Ишемия

Неожиданно Бен остановился. Нахмурился.

Из приемной их ведущего невролога вышла знакомая девушка. Вышла и села на диван. Скрестила ноги и стала вяло перебирать бумажки с направлением. Бен смотрел на неё во все глаза.

Это же та самая девчонка с отпуска. Писательница. Рей.

С отпуска – безумного, жаркого, потрясающего – прошло уже четыре месяца. Наступил сентябрь. Загар давно смылся. И воспоминания о девчонке, сумасшедшей и притягательной, уже слегка померкли. В первый месяц Бен вспоминал о Рей частенько, особенно по ночам, – он хотел её, своё сногсшибательное воспоминание, но затем за огромным количеством работы Бен уставал настолько, что едва дотягивал ноги до кровати, если приезжал ночевать домой. Было не до игривости. Его дни стали жарче, чем на Гавайях, но не из-за безумного секса или температуры раскалённого асфальта. Просто мир как с катушек слетел, и ему слишком часто приходилось надевать свою «маску супергероя», как называла это Рей. Супергероя, который никого, блядь, не мог спасти. Будто он был обречен до конца жизни просто оперировать аневризмы, не оставив после себя чего-то более значимого.

Всё, что Бен сделал – это подписался на писательницу в инстаграм. Импульс, не более. Просто ждал рейс и листал ленту. Он не был особо активным пользователем, не умел красиво фотографировать, однако специалист по внешним коммуникациям его клиники просто плешь проела, и потому Бен таки имел профиль, который сам не вел. Он был словно его онлайн-кабинет, где чужой человек писал утвержденные им тексты, однако порой мужчина заходил читать других врачей, за которых, он был уверен, тоже писали другие.

И вот, в ожидании задерживающегося из-за грозы самолета, вдруг понял – он ещё слишком в отпуске, чтобы читать коллег, потому нашел её невозможно яркий, режущий профиль с миллионами подписчиков. Красивые снимки его не заинтересовали – ему показалось, что ретушь не передавала суть той чокнутой девчонки, но сторис, если подбрасывались, иногда смотрел. Потому знал, что всё лето писательница провела в мировом пресс-туре со своей книгой «Тысячелетний Сокол». Порой, когда был очень уставший, тупо листал инстаграм, даже смеялся вслух от её коротких видео, где Рей без прикрас делилась каким-то нелепостями. Да, кратковременный роман закончился, больше девчонка не могла удовлетворить его, но её естественность и заразительный смех в какие-то особо трудные моменты вдруг снимали немного усталости.

Порой Рей с другого конца планеты, обращаясь ко всему миру через свой смартфон, веселила его так сильно, что он порывался позвонить… но ни разу все же не насмешила настолько, чтобы он передумал. Бен одергивал себя. Эта девчонка потребовала бы слишком много сил в реальной жизни. И, скорее всего, он тоже уже выветрился из её памяти, как коктейль Кир Рояль, выпитый слишком быстро. Как по пляжу сложно ходить обутым, так невозможно курортный роман вплести в рамки напряженного жизненного графика. Напряженного у обоих частей уравнения.

Но вот она здесь. В его клинике. Как негативный эффект от тяжелого тура, который был частью её профессиональной жизни. Да Рей и сейчас, наверное, заехала сюда в такую рань, потому что торопилась на какую-то встречу. Слишком часто смотрела на часы и стучала ногой. Её короткое платье было чересчур оранжевым и агрессивным для семи утра, а макияж – слишком ярким, видно, что над лицом Рей работал визажист. Это было забавно. Когда человек приходил в больницу так рано, как бы хорошо и красиво он ни был накрашен, этот визит всегда стирал краски, обнажал. Потому что просто так никто сюда не приходил в семь утра. Вот она, красивая жизнь.

У Бена было много клиентов, которые заботились о здоровье между совещаниями. Надеялись по-быстрому расправиться с мешающими проблемами и часто верили – взрослые, умные люди, - что на второй день после операции на мозге смогут вернуться в свои офисные кресла. Или на сцену. Или…к писательской карьере?

