Ишемия

- Откуда ты знаешь, может я и хожу к психологу, просто сегодня не сложилось из-за того, что двое самовлюбленных мужчин решили поторговать мною.

- Если бы ты ходила к психологу, ты бы не была так разбита. Мне не нужно просить тебя снять очки, чтобы видеть, что под ними. Не глядя на твои зрачки, я знаю, что ты просто нервничаешь так сильно, что принимаешь тразадон уже не в тех дозах, что рекомендовал Кардо. И мне даже не хочется представлять какую поддельную дрянь ты покупаешь на улице, поскольку рецепта у тебя нет. Заметь, я даже не спрашиваю, мешаешь ли ты это всё с Прозаком, а судя по твоей повышенной раздражительности, - да. Так и есть, правда?

- Я, кажется, не на приеме, - нахмурилась Рей, таким образом давая Бену утвердительный ответ. Но он и без этого все понимал. Прозак был популярной “таблеткой хорошего настроения” для тех самых заебанных, кто не хотел садиться на наркотики. Продающийся под сотней названий спасительный антидепрессант уже давно превратился в бич современного общества, которое игнорировало инструкцию по приему препарата. Бен не был удивлен, что Рей добавила в свою жизнь ещё и эти зелено-белые капсулы.

- Только вот проблема, молекула флуоксетина** - ингибитор изофермента CYP3A4 цитохрома Р450, а тразодон тем же изоферментом разрушается, - он не заметил, как быстро перешел на привычную терминологию, которая всегда делала его уверенным, сильным, - потому ты не только травишь себя, доводя до неврозов, а ещё и эффект не получаешь позитивный. Я это все уже видел, Рей. Даже абсолютно здоровых людей это доводит до клиники. Прекращай, - он уже сто раз проклял себя за то, что в тот сентябрьский день, сидя в аэропорту, уговорил Кардо выписать Рей таблетки. Вот она на них и подсела, мешая одно с другим. Ведь все всегда верили в таблетки. Это же проще. – Знаешь, сколько людей шагнуло в окно от таких лечений?

- Бен, хватит. - Рей покачала головой. У неё не было суицидальных мыслей. Ни разу в жизни. Даже сейчас, когда ей казалось, что она стоит у того самого распахнутого окна. Стоит мокрыми ногами на подоконнике. Как бы ни было плохо, Рей держалась за раму изо всех сил и не собиралась делать роковой шаг.

- Я просто беспокоюсь, Рей, вот и все. Я же, блядь, врач. Давай договоримся. Начнем сначала, а? Ты выбросишь все это уличное дерьмо, а я привезу тебе нормальный тразадон, пропьешь его правильно, без Кир Рояля и трех чашек капуоранж за день. Тебе же будет лучше, увидишь.

Рей задумчиво посмотрела на злого Бена. Он сердился, его профессиональную гордость задевала её прирожденная глупость, а она безумно нервничала даже сейчас, потому что не ощущала себя достаточно комфортно рядом с ним. Бен говорил, насупив брови, даже не понимая, что без таблеток ей не протянуть, поскольку ей здорово доставалось и от Ункара, и от графика, и от самой себя.

Конечно, так утверждать было слабостью, но она и не пыталась быть сильной наедине с собой. Она издергалась, измоталась. Ей казалось, что на каждом интервью или фотосете её улыбка все более наиграная, глаза все более её выдают, а он тут рассказывал о возвышенном. Конечно, он тоже не жил на сахарном облаке, вон синяки под глазами какие от усталости, да и груз ответственности был побольше, чем у неё, но он хоть сам за себя принимать решения мог, а она – нет. Она задыхалась в своем рабстве, в навязанном ничтожестве, в грязи, и лишь те часы, которые ей удавалось проводить с Кайло Реном, наполняли жизнь смыслом. А таблетки выручали, когда она отрывала себя от ноутбука и окуналась в свою “счастливую” жизнь.

- Да, хорошо, пришли курьером таблетки, буду благодарна. Только не приезжай сам, ладно?

Бен осекся. Не то, чтобы таблетки были предлогом попасть к ней в квартиру и забраться под юбку, но приглашение на чай он определенно ожидал. Ведь Рей так и оградилась от него. Не отвечала на звонки, её никогда не было дома, когда он приезжал. Как же ему ещё было с ней увидеться? Чего она хотела от него? Как ему было проявить себя, если она оставалась за закрытой дверью?

- Хочешь позавтракаем? – вдруг предложил мужчина, когда Рей уже докуривала. Он знал, что его ждут на консультацию пациенты, но не хотелось, чтобы она уехала.

