Адам

На его примере жизнь показала свою непредсказуемость и жестокость. На потеху толпы судьба вырвала этого человека из сказки, доказывая незыблемость закона, что ничто не вечно под луной. Так фатум поступает с Икаром, чтобы внушить ужас людям. Так смерть забирает лучших, чтобы дарить надежду остальным на освободившиеся перспективы. Мой новый знакомый был вырван высшими силами из райских кущ и брошен на землю. Вырван, но не полностью.

Передо мной в пятне яркого света стоял инвалид. Он специально был в одних шортах, почти полная нагота позволяла в полной мере продемонстрировать все увечья этого когда-то красивого тела. Атлет опирался левой рукой о край стола и с вызовом выставлял напоказ страшно развороченный сустав правого плеча. Меня стало мутить, характер недавно заживших шрамов плеча давал точно понять, что руку оторвали целиком. Отнимали руку с выворотами под звуки рвущихся мышц и лопающихся сухожилий, рвали с непреодолимым желанием делать больно, с желанием убивать.

Все остальное тело было покрыто огромными глубокими шрамами, похожими на следы от огромных когтей. Этого человека рвали, как голодающие жадно рвут и ломают булку хлеба.

Казалось, он испытывает какое-то удовольствие от того, как его зажившие раны вгоняют меня в состояние шока, в состояние, когда организм начинает бояться за себя и пытается очистить кишечник рвотными сокращениями. Будто чувствуя все это, калека резко приблизил свое лицо к моему и меня все-таки вырвало.

Будто у героя голливудского фильма, у этого человека была только половина лица. Вторую часть лица словно слизало огромным листом наждачной бумаги. Глаза на пострадавшей правой стороне не было, огромные шрамы вообще лишили эту часть лица даже намека на когда-то присутствующее око. Поэтому страшный гость вращал своей головой то подставляя мне под самый нос покалеченную часть лица, то рассматривая мой ужас и брезгливость единственным глазом. Справа не было ни уха, ни щеки, даже правые части обеих губ отсутствовали. Меня вырвало еще раз.

– Я люблю свою работу! – незнакомец, посмеиваясь, ушел в тень. Видимо, он удовлетворился произведенным эффектом и дальнейшее его не интересовало. Говорить что-либо у меня не было сил. Я просто сидел, тер лицо и потряхивал головой, пытаясь прийти в себя.

– Меня зовут Ярослав, – впервые в этом голосе не было сарказма, издевки и смеха, – Я когда-то был первым Адамом в этом проекте. Я был первым, на кого напал Ганнибал. Кстати, раньше этого чертова льва звали Лютиком. Это я настоял на смене клички. Когда я лежал, подыхая, и смотрел, как эта скотина жрет меня, знаешь, о чем думал?

– Нет, – прохрипел я.

– Я думал, как-то не солидно это, лев Лютик сожрал Адама. Удачи тебе, Петров, – Ярослав резко развернулся и вышел.

Остаток дня прошел для меня смазанно, как в тумане. Очередной безмолвный провожатый отвел меня в комнату отдыха и запер снаружи. Почти все пространство помещения занимала большая кровать и я, не заставляя ждать измученный разум, бухнул свое тело на нее и уснул.

глава 18

Мне снился сон. В своем сне я шел по длинному коридору. Я не видел цвета стен или количество ламп, не ощущал его размеров, я знал одно, он совершенно обычный. Я пробовал остановиться, но во сне свои законы и поэтому я безвольно продолжал двигаться вперед. Поняв, что опция движения от меня не зависит, я решил сосредоточиться на возможных изменениях в сценарии сна, и они не заставили себя ждать.

Из-за угла навстречу ко мне, широко расставляя ноги, вышел Дуров. Откуда в прямом коридоре взялось зауголье? Эта мысль отвлекла меня, и я чуть не врезался в бывшего начальника. Он был, как всегда, могуч, в неизменном костюме и мертвый. Покойник остановился напротив меня в каком-то полуметре, я инстинктивно попытался отдалиться, но мне это не удалось. Я не думал, что боюсь мертвецов, но майора я и при его жизни откровенно боялся, а сейчас, рассматривая его серо-синее лицо, я испытывал ужас. Я твердил сам себе, что это сон, всего лишь сон, и я сейчас проснусь, но пробуждение не наступало. Мертвые маленькие и зловеще недвижимые глаза Дурова смотрели куда-то сквозь меня. Он был лишен жизни, и какая сила подняла его и заставила прийти навстречу ко мне, я не понимал. И тут я услышал запах. Сладкий запах разложения заполнил мои ноздри и тягуче устремился в легкие. Организм, пытаясь изгнать из себя воздух, пропитанный смертью, начал сотрясать меня в рвотных позывах.

