Цвет тени

— Странные дела творятся, Ратценберг, — заметила Хильда, неторопливо попивая кофе, — музы и колдуны теперь парами ходят.

Ах вот в чём причина того, что она баюкала свои когтистые лапы несколькими минутами ранее. Видимо, свет муз для созданий Хаоса был не менее опасен, нежели их тьма для вдохновительниц. Любопытный факт.

— А Тени с людьми союзничают, — в тон валькирии ответил Рейнольдс.

— В любом мире есть отступники, сладкий, — тяжело вздохнула Хильда.

— То есть, вы хотите сказать, что не имеете к этому бардаку никакого отношения? Вот даже так?

— Ни малейшего понятия не имеем, что у вас тут за чертовщина. Но то, что она идет нам на пользу, лгать не буду. Это ведь так удобно — кто-то делает всю грязную работу за нас. В кои-то веки.

Если она и лгала, то на удивление искусно.

— И ты думаешь, что вам так просто дадут воспользоваться плодами тяжкого труда?

Кофе без сахара приятно бодрил. Странный разговор, ой странный. И совершенно непонятно, куда он в результате приведет.

— Посмотрим, — змеиные глаза валькирии нехорошо блеснули. Теперь Хильда была более похожа на себя. Смяв стаканчик из-под кофе, вновь вздохнула. — Тебе не надоело сражаться с ветряными мельницами, Призрак? — неожиданно спросила она, барабаня когтями по кирпичу. — Тратишь силы, а врагов только больше. Этот мир скоро падёт. Не кажется ли тебе, что пора вернуться туда, откуда ты родом.

— Хочешь сказать, что все неприятности минуют Трансильванию? — невинно поинтересовался Рейнольдс.

Если бы сейчас вдруг появился Совет полным составом и сообщил ему об окончании непонятной вражды с музами, он бы и то удивился меньше. Мир Хаоса протягивал ему руку для перемирия? Предложение дружбы звучало из уст его злейшего врага? Они там в своем уме, интересно, или нет? Неужели химеры думали, что он станет пожимать эту когтистую лапу? С тем же успехом могли бы подослать кого-то из сестриц матери.

Хильда склонила голову. Она знала, что колдун все прекрасно понял.

— В любом случае, я никогда не бегу от битвы.

Валькирия резко царапнула кирпич. Черные искры полетели во все стороны. Сволочь! Чертов дипломат! Играет в непонимающего и одновременно отказывается от величайшей чести. А ведь она предупреждала химер, что можно присмотреть кого-то менее дерзкого.

— Сумасшедший! — прошипела она, не скрывая злобы. Валькирии вообще не отличались стабильностью в настроении. Особенность породы. — Никакой битвы не будет. Мечтаешь оставить свое имя в летописи грандиозного сражения? Глупец. Мы просто раздавим вас по одному, когда вы лишитесь всех своих сил.

Её речь не произвела на Призрака ровно никакого впечатления. Он потряс ладонью, будто у него заклинило сустав. Татуировки тут же приобрели цвет тока. Рейнольдсу даже показалось, что их цвет чуть более светлый, нежели обычно.

Естественно, он не собирался ввязываться в очередную драку сегодня, хотя бы и потому, что в их с Хильдой ненависти право первого шага принадлежало валькирии по негласному соглашению. Враждовать тоже нужно по правилам. Но на всякий случай лучше быть готовым к внезапной атаке — кто знает, с какими указаниями она пришла к нему? Обычно свидетелей столь опасных предложений не оставляли.

— Я не убью тебя прямо сейчас, нет, — все тем же свистящим шепотом заверила врага валькирия, подбираясь ближе, — о, нет, я не настолько милосердна, сладкий. Я позволю тебе наблюдать за тем, как ваши силы иссякают… каждая секунда твоих страданий станет для меня истинным наслаждением… а затем я уничтожу тебя самым мучительным из известных мне способов. Бессильного, разбитого, потерявшего всё…

— Видишь, почему я не могу принять предложение от… родственников? — Призрак усмехнулся, — не хочу терять такого замечательного врага, как ты. Ведь кто ещё будет одаривать меня столь лестным вниманием?

Хильда взмахнула рукой. Мигом раскалившиеся когти нацелились на шею колдуна, но Рейнольдс, отлично выучивший урок в прошлый раз, выставил ладони вперед с уже заготовленным защитным заклинанием.

