так ли? — нагло ухмыльнулся парень. — Ты же часто говоришь мне, что я слишком серьезен.

— А в иной раз излишне легкомыслен. Рей, все чаще ты показываешь, что для тебя не существует авторитетов.

— Быть может, я — нигилист? — юноша чуть ли не носом зарылся в свой бокс. Эту привычку он выработал несколько лет назад, когда его пыталась отравить группа алхимиков, не терпящих любых полукровок. Тогда Рейнольдс потратил много времени, чтобы научиться определять запахи даже тех ядов, у которых от природы ароматов не было. Упорства ему было не занимать. Как впрочем и упрямства тоже.

— В этот-то и проблема, — Альбрехт достал сигарету. Теневые создания не брезговали плохими привычками. — Нигилисты долго не живут, мой мальчик.

— Их убивают за непокорность?

— Они сами себя убивают. Однажды им становится скучно и они, не огражденные никакими правилами, рискуют там, где нельзя. Так мы теряем в год по несколько действительно хороших магов.

Рейнольдс вспомнил свое падение — полёт с крыши небоскреба. Фраза Альбрехта случайность или он что-то знал о его небольшом эксперименте?

— Так почему ты так поступил?

— А он почему так поступил? — вопросом на вопрос ответил юноша каким-то удивительно глухим тоном. В первую секунду глава призрачного клана не понял, о чем спрашивал Рейнольдс, но внезапно заплясавший в глазах враждебный огонек подсказал ответ. — Ты спрашивал его, зачем он нарушает правила? Пытался остановить?

— Рей, что бы там не говорили, а твой отец любил её, — когда-то бесконечно давно, когда Рейнольдс не носил линий силы на руках и рос в Трансильвании вместе с вампирами, он попросил Альбрехта никогда не называть мать по имени. И мужчина старался считаться с просьбами своего воспитанника, зная, сколько боли на самом деле ему причинила и продолжает причинять необычная семейная драма, едва не разрушившая весь теневой мир. Ребёнок, родившийся на руинах.

— Может быть, — едва ли не впервые в жизни, парень не стал спорить с наставником. Оттолкнув коробку с остатками уже остывшей лапши, он посмотрел куда-то в небо с самым скучающим выражением лица. — А вдруг у нас это семейное — влечение к запретным спутницам? М? Что ты тогда скажешь?

Альбрехт понимал, что Рейнольдс просто его провоцирует. Уводит от темы. Не желает оправдываться, объясняться, раскрывать планы. Сам себе на уме. Волк-одиночка, как и его отец. Остается лишь надеяться, что всякий его поступок имеет логическое объяснение, как бывало у великого Ратценберга.

— Я не позволю тебе повторить его ошибок в таком случае.

Юноша улыбнулся и лед в его глазах треснул.

— Знаешь, почему с тобой приятно вести беседы? У тебя всегда нестандартные ответы. Другой бы на твоем месте уже волосы себе рвал, посчитав, что я влюбился в музу и собираюсь жить с ней долго и счастливо, но ты же… Высший пилотаж, Альбрехт. На самом деле, паниковать нечего. Никакой любви, генетической склонности к глупостям и даже желания позлить Совет. Ладно, — уловив, как брови наставника недоверчиво поползли вверх, он слегка изменил свою версию. — Может быть, совсем чуть-чуть, уж больно напыщенно вы все там выглядите. Так вот, я просто хотел нормальных условий, не более. Потому что отправлять колдунов на такие задания и не позволять находиться рядом, когда охоту ведет человек, все равно, что отправлять нас на охоту в темную комнату завязав глаза. Бессмысленно.

— Что ж, ты их переубедил.

«И себя тоже», — мысленно добавил Рейнольдс. Больше никогда он не прикоснется к музе. Никогда. Ни за что. Это станет его золотым правилом.

— Хотя твои методы…

— Победителей не судят.

