Ишемия

За весь вечер Рей не повернула головы в сторону Бена Соло, сидящего за соседним столом и бесцеремонно рассматривающим её с мрачным интересом собственника. Кем он себя возомнил? Сомсом Форсайтом, что ли? Так у неё уже был рабовладелец, хватит.

- Килиан, я сейчас просто упаду.- неожиданно сказала девушка, когда они с мужчиной танцевали, и ей резко перестало хватать воздуха, уже совсем не образно. В глазах потихоньку начало темнеть. Она крепко вцепилась в плечо парфюмера, но, вот ирония, улыбаться не перестала. Её роль была как спасательный рефлекс.

- Позвать твоего врача?

- Нет, только не его, пожалуйста, просто… проведи меня на воздух.

- О, милая, я проведу тебя к отелю. Все равно мне скоро нужно улетать, и пора это сборище покидать, пойдем.

В момент, когда они выходили, Бен, отчего-то развернулся и увидел, как красивая – действительно, красивая – пара покидает зал. Рука Килиана была у Рей на талии, он что-то шептал ей на ухо, и Бен помрачнел. Да что же эта девчонка творила? Почему отдавалась ему, а потом просто разворачивалась и уходила с другим? Неужели ей было настолько все равно, под кого лечь?

Мужчина допил коньяк. Что ж, да, она ему об этом говорила на Гавайях, что отношения – не её история, только развлечения,не больше. Быть её развлечением ему не нравилось. Определенно, нет. А все же сердце странно сжалось. Сжалось и будто застыло, и теперь, каждый раз, когда мужчина дышал, вдохи причиняли боль, как будто Рей вогнала туда какую-то занозу, и без хирургического вмешательства ее теперь не достать.

Вся ситуация с Беном спровоцировала у Рей новый приступ головной боли. А может виной было то, что во время секса она неоднокрасно ударялась затылком о стену. В порыве страсти Рей не ощущала боли, но, возможно, именно те пару соприкосновений затылка о кирпичи стали катализатором боли. В любом случае, ишемия уложила её в постель на сутки и не позволила девушке улететь в Нью-Йорк из Бордо утренним рейсом. Ей казалось, что это не болезнь, нет. Сидя ночью на холодной плитке, вся покрытая липким потом, Рей думала, что её тошнит от отвращения к себе. До чего же она мерзкая. Никчемная. Никудышняя. Принимая свою боль и одиночество как расплату, девушка жалась к плитке лбом, ища прохлады. И сжимала кулаки. Что-то новое просыпалось в ней. Как Бен познал ревность в тех подвалах, так Рей начинала ощущать в себе какое-то новое чувство. Не менее темное, нежели злость ревнующего мужчины.

Бен же, обрадовавшись пустому месту в бизнес-классе рядом с собой, даже не подозревал, кого мысленно благодарит за опоздание. Он был не в настроении вести с кем-то беседу во время перелета. Настроение было отвратное и мерзкое.

Как у человека, сердце которого разбили. И он никак не понимал, что это он разбил сердце девчонки, которая протянула его мужчине. Человек, который никогда не пытался понять других, не задав самый важный вопрос Рей, уничтожал теперь своей бескомпромиссностью их обоих, причиняя страдания как Рей, так и самому себе.

Внезапно, он, ищущий спасение от мрачных мыслей в работе, с любопытством погрузился в письмо Кардо. Там были снимки МРТ какого-то человека. Снимки почти точь-в-точь повторяющие снимок Рей. Бен вздохнул. Снова энцефалопатия.

Кардо был лаконичен. Предлагал другу прооперировать своего пациента.

Бен отложил планшет, пересел на место Рей, не зная об этом, и смотрел, как самолет возносит его в небо. Сердце все по-прежнему ныло. Дышать было все так же тяжело. Чувства приносили боль. Бен знал это. Видел каждый день в своей больнице, когда после смерти одного, в слезах умирали и другие. Морально, конечно, но умирали. Потому никогда не хотел этого себе, но Рей не спрашивала. Она ворвалась в его жизнь с бокалом Кир Рояля и перевернула в ней все.

