Страница 2 из 11
– Ты до его возраста не доживешь. А если и доживешь, то будешь полным идиотом. Потому что в его возрасте делать нечего. Сидеть во дворе и пить – это бессмысленное занятие.
– Ну, можно еще траву курить…
– Ага, а еще можно и поторчать. Ты, кстати, «белый» пробовал?
– Нет, я «беленькую» люблю.
– И это правильно! – торжественно провозгласил Соловей голосом Горбачева. – Когда меня спрашивают, отчего я не стал наркоманом, я тоже отвечаю, что водка вкуснее, а первая любовь – дороже. Ты, кстати, вспомнил, что вчера было?
– Ну вроде да… Ты ведь знаешь, что предки моего Ленусёночка посылают меня нахер в ежедневном режиме?
– Знаю. Старая история.
– Так вот вчера я решил разорвать этот порочный круг, но её папа оказался не готов к диалогу. Грозился ментов вызвать, орал на меня. Я понял, что надо позвонить самому.
– Это как?!
– Ну, он выносит телефон, а я вызываю милицию, уточняя, что разбушевавшийся хулиган пытается проникнуть в квартиру.
– И?
– Приехал наряд и разобрался в ситуации. Протокол они составили, но в отделение не потащили. Сказали, что не всем везет с родственниками будущей жены. Оказывается, и среди ментов есть люди!
– Ну не скажи, – возразил Соловей. – Правильный был анекдот: плохие менты должны плыть в плохих гробах, а хорошие в хороших… Ладно, помянем. Пусть дяде Косте земля будет пухом.
…Через некоторое время Чалый, будучи младше Соловья на два года, пошел осваивать ПТУ, а Соловей отправился в армию. У поколения московской Олимпиады была своя война, но Соловей отправки в Чечню чудом избежал. Чудо заключалось в том, что в 1996 году в России проходили президентские выборы, и, естественно, боевые действия приостановили – Борис Ельцин очень хотел быть избранным на второй срок. По городам и весям необъятной нашей Родины проехал веселый табор «Голосуй, или проиграешь!» – и страна «проголосовала сердцем».
Прошло два года. Дембель Соловья оказался неизбежным, но лучше бы его и не было. Тогда Соловей еще не знал, что у нас если не попал на одну войну —более чем возможно, что попадешь на другую, и она будет не менее жестокой. Возвращение в родной город оказалось сродни посещению владений Люцифера. Только вместо огненных сковородок живые люди горели в нем на белом порошке…
Марафет
Что ж, дорогой друг Мишка, продолжу свое письмо. Да, было когда-то время шумных гулянок. Мы могли уснуть в одном месте, а проснуться в другом. А могли вообще не спать – но сейчас я не об этом. Сейчас я хочу у тебя попросить прощения за то, что мне пришлось тогда уйти служить. Зачем я пошел в армию? Не знаю. Просто больше пойти-то было некуда. Надеюсь, что поймешь ты меня правильно и зла не держишь…
Чалый проснулся с ощущением адской боли. Если раньше тело затекало и «хребет падал в трусы», то теперь нормой жизни считалась ломка. Хотя чем-то Чалый даже стал похож на спортсмена: потому что каждый день нужно было поставить рекорд – найти деньги и взять дозу. Теперь он ходил не в магазин, где от него «разбегались бутылки», а в аптеку. Шприц, «колеса», подъезд, жгут, укол. И снова по кругу. В те редкие дни, когда Чалый не «вмазывался», он беспробудно пил. Именно поэтому от него разбегались бутылки в магазинах и старые друзья на улице…
– …Е-ебутся вши на голове! —сказал сам себе потрясенный своим состоянием Чалый.
– Вот ты придурок, – отозвалась измученная душа. – Кто ж марафет с бухлом мешает?!
– Ты не поверишь – все мешают!
– Я разве сказала, что твои друзья умные? Они тоже придурки поголовно. Лыжи вы все скоро склеите… Как говорят врачи – не приходя в сознание.
– Что ты каркаешь, дура?!
– А где твой друг Виталик, например? Умер твой друг Виталик, сгорел на работе. Это надо же: уколоться им было нечем, так они с Болгарином ничего лучше не придумали, как пойти в зал игровых автоматов и дать газовым ключом по голове охраннику, чтобы забрать из кассы деньги.
