Страница 25 из 32
Лойза даже не посмотрел на кулак, который я ему показывал. Щеки у него горели, а голос от волнения сделался совсем тонким.
– Анча наша, ясно?
– Как это – ваша? Анча – Лациновиц, а ты – Лойза Салих!
Но Лойза не слушал меня.
– Пусть только кто-нибудь попробует тронуть нашу Анчу! А из-за тебя она плакала. Я сам видел!
Ну что мне делать с этим Лойзой? Говорить с малышом о серьезных вещах – хуже некуда. Чтобы как-то осадить его, я спросил:
– А ты знаешь, как вычислить площадь треугольника?
Он вытаращил на меня глаза.
– Ну, вот и не суйся в дела, которые не понимаешь!
– Ладно, – сказал Лойза, – но почему же она плакала?
Я понял, что с ним не договориться, повернулся к нему спиной и пустился прочь. У самого конца мельничной стены я оглянулся. Странное дело! Сзади никого не было. Тогда я спрятался за углом мельницы и стал подкарауливать Лойзу. Но он как сквозь землю провалился.
Я побрел домой, но у трех каштанов меня ждал сюрприз. Из-за деревьев выскочил Лойза и стал у меня на пути:
– А вот и я!
Я так и ахнул. Как это мог он попасть от мельницы к липам, а я и не заметил? Он насмешливо поклонился мне и снова исчез за деревьями.
Вплоть до нашей улицы я шел, оглядываясь по сторонам, – высматривал Лойзу. Я обегал каждое дерево и кричал:
– Вижу, вижу!
Но Лойзы нигде не было видно. Я подошел к железной калитке, что вела в наш сад. Хотел взяться за ручку, но в тот момент калитка сама открылась. Из-за кирпичного столбика выскочил Лойза:
– А вот и я!
Я разозлился не на шутку.
– Ты что, вздумал со мной играть?
Но вид у Лойзы был серьезный.
– Никакая это не игра, – сказал он. – Это чтобы ты знал, что я твой враг.
Он погрозил мне пальцем, будто я не был на голову выше его.
– Запомни: я буду следить за тобой, и ты никуда от меня не скроешься. Я буду мстить тебе Я узнаю все твои тайны. И всем расскажу о них.
Я сказал, что он пискля и трус. Он грозно потребовал:
– А ну, повтори ещё раз!
Я повторил и добавил, что он шпион. Лойза не совсем хорошо понял это слово. Я объяснил ему. Он вскочил с травы и крикнул:
– А ты предатель!
Теперь уже не понял я, при чем тут предатель. Тогда он мне объяснил:
– Ты настоящий предатель! Из-за тебя плакала Анча.
В эту минуту двери нашего дома распахнулись, и в них показался пан Людвик. В одной руке у него была ложка, в другой – кусок хлеба.
– Эй вы, что тут происходит?
– Ничего! – пискнул Лойза, запустил руку под майку и пошел к пану Людвику: – Я просто принес вам паклю, которую забыл Тонда.
Он подал пану Людвику паклю и побежал к калитке. Когда он пробегал мимо меня, то крикнул:
– Предатель!
17
Во время обеда случилось ещё одно несчастье. Я как раз доедал суп, когда кто-то проехался палкой по нашему забору и прокричал:
– Предатель! Предатель!..
По голосу я узнал Индру Клоца.
Итак, оставалось только сделать вывод, что Лойза Салих уже обошел всех петипасских ребят и, вероятно, уговорил их, чтобы они бросили дружить со мной: ведь из-за меня плакала Анча.
Я отодвинул тарелку:
– Мне что-то совсем не хочется есть.
– Ты не заболел, Тоник? – спросила пани Людвикова, сняла с буфета жестяную банку и высыпала себе на ладонь какие-то корешки. – И вообще, ты мне нынче не нравишься. Сварю-ка я тебе одной травки. Очень помогает от желудка!
Она взяла ведро и пошла к колонке за водой. Пан Людвик отложил газету:
– Тоник, у тебя действительно болит живот?
Я опустил глаза.
– Выглядишь ты недурно. Вот только глаза какие-то не такие. Почему?
Я мотал головой:
– А… просто так.
Под окном заскрипел песок: пани Людвикова возвращалась с водой. Пан Людвик высунулся из окна, принял у неё ведро.