— А зря. В иной раз мне тебя стоит наказывать, а не выгораживать.

— Ради всего святого, Альбрехт! — колдун вскинул руки в воздух. — Меня наказывает жизнь. Каждый день. По несколько раз. Я как самый непослушный ребенок.

— Ты недоволен своей жизнью?

Рейнольдс посмотрел на своего наставника с долей удивления.

— Я был бы недоволен, если бы я был самым обыкновенным парнем и внезапно на меня с неба свалился какой-то полоумный в средневековом балахоне и ошеломляющей новостью, что я — маг и спасение целого мира зависит от меня. Но ведь этого не было. Меня вырастили воином-защитником, так с чего мне жаловаться? Я просто констатирую. Не более.

— Раньше ты никогда не констатировал таким тоном, — заметил Альбрехт.

Рейнольдс, покачивающийся на стуле, скрестил руки на груди. Его глаза вновь сковало льдом, будто температура вокруг резко упала градусов на пятьдесят. Вот только что живое серебро бурно кипело и враз застыло, превратившись в идеальное зеркало.

— Возможно, раньше неразберихи было меньше. Я — защитник, а не детектив, но мне приходится играть и в него, ведь меня никто не хочет слушать. Вот и всё. Кстати, я видел Хильду сегодня.

— Как-то незаметно, — хмыкнул Альбрехт. Ни единой царапины от её ядовитых когтей. Ни единого ожога. Ни-че-го.

— Тем не менее, она приходила. Видимо, у них скучно в Хаосе, так она выскочила на пару минуток поболтать. Они боятся, Альбрехт, — тон юноши изменился. Из равнодушно-насмешливого, он стал серьезным. — Боятся, не меньше нашего.

— С чего ты взял?

— Я не первый год знаю Хильду. Научился читать между строк, — меньше всего Рейнольдсу хотелось, чтобы его сейчас тащили на очередной сенсационный допрос. Хватит с него на сегодня Советов. Он принял решение и не о чем здесь болтать.

— Плохие новости.

— А когда они бывают хорошими? Никогда. Только не у нас. С другой стороны, у нас есть зацепка. Нужно лишь узнать, кто ещё, кроме химер, может подчинить себе Тени Хаоса. Это даст шанс двинуться дальше, потому настоятельно рекомендую Совету перестать пристально наблюдать за мной и заняться делом. Серьезно, Альбрехт, меня утомляет. Они смотрят на меня не так, как ты. Они видят во мне преступника.

Альбрехту нечего было ответить. Они оба знали насколько Рейнольдс прав. Возможно, он завоевал бы однажды их доверие — ведь ним спасено столько жизней, однако желание делать всё по-своему не добавляло ему баллов. Один из самых способных колдунов заочно числился в списке потенциальных врагов теневого мира под номером один. И всякий раз, когда кому-то грозила опасность, именно его первым вызывали на допрос.

Единственной причиной, по которой его не держали в тюрьме постоянно, связав силы, были его выдающиеся заслуги.

— Знаешь, мальчик мой, я пришел сюда не донимать тебя вопросами — слишком много людей делают это и без меня. Я хочу дать тебе один совет. Разберись в себе. И тогда твои метания прекратятся.

— Я никогда не запутывался. Я — Призрак. Тот, кто стоит между миром людей и Хаосом. Колдун, поклявшийся защищать баланс до последнего вздоха.

— О, я совсем не это имел в виду.

Альбрехт потянулся к своему блокноту, который во время разговора лежал на столе. Серый. Неприметный. С сотней различных теорий, загадок и чужих секретов. Рейнольдсу казалось, что там, на обычных бежевых листах четким почерком написана формула, с помощью которой отцу удалось сохранить ему жизнь. Ответ на давно мучавшую тайну, ведь всем известно, что создания Хаоса не могут долго пребывать в этом мире. А ему это удается вот уже двадцать один год. Без алхимии здесь явно не обошлось.