От полного конфуза меня спас мертвый Дуров, его огромные ручищи схватили мое горло и одним движением пальцев так сдавили его, что дальнейшее поступление тошнотворного воздуха в легкие оказалось невозможным. Понимание того, что все это бред, рожденный спящим мозгом, не спасало. Внутреннее давление от удушья распирало легкие все сильнее, а воспоминания о мертвецкой вони стали сродни ностальгии. Хотелось дышать, требовалось дышать любой дрянью, хоть миазмами разложения, хоть смертельным ядом. Но дышать, хотя бы полвдоха. В глазах потемнело. Я услышал тихий смех мертвеца, он смеялся все громче, пока его зловещую радость не прервал оглушающий хруст ломаемой шеи, моей шеи. Я проснулся, глаза открывать совсем не хотелось.

– Выспались, батенька? – этот голос я узнаю из многих.

– Здравствуйте, Дамир Анотович, – слова дались мне с трудом. В горле першило и жутко болела шея.

– Открывай глаза, принцесса, – а это уже Ярослав.

«И чего тебя лев не сожрал?»,– но мне сразу стало стыдно за такие мысли, я открыл глаза и резко сел.

В комнате напротив кровати появилось два шикарных кресла английской зеленой кожи, а в них восседали разбудившие меня мужи. На Ананасовича не хотелось смотреть, так как я был уверен, что он выглядит на все сто и десять сверху процентов. А на Ярослава не хотелось смотреть по другой причине.

– Полно Вам, Александр. Сейчас вы выглядите гораздо хуже меня. Видимо, я так старательно прятал взгляд от инвалида, что немного обидел его.

Внутренне набравшись храбрости и растянув рот в невинной улыбке, я поднял глаза на Ярослава. Моя натянутая улыбка безвольно обвисла, челюсть сама собой поехала вниз.

Передо мной в шикарном костюме сидел довольный производимым эффектом Ярослав. В моей голове образовалась каша из кучи вопросов и чувства обиды, как у ребенка, узнавшего, что Деда Мороза не существует.

– Ха-ха-ха, – жертва львиного нападения засмеялся в голос, громко и с удовольствием, – Я люблю свою работу!

В процессе смеха Ярослав, кривляясь, крутил у меня под носом обеими руками, корчил рожи на лице без единого шрама, часто моргая глазами и отстукивая ногами по полу.

Все это время Дамир Анотович молча ухмылялся, глядя на ужимки ненастоящего калеки и мое глупое выражение лица: «Ярослав Евгеньевич, прекратите».

Псевдоинвалид в одно мгновение прекратил цирк, спокойно сел в кресле и стал рассматривать свой маникюр. Правда, на мгновение он оторвался от созерцания ухоженных ногтей и бросил один очень быстрый взгляд в сторону начальника. Столько ненависти в мимолетном взгляде я еще не встречал.

В свою очередь, не прекращающий ухмыляться Ананасович, смотревший все время на меня и не видевший Ярослава, словно почувствовал этот взгляд. Он еще больше растянул свой огромный рот в улыбке и даже зажмурился от удовольствия.

Мне же оставалось сидеть дальше и таращить свои глаза в сторону уже знакомых мне людей, таких чужих и непонятных.

Дамир Анотович все больше улыбался и от Чеширского кота его сейчас отличало только отсутствие хвоста. Хотя, черт его знает, что там у него. Он первым прервал затянувшуюся паузу: «Вы извините, Александр, за столь ранний визит, но я человек государственный и расписание мое – мой господин».

Пока я, подбирая в голове слова встречной вежливости, открывал рот, он продолжил: «Собственно, я нахожусь тут ради одной формальности. От вашего ответа мало что зависит, на самом деле», – Ананасович улыбнулся по-новому, как акула перед нападением, – но я все же спрошу. Петров, вы участвуете в проекте?».