- Нет, я не голодна, спасибо, - очень ровно ответила девушка. Она просто хотела, чтобы он её оставил побыстрее, потому что не могла взгляд от него оторвать. Не могла и одновременно боялась, что, если впустит его, он снова ударит, а ударов и без Бена Соло сыпалось немало. Пускай бы просто ушел и остался хорошим, почти незапятнаным эпизодом. Таких у неё не много насобиралось. – Что-то ты не спешишь уезжать, Бен. Ждешь, чтобы посмеяться, когда у меня машина не заведется?

- Рей, я устал, – признался мужчина, потирая глаза, которые были словно песком засыпаны. Он устал, хотел спать, но у него ещё столько дел… И консультация, и операция, и представители министерства здравоохранения имели к нему вопросы. Сейчас, когда она стояла, вся покрытая своими шипами, пытаясь не поскользнутся на льду, Бен понимал, о чем говорил ему Кардо. Что значит, когда не тебя поддерживают, а ты должен поддержать. И никак не мог понять, как и с какой стороны поддерживать-то, если тебе ни с какого боку не рады. - Хватит огрызаться на меня. Я не враг тебе. Я просто по тебе скучаю и пытаюсь выиграть хоть немного времени, пока ты снова не включила режим игнорирования.

Бен видел, что она снова собирается ответить ему что-то резкое и ощутил прилив нежелания слышать это. Крепко сжав девушку за плечи, он, не спросив, поцеловал её. Как будто пытаясь вдохнуть в обоих немного жизни и энергии. Придать себе немного сил, чтобы стоять на льду и дальше во всех смыслах.

Рей, немало изумленная его порывом при свете дня, видела, что он от наслаждения даже глаза закрыл и как-то поменялся в лице. Дернулась, пытаясь сбросить с себя его руки, но держал Бен крепко. Его попытка выиграть время выглядела весьма тиранично. И так хорошо, хорошо же. Ласково. Целовал он, не пробуждая желание или страсть, а словно снимая с неё усталость, злость. И Рей ощущала, как от этого прикосновения она начинает сверкать как золотые девушки на полотнах Климта, и мир наполняется яркими красками. Но так неправильно всё это. Забавно, конечно, считать один поцелуй неправильнее, скажем, секса в шатре, когда они оба были безымянными друг для друга, но сейчас все было сложнее. Больше не незнакомцы, но так же далеки, по сути. И этот поцелуй был интимней всего, что между ними происходило. Он проникал в душу, а душа сопротивлялась. Испуганная и забитая многими, включая Бена, душа больше не хотела даже этого. Даже ласки. Потому что в результате все равно её обманут и выбросят. Разрежут в клочья. Этого она больше не сможет вынести. Она и так сильно сдала уже.

А Бен целовал девушку, зная, что поступает ужасно-ужасно неправильно, но ведь сегодня утро такое, чтобы делать ошибки. Зная, что Кардо снова будет закатывать глаза, а Рей примет это за ублюдочный рывок собственника. Но для него это был момент его нежности. Он скучал. Он был влюблен. Он не знал, как ещё проявить это чувство. Он знал, что она просто уедет. Он не был очень уж великим специалистом по любви, как выяснилось.

На вкус губы Рей на морозе были как лимонный сорбет, который он в детстве покупал. Лимонный сорбет и кофе. И их поцелуй имел привкус кофе, который любит тот, другой мужчина из ее прошлой жизни. И пахла она теми духами, которые создал ещё один мужчина, создал специально для нее. В общем, в ней было все от кого-то, только не от него.

Вдруг, в момент непривычной нежности, которая была такой личной, Бен ощутил, что абсолютно несчастен в этот миг.

Да и Рей была отнюдь не рада, ведь она не ответила на поцелуй. Просто застыла, словно статуя.

Бен отстранился. Это чувство, осознание так оглушило его.

- Ну, теперь можешь ударить, только осторожно, не сломай руку, - протянул он, видя как рука Рей рефлекторно сжимается в кулак.

- Ну я же не истеричка давать пощечину за поцелуй, не маленькая же, - пробормотала Рей, немало ошарашенная той нежностью, с которой на деле ее поцеловал Бен, и его потемневшими то ли от гнева, то ли от разочарования глазами. – Просто не делай так больше. Мне не нравится то, во что ты играешь, Бен Соло. Не нравится. – что-то внутри, в сердце, так нехорошо болело, вертелось, кололось, словно еж. Лицо горело. Глаза, к счастью, спрятанные, горели. Пальцы дрожали. Один поцелуй, а столько… боли. Потому что такими поцелуями давали надежду или просили о ней, а Рей не верила больше таким словам.