Едва их магии соприкоснулись в воздухе, грянул гром. Вспышка, как от гигантского фотоаппарата, заставила Рейнольдса зажмуриться, а валькирию отбросило назад, словно взрывной волной. Сделав несколько невольных кувырков, она упала на кирпичи. Кашляя, Хильда села на счесанные при приземлении колени. Её взгляд мог бы отравить Рейнольдса, если бы он вздумал сейчас сделать вздох поглубже.

Призрак часто моргал, поскольку яркость секундной вспышки продолжала перекрашивать мир в черно-белые цвета. Он хотел спросить «что, черт побери, произошло?», да не у кого, ибо Хильда выглядела настолько же пораженной. Она пристально рассматривала ладонь, которой замахнулась на врага.

«Да уж, самое время заняться хиромантией», — подумалось Рейнольдсу. Он стал яростно тереть глаза кулаками. Детство в Трансильвании и бесконечные тренировки сделали свое дело — если солнце не причиняло ему никакого дискомфорта, то излишняя яркость могла его временно дезориентировать. Дитя Ночи. Со всеми плюсами и минусами.

— Любопытно… — едва слышно пробормотала она, — очень любопытно.

Кажется, падение слегка охладило пыл валькирии. Отряхнувшись, девушка поднялась. Подошла к краю крыши и расправила свои крылья. Уже сделав один шаг над пропастью, Хильда развернулась. Подняла ладонь. Рейнольдс увидел, что вся ладонь обожжена, чего по всей логике теневого мира быть никак не могло. Защитные заклинания работали по-другому. На то они и защитные, а не боевые.

— Забавно выходит, сладкий… это не ты защищаешь её… а она оберегает тебя… — и, оставив Рейнольдса делать выводы из услышанного, она рухнула вниз, чтобы через секунду взлететь и раствориться где-то в Хаосе.

— Я, наверное, кем-то проклят. Ну, что за кавардак, а? И кто сказал, что в благодарность за хорошие дела случается только приятное, — Рейнольдс подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Река из желтых такси неспешно плыла по улицам.

«Когда-то ты упадешь….» — явственно прозвучал в голове голос Альбрехта, ненавидевшего высоту. Видимо, потому что знал насколько больно падать, ведь не бывает ненависти без причины. Только не у колдунов.

— Будет повод научиться летать, — повторил свою недавнюю фразу Рейнольдс, ощущая — время наступило. Мир разрушался, почему бы не попробовать? Вдруг, Хильда права? Вдруг магия исчезнет? Кто знает, возможно, однажды от необходимости ступить в пустоту будет зависеть его жизнь, так почему бы не сделать маленький эксперимент? Жизнь — она слишком непредсказуема, никогда не знаешь, что пригодится — лезвие на шее, любовь к лакрице или же умение летать. — Geronimo! — задорно крикнул Призрак и, оттолкнувшись…. нет, не прыгнул…. нырнул, как профессиональный пловец, делавший подобное сотни раз день за днём.

У него не было чёткого плана. Так — только идея и дерзость, граничившая с сумасшествием. Идея, в реализации которой Рейнольдс несколько… сомневался. Однако, всякая игра имела ставку. Жизнь представлялась ему в образе крупье и колдуну нравилось с каждым разом отдавать ему все больше и больше фишек, на которых было выбито слово «риск».

Отдаляющееся небо и окна небоскреба… ликующий смех ветра в ушах… вкус свободы на губах…

Не бывает лучше… и опасней.

Никому не дозволено бессмысленно рисковать, когда на тебе — высокая миссия, но это правило — не Совета, а родного отца — нарушено. Словно оборвалась цепь, которая вечно тянула на дно озера, где притаилось в иле чувство вины. Словно наступил тот самый последний день, когда можно всё. Словно он обрел мир, позволив себе запретное. Хоть ненадолго. Всего на несколько секунд, растянувшихся, тем не менее, на целую жизнь. Самостоятельную от привычной.

Асфальт — влажный и блестящий от недавно прошедшего ливня — приближался, а значит, эксперимент пора прекращать. Колдун взмахнул руками — не для того, чтобы взмыть ввысь, нет, увы, не дано ему летать. Ткани реальности болезненно заскрипели, как всякий раз, когда теневые создания разрывали их для перемещения. Однако, Рейнольдс перемещаться не стал. Цепляясь пальцами за хрупкую, доступную только избранным реальность, он стремительно замедлял свое падение, оставляя после себя глубокие царапины на грани двух миров.