О том, что при ишемии мозга операцию было сделать возможно, он знал. Конечно, знал. Операция на сосудах, которая позволяла нормализовать кровоток в мозге. Сложная. Ювелирная. Операция, которую он никогда не делал, потому что такой вид вмешательства допускался только при опухолях или черепно-мозговой травме. Бен знал, что согласиться на очередной эксперимент, значило переступить через свою клятву врача. Потому что делать операцию на сосудах на человеке с диагнозом Рей - это понимать, что он использует больного ради того, чтобы посмотреть, сможет ли он справиться. Так было нельзя делать, нет, нельзя. Это было ублюдством высшей степени.

Но Кардо подкинул этот вариант, и Бен уже ничего не мог поделать. Он был готов. Конечно, он это сделает. Если есть хоть маленький шанс. Знал, что эта неудача, если ничего не выйдет, не отпустит его до конца дней, но ему нужно было попробовать. Нужно. Но кем он станет после этого? Кем? Будет ли иметь право оставаться доктором?

Как бы мужчина ни злился, Бен знал, что безумно влюблен и, отпуская это чувство, вел себя к полнейшему краху. Чувствовал себя так, будто летел с безумной скоростью по шоссе, и внезапно отказали тормоза, а это всегда заканчивались плохо. Ему ли, нейрохирургу, не знать.

Бен, отказавшись от предложеного алкоголя, задумчиво посмотрел на свои часы. Расстегнул их, снял, покрутил в руках. Сзади шла надпись “Для Энни. Твоя Падме”. Мужчина косо усмехнулся, вспомнив такую грустную и красивую историю, случившуюся в его семье. Подумал, что, чем старше он становится, тем больше он брал от деда. Вот и эта история с Рей. Проклятие. Да все же повторялось. Колесо Фортуны крутилось. Даже вертелось.

Мужчина закрыл глаза.

“Regnabo, Regno, Regnavi, Sum sine regno******” - повторял он про себя, как мантру. Где он сейчас. На каком обороте? И, главное, где он будет, когда прооперирует того, второго человека? Что-то Бену подсказывало, что останется он без своего царства. Без призвания. Без ничего. Но остановить колесо он уже не мог, слишком сильно Рей все расскачала вокруг.

*LVMH - Moët He

** cave – чаще всего – винный погреб, парадиз, – самые заветные погреба, где хранится элитный алкоголь

*** vieillissement – старение коньяка. Для вина французы используют другой термин – élevage (вызревание). Не путать.

**** - здесь мы продолжаем обыгрывать сиротство Рей и её любимую книгу «Правила дома виноделов», в которой персонаж однажды стоял на ферме и читал «Правила дома сидра» для сезонных работников

***** - кровавые винтажи – обычно говорят о вине, виноград которого собирался в период Первой Мировой войны.

***** «Я воцарюсь – я царю – я царил – я ныне без царства». Если вы слушали “Кармину Бурану” - то поймете откуда выросли ноги, ведь композиционная структура во многом основана на идее вращения Колеса Фортуны. Данная надпись была изображена на первой странице Burana Codex

Фуф,

мы это выдали и не захлебнулись от эмоций (ладно-ладно, немного захлебнулись. У автора на последних страницах так заклинило сердечную мышцу, что до сих пор не отпустило, а бета, наверное, выпила литра два ледяной водички))

Если без шуток, поведение Бена, пусть грубое и злое, нам прямо очень понравилось. И да, может, он не прав, но между этими двумя есть все, кроме доверия, потому их додумывания ситуаций весьма логичны. И знаете…ревность - ведь такое слабо контролируемое чувство, если кроет, то кроет.

Не могу не добавить, что в этой главе я выпустила джина из бутылки, то есть, свою первую алкогольную любовь. Коньяк в моей жизни был раньше вина, и мне было ностальгически вспомнить вкус, цвет, запах, Дом Хеннесси (хотя я, как и Бен, всегда отдам предпочтение Курвуазье). Да, тот Хеннесси в силиконе - не выдумка под Рей. Такая лимитка правда выпускалась в 2015 году, и у меня даже осталась одна в запасе. Чудная тема для девочек.

Надеемся, эта главы вызовет у вас такой же шквал эмоций, как и у нас. Отличных выходных и до встречи во вторник;)