Страница 18 из 19
Не может быть, чтобы машинистка самого Канцлера зарабатывала так мало, чтобы жить в подобном месте. Должно существовать более логичное объяснение.
Объяснение не замедлило появиться.
Худощавая, светловолосая женщина лет сорока, некогда красивая, но рано увядшая, в неуместно — и для квартала, и для погоды — нарядном платье спустилась по лестнице навстречу незнакомке. Она вела двоих белокурых малышей, близняшек, годика по три. Я машинально отметила, что руки женщины не могли быть руками фабричной работницы, а уж прачки — тем более.
— Гортензия, ты снова задержалась, — женщина говорила, манерно растягивая слова, и с едва уловимым акцентом, который я не смогла опознать.
— Простите, мама, — теперь-уже-не-незнакомка явно старалась не смотреть к глаза женщине. — Но ведь на службе же — не на танцах. Кто-то должен зарабатывать на жизнь.
— Как ты разговариваешь с матерью? — манерность в ее голосе прямо-таки зашкаливала. Если она сейчас прижмет руку ко лбу, как дрянная актриса в дешевой драме, меня стошнит. С каждой секундой эта особа нравилась мне все меньше. Зато дешевая драма определенно нравилась окружающим: на галерее тут же появилось несколько соседок. Все, разумеется, под благовидными предлогами: "Сплетни? Какие сплетни, о чем вы? Белье пора снимать. С веревок. Грязное."
— А что я вам принесла? — дипломатично сменила тему Гортензия. Малыши радостно поспешили к ней и получили на двоих маленькое сухое пирожное — самое дешевое из тех, что продают в нашей столовой. Она подхватила малышей на руки. Те взвизгнули от восторга. Гортензия передразнила их. Визг получился узнаваемый — я такой сегодня уже определенно слышала.
— О, мои дорогие! Вы же поделитесь с любимой мамочкой?
Малыши послушно отдали лакомство матери. И тут я наконец поняла, что меня так бесит: выражение капризного ребенка на лице взрослой женщины.
Прожженные скептики или любители позлорадствовать, в общем — типы вроде Люути моментально сделали бы вывод: несчастная мать прикрывает грехи распутной дочери, нянчась с ее ублюдками. Чем глупее человек, тем проще ему даются подобные выводы. А то, что женщина, Гортензия и малыши — одно лицо, этого злобные идиоты, разумеется, в упор не увидят. Как и то, что беспутной в семье является вовсе не дочь-кормилица.
— Зи! Привет!
Юная копия Гортензии, подростково-нескладная и с косичками, махала с галереи. Та помахала в ответ:
— Привет-привет, Мила! Ёршик объявился?
— Сколько раз я просила тебя, Гортензия: называй брата по имени, а не этим вульгарным прозвищем, — немедленно встряла женщина. На этот раз Гортнезия просто проигнорировала мать.
— Не объявился? Понятно. Как дела в школе?
— Ты забыла? Я теперь хожу туда только третий и четвертый день в неделе.
Так — так. Вторая кормилица, несовершеннолетняя. Что она может делать в таком возрасте? Неужели работает на фабрике? Дела обстоят все интереснее.
— А Лука опять подралась в школе, — радостно поведала Мила и вдруг заорала. Голосовые связки явно были семейной гордостью. Из-за спины Милы появилась худенькая девочка лет семи, предсказуемо светловолосая, с роскошным фингалом вокруг левого глаза.
— Как всегда! Сразу за косу! — простодушное круглое лицо Милы обиженно скривилось. Оттолкнув зловредную сестру, она ушла в дом.
— Та-а-ак. И что это у нас на физиономии? — подчеркнуто строго спросила Гортензия.
— Это? Это — лютецианский пурпур, — тоном владелицы художественного салона сообщила девочка. — А тут — обратите внимание — ландрийская лазурь!
По виду очередная сестра была сама невинность, но только не для меня. На самом деле это наверняка бесенок: умная, хитрая, самоуверенная, правила вежливо игнорирует, чужим мнением интересуется в последнюю очередь. Но, если достучаться до такого ребенка, результат может быть замечательный.
— Ты обязана поговорить с учительницей Лукреции. Завтра же! — манерности в речи женщины наконец поубавилось, но приятнее от этого она не стала.
