Страница 11 из 26
– Я Муркаш-бек! Я говорил асамче, то есть шаману – не трогать мальчика, он не трогал. У мальчика на груди висит лик старика. Такой старик нашу гору обходит. Его стрелы не берут. А когда ходит старик колокол подземный звонит. Слышали у нас, знают все. Муркаш слуга будет, много людей из леса к русскому князю приведёт поклониться…
– Фуфай, слушай далее! – мало обращая внимания на трескотню Муркаша, продолжил князь. Я с двумя десятками буду пытаться нагнать государя, попытаюсь сюда его завернуть. Чтобы к обедне всё готово было к царскому посещению. Дорогу по льду, где совсем неровно, залейте из проруби, чтобы от мороза окрепла. – А с тобой, как там тебя, Муркашка, у нас будет ещё долгий разговор, придумай пока что повеселей.
На этих словах князь Пётр Серебряный развернул коня и, с посвистом поставив его на рысь, удалился в ночь. За ним последовали около двух десятков конных бойцов.
Начало большой стройки
История великих правителей обычно описывает их крупнейшие победы, свершения или неудачи. Но мало кто говорит о механизме этих исторических событий. Вокруг первого лица всегда складывается круг приближённых, конкурирующих за его внимание. Ему приходится слушать каждого из своей свиты и выбирать из этого потока главное, соответствующее цели развития страны. Долголетие царствования, когда оно способно на великие дела, зависит от умения царя не попасть под влияние этой свиты, не иметь перед придворными обязательств, не позволить церемониалу управлять собой. На зависимости царя или короля от свиты начинается утрата им возможности чувствовать и ориентироваться в событиях и заканчивается его царствование, победы и свершения, а часто и само государство.
Иван IV боялся попасть под эту зависимость всю свою жизнь, и если эта боязнь в последующем и приобрела черты маниакальности, то так или иначе, свобода в принятии решений позволила в годы его царствования расширить границы Руси от берегов Оки до берегов Оби и Каспийского моря.
Князю Серебряному этим утром повезло дважды. Во-первых, царский поезд ещё не ушёл из Верхнего Услона дальше урочища Моркваши. Отряды князей Воротынского и Горбатого, которым назначено было идти вместе с царём, ещё подтягивались из предместий непокорённой Казани. Во-вторых, царь не был занят беседой с кем-либо из приближённых и ждать аудиенции пришлось недолго. Серебрянному было очень важно убедить Ивана лично осмотреть Круглую гору и дать повеления, ведь в России испокон веков что-то значимое может быть сделано только по высочайшему указу. Солнце не успело толком озарить заснеженные дубравы, как из царской ставки быстрым ходом ушли две конные группы, одна на Медведково, другая напрямую в сторону Круглой горы. Следом, в окружении небольшой конной охраны, отправился тёплый санный возок, запряжённый четвёркой разномастных лошадей, внутри которого разместились сам Иван, князья Серебряный и Курбский, и конечно верный Игнатий. По дороге Серебрянный успел сообщить государю о событиях этой ночи и о своих соображениях насчёт размещения застав, а Иван посокрушаться вероломством и дикостью лесного князька, присягнувшего московскому престолу ещё три года назад.
По выровненному и утоптанному пути возок подъехал к подъёму на Круглую гору и остановился. Путники вышли и услышали глухой сдержанный гул голосов, перемежающийся детским плачем. У двух широких прорубей стояли мужики и длинными баграми плескали холодную тёмно-коричневую воду, разгоняя льдинки и не давая замерзать. Вокруг прорубей под стражей стрельцов с обнажёнными саблями стояли бедно одетые люди, в том числе и бабы с детьми разного возраста. Многие были закутаны в тёмно-серые пуховые платки по глаза. У всех взрослых были связаны руки, за руки же они были связаны попарно: мужик к бабе, баба к подростку. Здесь же стояла широкая колода, которой было предназначена роль плахи, а возле неё широкоплечий мужик с большим топором – вероятно, палач. У плахи стояли уже разутые низкорослые, не знавшие стрижки и бриться мужчины, в одних власяных рубахах со связанными за спиной руками. При виде царских саней они быстрыми рывками охраняющих были опущены на колени. Первым к плахе стоял лесной князёк Муркаш, по разбитому лицу которого можно было догадаться, что люди Серебряного задавали ему вопросы и он на них ответил, раз такое количество муркашевских соплеменников было согнано из леса за такой короткий срок. У некоторых баб на платках через шею как в люльках-свёртках лежали младенцы, о существовании которых можно было догадаться по их истошному ору. Только эти младенцы не догадывались о сути суровых приготовлений, остальным же тяжёлая участь была ясна. Ближе к прорубям стояли сани, гружёные известняковыми камнями среднего размера, количеством примерно по числу собранного народа.