– Они ничего не соображали. – попытался защитить своих Чалый.
– Между прочим, охранник инвалидом остался, у него теперь железка в башке и пенсия с гулькин хрен.
– А не надо было сопротивляться!
– У него вообще-то работа такая – сопротивляться. А у Болгарина вашего теперь другая работа – сидеть мозоль на заднице натирать. Восемь лет получил, как главный злодей. Но он-то отсидит и выйдет; может, еще и поживет, если торчать перестанет. А твоего Виталика родители отмазали, он условный срок получил – и что? Попал под высокое напряжение и сгорел к чертовой матери. Не надо было с судьбой шутить.
– Долго ты еще издеваться будешь, сволочь бестелесная?
– Пока торчать не перестанешь. Или не помрешь.
– Постараюсь сегодня перетерпеть. Соловей из армии возвращается. Так что – киряем!
– Как в старые добрые времена, весело и вкусно?
– Да, как в «Макдональдсе».
Встреча друзей прошла в «детском баре «Островок» – так местная шпана называла обычный детсад, в котором было несколько заброшенных веранд. Именно здесь обычно проходили дворовые пьянки, а девочки теряли девственность. Примета времени – девочки теряли девственность в детском саду, такой вот глупый каламбур…
Поэтому все кусты изобиловали использованными презервативами, пустыми бутылками и шприцами-«баянами».
– Дай-ка я на тебя посмотрю, дяденька военный!
– Смотреть не надо, надо выпить!
Но они все-таки таращились друг на друга с интересом. Чалый не мог понять, откуда у Соловья появились мышцы, а Соловей гадал, зачем в такую жару Чалый напялил футболку с длинными рукавами…
Впрочем, все вопросы улетучились, как только появилась компания, водка и гитара. И упомянутые девочки тоже были.
– Я вас помню, вы Соловей! – сказала одна юная богиня.
– А как тебя зовут, прелестное дитя?
– Меня зовут Татьяной.
– Выпьем, Таня, где же кружка?
– Видал, какие девки подросли, – вмешался в интимный разговор Чалый. – Кровь с молоком!
– Предпочитаю водку с пивом! – провозглашал Соловей.
– Вы не любите женщин? – кокетливо спрашивала Таня.
– Честно говоря, не помню. Там, где я был, женщин не было – только бляди.
– Ой, как интересно, а расскажите о тех волшебных местах…
– В армии, барышня, я понял одно: человек – реально скотина. Он может унижать себя, других, потом опять себя. В армии не становишься мужчиной, просто деградируешь в какого-то мутанта. Сначала деды издеваются над тобой – потом ты издеваешься над молодыми. Это бесконечный процесс.
– А как же офицеры?
– А они наблюдают со стороны и пока их самих не касается – не вмешиваются. Им фиолетово, что происходит внизу. Армия – это школа жизни, но лучше отучиться в ней заочно.
– Тебя били?
– Если какой-нибудь дембель скажет вам, что его никогда не били – значит, врет…Летели мы как-то из Читы в Якутск. На борту шесть срочников и несколько «шакалов». Каждый из офицеров вез ящики с фруктами и водкой. В полете из разных ящиков мы, солдаты, вытащили четыре пузыря, яблоки и груши. Успешно все съели и выпили. И что вы думаете? Один из этих погонных мудаков оказался из нашего полка, а мы-то не знали! Дома он обнаружил, что у него не хватает целой бутылки водки, прибежал в роту, построил вновь прибывших, заставил дыхнуть. Естественно, мы выдохнули алкоголем. Майор кричал, что он нас на «губе» сгноит – а сам, падла, оставил всех в роте, на растерзание дедам. Что куда хуже.
– Вы отбились?
– Только благодаря сплоченности коллектива и табуреткам. Стояли с ними наперевес дружно! Но зуб мне тогда все-таки выбили. Деды гневались – мы тут, мол, службу тянем, а вы бухаете. Часть-то уставная была!
– А что такое «уставная часть»?
– Это – жопа! Живешь по звонку: днем над тобой офицеры глумятся, а ночью старослужащие…
– Вам было больно? – как-то по-детски спросила Таня.