— Мама, поймите, я просто не успеваю! Прошу, сходите сами.
— Ты хочешь моей смерти?! Неблагодарное существо!
Все. Она-таки прижала руку ко лбу. Я сказала себе, что увидела достаточно. Когда Люути в следующий раз откроет рот в адрес особ без рода-племени, я позабочусь, чтобы она немедленно его закрыла.
Костюм у меня неброский, каблуки по мостовой не цокают, и об искусстве слежки я знаю не только по книгам. Ролевые игры в клубе фанатов Карнеолы Миллер — это вам не чаепитие с поклонницами любовного романа.
Скрываясь в тени, я отступала вдоль стены, пока не выбралась со двора на улицу. Вздохнула с облечением, обернулась и не заорала только потому что мне, в отличие от некоторых, такое не свойственно.
— Ты хорошо все рассмотрела? — мрачно спросила Гортензия, материализовавшись из ниоткуда. — Ха! Тебя подослала Люути. Не думала, что она опустится до подобного.
"Лучший способ защиты — нападение? Слушайте тех, кто вам это говорит, если хотите начать очередную Войну. Не хотите — учитесь думать своей головой!" Да-да. Снова наука о поведении, снова незабвенная госпожа Цинтия Викс.
— Ха-ха неоднократно. Чтобы меня куда-то послать, Люути не хватит, штук восемь-шестнадцать Люути… ну, может быть. Детектив обнаружил две загадки. Детектив разгадал их. Доброго вам вечера, сударыня, — я демонстративно раскланялась и пошла прочь.
— Эй, подожди!
Ага! Судя по тону, она явно заинтересовалась. А заинтересованный человек уже не станет оскорблять. Хотя ловить за рукав, так что он чуть не порвался, все же невежливо.
— Какие еще две загадки? — требовательно выпалила Гортензия.
Я скрестила на груди руки и выдержала небольшую паузу, прежде чем заговорить:
— Первая — Тайна Неуместного Зонтика. Хорошая мина при плохой игре, без сомнения. И что, это работает? Тебе и в самом деле нанимают экипаж?
Гортензия что-то пробормотала, неопределенно дернув плечом.
— Не важно. Меня интересуют тайны, а не их последствия. Другая тайна — Загадка Истошного Визга.
Гортензия покусала губы и, не сдержавшись, хихикнула:
— Даже вы слышали?
Я развела руками:
— Проще спросить, кто не слышал. Ты так простилась со старым начальством и встретила новое, верно?
— Не-е-ет, что ты! — она помотала головой. — Этот цирк был для старого Канцлера — он замолвил словечко перед новым, и тот меня не прогнал. По крайней мере, пока, хотя у него своих секретарей хватает. Значит, — добавила она уже гораздо более дружелюбным тоном. — ты тоже любишь детективы?
— И еще три ха-ха много раз! Все остальные тоже любят детективы. Перед вами, сударыня, — я торжественно воздела палец. — председатель крупнейшего в Бергюзе фан-клуба дамы Карнеолы Миллер. И ее персонажей, разумеется. Мой любимый герой — Незнакомка В Сиреневом, хотя тетушка Эдна Альфере и сержант Перро тоже прекрасны.
О том, что последний раз я была председателем еще в колледже, пришлось скромно умолчать.
— Ого! — она явно была впечатлена. — Кстати, я — Го… ах, ну да. Ты уже знаешь.
— Авлониа Алекзандер Ронда. Можно просто Авла.
— Алекз… Это ж мужское имя!
— Так я им и не пользуюсь, — и очень не люблю о нем распространяться. Но, после того, чему я стала свидетелем, Гортензия заслуживала встречной искренности. — Родители ждали сына, — пояснила я как можно небрежнее.
— Я смотрю, здесь не одну меня совсем не ждали, а? — криво усмехнулась моя новая знакомая. — Не притворяйся, что не поняла суть моей семейки, а то я обижусь. Видела нашу мать? Так вот, она — единственное, что у нас общего. А нас, на минуточку, — семеро. И еще двое — на муниципальном кладбище. Ладно! — вдруг перебила она сама себя. — Давай-ка, я провожу тебя обратно на твой левый берег! Уже поздно, а в наших местах… тихо и спокойно. Как в могиле.