– Изволь, государь, милость явить! – с поклоном громко произнёс князь Серебряный. – Реши судьбу изменников! Присягали тебе, государь, клялись не чинить бедствий и крест принять доброй волей. Поп, которого оставили им в прошлом походе, сгинул. А вчера служивых люто уморили. Яви волю, государь!
– Ты князь Пётр начал это дело, ты и реши судьбу добычи своей! – сказал Иван негромко, но очень внятно, слышно для всех окружающих. А потом, с хитрым прищуром, – Серебряный, поступай с ними своим умом, мне эти черви не интересны. Только если кто из лесных, свияжских, мутить при нашем деле начнёт я это как нож в спину приму. И тогда ты, князь мой ближний, ответишь!
От Серебряного, не готового к такому решению царя, не скрылась лёгкая ухмылка Курбского, который уже стоял, держа под уздцы двух коней.
– Может верхом, государь? Пока князь Пётр тут управится с варварами осмотрим Круглую гору? —сказал Курбский преданно и присел на колено, сложив руки для подсадки царя на лошадь.
– Да, едем, Андрейка! – сказал Иван и они тронулись осторожным шагом вверх по тропе.
Серебрянный был ошарашен. То есть он всё разведал, отбил мальчишку, усмирил лесных, всех привёл сюда, а показывать гору царю будет Курбский! Да что он там ещё успеет наговорить! Князь взял богатырской рукой трясущегося ознобом Муркаша за шею, как кота за загривок, и рывком поставил на ноги.
– Муркашка-тварь! – прорычал Серебряный. – Я б тебе сейчас за людей моих и за измену самолично ноги вырвал и живьём в прорубь пустил! Да только царь доброту явил! Молись, гнида, славь царя Иоанна! Теперь слушай: оставляю тебя живым и стадо твоё паршивое. Здесь застава русская будет. Начнут тебя склонять казанские на смуту, на поход, на дело какое – сразу гонца на заставу с вестью для Серебряного. Через год, как Волга вскроется… смотри на меня, куда ты в ноги уставился! – не теперь как вскроется, а через год, когда вскроется, по весне всех людей лесных сюда приведёшь, от старика до новорожденного. Не только свой муравейник, а всех. Крестить вас будем. Запомни, год тебе на всё! И ещё запомни: царь мне над вами власть полную дал, больше милости спрашивать не буду. Ещё один твой претык – затравлю вас тут всех в лесах, как диких лис. – Серебряный отпустил Муркаша, а потом, подумав о чём-то, влепил ему в переносицу кулачный удар такой силы, что князёк запрокинул голову, шагнул назад и треснулся об лёд затылком и спиной.
– Фуфай, коня мне! Гони сыроядцев в шею и за мной, на гору! – скомандовал князь.
К осмотрю горы приступили в полдень. К этому времени подоспели воеводы Горбатый, Воротынский и Микулинский, которые привезли с собой двух писарей. Сотня стрельцов Василия, мастер Молога, Сергуля и двое взятых на всякий случай подмастерий дожидались приезда вельмож ещё с раннего утра. Сергуля, заставивший деда пережить несколько ужасных часов, был сначала расцелован, потом для порядка получил крепкий подзатыльник, потом снова поцелован в макушку и теперь стоял, прикрытый полой дедовой шубы, как от ветра. Хотя ветра не было и вообще сложно было представить, что ещё вчера вечером была ураганная метель. Простор, открывающийся взору, наводил на мысли о том, что гора эта и есть центр мироздания. Окружающие снежную равнину, покрытые лесом, холмы, отделяли снежную равнину от звеняще-синего неба торжественным гигантским амфитеатром. Снег пышными перинами переливался и искрился. «И впрямь нету белого цвета, как иконописцы говорят!» – подумал про себя Молога, как и все с восхищением созерцая это бескрайнее царство солнца и льда.