– Послушай, мать, в прихожей на сундуке лежит пакля. Растрепи её и раскидай во дворе на солнце. Да смотри, чтобы ветер не унес. Тоник придет сменить тебя.
Пани Людвикова отошла от окна, а пан Людвик напился прямо из ведра и протянул его мне:
– Ф-фу!.. Это очень прочищает мозги. Ну, так что там у вас с Анчей, Тоник?
Я чуть не выронил ведро, которое нёс в угол, к дверям.
– Вы подслушали наш разговор в саду у Роучека?!
Пан Людвик вытер бороду.
– Кое-что я действительно слышал. Случайно, разумеется. А вообще, Тоник, не ссорься с Анчей, она хорошая девочка.
– Я и сам не хочу, – вздохнул я. – Но что делать? Не получается.
Я уселся рядом с паном Людвиком на кушетку и рассказал ему все с самого начала. Он выслушал меня, а потом стукнул кулаками по столу:
– Запутанная история, черт побери!
Мне сразу стало веселее. Все-таки приятней переживать вместе с кем-нибудь, а не в одиночку. А ещё я немножко гордился, что у меня все так запутано. Даже пан Людвик не знал, что посоветовать. Он подпер подбородок руками и задумался:
– Как быть? Как теперь быть?..
Время от времени мы отпивали воды из ведра – очень прочищает мозги. Но почему-то нам это не помогало.
– Ничего не скажешь, трудная задача, – вздохнул пан Людвик. – Но выход мы должны найти.
Он выдвинул ящик стола, достал лист бумаги, карандаш. И вот что записал:
«1. Как сделать, чтобы Анча снова подружилась с Тондой?
2. Как сделать, чтобы ребята стали водиться с Тондой?
3. Как сделать, чтобы Анча и ребята снова подружились с Рудой?»
Пан Людвик положил карандаш на стол:
– Ну, теперь все записано на бумаге. Однако помогло ли это нам?..
И снова долгие размышления.
– Пан Людвик! А может, мы хотим слишком много за один раз?
Пан Людвик постучал пальцами по столу.
– Пожалуй, ты прав, Тоник. Тогда давай подумаем, кто из вас переживает больше всех.
– Больше всех Анча. А после неё, наверное, я. Пан Людвик обвел карандашом первую строчку.
– Хорошо, Тоник, рассмотрим все по порядку. Мы склонились с паном Людвиком над бумагой.
По очереди прочитали первую строчку. Потом ещё раз. Потом ещё и ещё. Я – тонким голосом, а пан Людвик – басом. Это было похоже на песенку про белого бычка:
– «Как сделать, чтобы Анча снова подружилась с Тондой?..»
Иногда нам приходили в голову разные идеи, но все какие-то неподходящие. Например, Людвик:
– А что, если рассказать Анче, как этот Драбек плакал? А?
– Этого я сделать не могу – это предательство.
И снова мы читали вслух одно и то же, и снова идеи, но неудачные.
И вдруг пану Людвику пришла в голову отличнейшая идея:
– А что, если эту тайну расскажет Анче сам Руда?
Я очень обрадовался, но ненадолго. Да и сам пан Людвик безнадежно махнул рукой:
– Куда там! Судя по тому, что я знаю об этом твоем Руде, он никогда сам не сознается.
Нам стало жарко. Теперь даже плохие идеи не лезли в голову.
Пан Людвик сложил бумагу и сунул её в записную книжку, а книжку спрятал в задний карман брюк.
Со двора пани Людвикова торопила меня: скоро ли я приду, чтобы присмотреть за паклей?
Мы договорились с паном Людвиком возобновить наше совещание, и я побежал во двор.
Я сторожил паклю. Она лежала на куске газеты, солнце сушило её, и ветер её трепал. Я присел за крольчатником, там было тенисто и прохладно. Пахло клевером – пани Людвикова только что покормила им кроликов. По каменной ограде прогуливался большой кот. Он жмурился от солнца. И тут мне страшно захотелось спать.
Около моей головы кружился и жужжал шмель. Из крольчатника несло теплом, кролики стучали по полу лапами, будто в барабан били. Потом в эти звуки вплелась тихая музыка, и вот я уже иду с Анчей под окном Птачковых – у них всегда играет радио. Вот мы взялись за руки, начали танцевать. А по радио кто-то объявил: «Тонда танцует со своей подругой Анчей».
И тут все вдруг прекратилось, передо мной стоял Руда.