Что же у неё в голове? Простой невроз? Депрессия? Опухоль, размером с горошинку, которая уничтожит красоту и дерзость за пару лет? Неожиданно Бен вздохнул, поняв, что не хотел бы, чтобы эта девчонка попала к нему на стол. Он не был сентиментален. Четыре года назад, ещё в Лондоне, спокойно оперировал свою тогдашнюю барышню, с которой встречался. Рука не дрожала. И сейчас бы не дрогнула, но…почему ему вдруг показалось, что коснуться весьма неординарного – он это понял, прочитав её книги, – мозга было все равно, что срезать цветок, который завял бы в вазе. Он всегда считал, что мозг талантливого или гениального человека не должен быть никем тронут. Это был какой-то высший замысел Природы, потому врачи бы все равно ни черта там не поняли.

Бен опустил планшет и подошел к девушке, которая все так же не замечала его. Он вдруг понял, подходя, что его смущали её простые темные кеды, ведь даже в отпуске она носилась на умопомрачительных шпильках. И эти кеды как-то кричали SOS громче, чем приход в семь утра.

- Привет, Рей. – наконец, поздоровался он. Девушка с привычной резкостью вскинула голову, усмехнулась.

- О, доктор Соло! Здравствуй.

Её глаза были привычно накрашены темным цветом, и в них ни тени изумления. Естественно, она предполагала эту встречу, раз была здесь. Вряд ли прямо ждала, но была готова. А вот он неожиданно застыл, не зная, что ответить этим глазам. «Как дела?» - так и без того ясно, что, наверное, не очень, раз она здесь. «Что ты тут делаешь?» - тоже глуповато.

- Не ожидал, что я воспользуюсь твоим советом? – опередила его Рей. Если бы у писательницы закончились слова – это, и правда, было бы дико странно. – Не подскажешь, где у вас тут МРТ? Вообще, на самом деле, я пришла просто пожаловаться неврологу на головные боли, но у вас тут, видимо, целый комплекс по раскручиванию клиентов на деньги, потому и он отправил меня на МРТ. Ещё один умник, блин. Будто у меня есть столько времени!

Бен моргнул. Вот, зачем она сказала это? Что у неё болит голова. Он только подумал о том, что это часто плохо заканчивается. Мужчина покачал головой. Угораздило же. Лучше бы сказала, что в туре слишком много пила, и теперь ей кажется, что у неё легкая форма зависимости. Такое тоже здесь могли решить.

Рей выжидающе смотрела на него. Ухмылка кривая, будто она сама себе не верила, что таки попала сюда. Ухмылка, за которой скрывалось то же, что и у всех, кто приходил в больницу, – страх.

- Сколько там у тебя до МРТ времени?

- Час вроде, - пожала плечами девушка. И снова бросила взгляд на часы. Видимо, этот час влиял на планы, но пока не существенно. – Пригласишь девушку выпить по чашке кофе, да? Я не откажусь, потому что Старбакс под моим домом в шесть утра отчего-то был закрыт, и я осталась без капуоранж, что весьма обидно.

Рей говорила легко, непринужденно, без смущения. Видимо, он был не первым случайным партнёром по сексу в её жизни. А, может, развлекаясь в туре, она уже успела позабыть, как стонала свое «глубже, Бен» и закусывала красные губы.

Мужчина вдруг подумал, что сейчас, в оранжевой гамме с оттенками темного она сама как чашка с капуоранж. Летнее воспоминание. Очень горячее. Пить бы осторожно, чтобы не обжечься, но вдруг захотелось залпом, в одну секунду, чтобы взбодриться, чтобы этот сумасшедший горьковато-кислый вкус вдруг коснулся каждого оголенного нерва.

Бен тряхнул головой:

- Могу пообещать только хороший эспрессо или американо, мой ассистент его отлично готовит. В семь утра и у нас работает только операционная, пара неврологов, морг и никаких кафе.

- Оптимистично.

Рей охотно поднялась и молча пошла за ним к лифту, но только створки закрылись, вдруг потянулась и без всякого стеснения поцеловала его, прижимаясь спиной к дверце. Будто было плевать, что через секунду лифт остановится, и доктор Соло окажется в компрометирующем положении. Словно не было четырех месяцев - так естественно у неё вышло вдохнуть в него свою страсть.

- Ты с ума сошла? – хмыкнул Бен, нехотя отстраняясь. Что это на неё резко нашло? Ностальгия? Мужчина посмотрел на себя в отражении. Красная помада Рей прошла испытание страстью в этот раз. Видимо, она здорово дала по мозгам тому Килиану, чтобы он изменил формулу стойкости.