Преодоление

- Не снижайся, Хохоня. Пройди семь, десять секунд в горизонтальном полете, а потом планируй!

Летчик совета не послушался. Машина провалилась вниз.

"Наверное, теперь не видны и посадочные знаки. Зацепится за что-нибудь, красавец".

- Хохоня, запрещаю посадку. Уйди на второй круг... Ты знаешь, что такое артиллерийская вилка недолет-перелет. Вот теперь и делай расчетный разворот между первым и вторым разом. Понял? Ответь!

- Понял, командир! Выполняю.

Хохоня летел, а Сохатый корил себя: "Неужели я такой болван, что не мог разобраться в летчике, не сумел отличить нежелание от неумения? Если это так, то дрянной из меня руководитель... Нет, не может быть у меня ошибки. Он же продолжает игру, паршивец: артиллерийскую вилку показал уже на практике. Значит, видел первый перелет и сделал на втором заходе большой недолет... Только бы не переиграл".

- Всем, кто летает по кругу, набрать шестьсот метров, наблюдать друг за другом и ходить молча. Кто идет с полигона, занять девятьсот метров и ждать над аэродромом команды...

- Хохоня, как слышишь?

- Хорошо слышу!

- Выполняй мои команды. Делай третий разворот.

- Выполнил.

- Вижу. Снижение два метра в секунду. Выполняй четвертый разворот. Установи заданную скорость и правильные обороты мотора. После разворота выпусти закрылки.

- Сделал.

- Наблюдаю тебя. Идешь правильно. Обороты чуть меньше. - Сохатый шепотом выругался. - Я тебе сказал: меньше обороты! Чего молчишь? Ответь! Заело, что ли?!

Летчик не ответил. Самолет опять не успевал с потерей высоты. Надо было угонять пилота на новую попытку.

- Хохоня, на повторный круг. Выполняй, тебе говорят!

"Ил" прогудел над головой Сохатого, и ему послышалась в реве мотора насмешка. Он, казалось, явственно слышал, как Хохоня кричал ему из кабины: "Маленько еще полетаю! Бензин-то есть! Посмотрим, у кого нервы крепче!"

"Вот, Ваня, твоя психология: ты с добром, а он тебе фигу. Глотай, молодой командир, только не подавись. В войну такого никогда не было и быть не могло. А вот теперь... Знакомься с новым видом увольнения из армии. А начнешь ругать, тут же скажет: "Моей вины тут нет. Я же просил у вас еще провозной, а вы мне отказали. Старался, да не получилось".

- Хохоня, как слышишь?

- Хорошо слышу, командир!

- Делай все, как в последнем полете, только чуть меньше обороты после четвертого разворота.

- Понял, выполняю!

"В голосе и волнения, ни боязни, ни радости, - решил Сохатый. Значит, играет, нахал, в дурачка. Если угадал, то сам сядет. Жить-то хочет. Подскажу только в крайнем случае".

Сохатый закурил, чтобы как-то отвлечься и успокоиться, но услышал за спиной шум автомобиля. Обернулся на звук. Подъезжала полуторка: рядом с шофером подполковник Зенин, в кузове, навалившись на кабину грудью, капитан Тулков. Шофер затормозил, и оба офицера быстренько оказались рядом.

Глядя на них, Сохатый глубоко вдохнул в себя горячую дымную струю и закашлялся: пересохшее горло ободрало, точно наждаком. Со злостью швырнул под ноги папиросу, наступил на нее каблуком.

- Чего приехали? Помогать или сочувствовать? Тулков стушевался и промолчал. Зенин же на грубость не прореагировал.

- Помогать - только мешать. Волнуемся, вот и приехали. Репродуктор на стоянке не нас одних всполошил. Радиообмен-то слышно. Летчики и механики стоят, как гусаки на страже, шеи повытянули, только что не шипят.

- Ладно уж, не волнуйтесь. Сядет он. Надоест разыгрывать идиота - и приземлится. Прав капитан Тулков оказался: не хочет этот парень ни с нами, ни с военной авиацией знаться. Навострил лыжи на гражданку, добивается, чтобы уволили. Но не по его личному желанию, а по сокращению штатов. Так ему сподручней новую жизнь начинать.

...Хохоня вновь планировал на посадку. И опять шел выше положенного. Сохатый прикинул, где может приземлиться самолет при такой ошибке. Получался метров на пятьсот перелет. Посмотрел на дальний край аэродрома: "Должно хватить места для пробега".

- Садитесь, Хохоня.

Тулков заволновался, дернулся к Сохатому, открыл рот, собираясь что-то сказать, но подполковник жестом руки остановил его.

- Не надо. Пусть приземляется. Места хватит.

Летчик выравнивал самолет, подпускал его к земле все ближе, и вместе с ним "делал" посадку замполит: по мере снижения "Ила" приседал все ниже, как будто кто-то невидимый придавливал его к земле. Когда после приземления машина немного отделилась от земли, Зенин синхронно с ее движением тоже дернулся вверх, а потом вновь присел.

Подскочив на полметра, "Ил" плюхнулся на землю и покатился вдоль, постепенно теряя скорость. Посадку и полет теперь можно было уже считать законченными. И убедившись в этом, Зенин распрямился, шумно вздохнул:

- Дьявол окаянный, а не летчик. Привлеку к партийной ответственности за фокусы.

- Ничего ни тебе, ни ему это не даст. Приборов, записывающих полет, у нас нет. Вместо фактов - моции. Скажет, что не справился с заданием. Командиры вместо того, чтобы учить, торопили, а сейчас оговаривают его. Избавиться хотят. Лишних много. Тут и конец критике... Тулков, поезжай на стоянку. Высади его из самолета, и чтоб никаких разговоров. Закончим полеты, потом разберемся...

Вечером старший лейтенант Хохоня в присутствии подполковника Зенина и капитана Тулкова признался Сохатому, что хочет уйти из армии. И подал рапорт на демобилизацию...

И в радости горе

Окончена академия.

Подполковника Сохатого распирала радость. Иван Анисимович чувствовал себя альпинистом, покорившим высочайшую вершину и теперь разглядывающим с ее высоты открывшийся ему новый горизонт. Думая о завершившемся этапе жизни и завтрашнем дне, он каждой клеточкой тела ощущал в себе готовность к новым восхождениям и на более крутые горы, пока еще не видимые отчетливо. Удовлетворение достигнутым заслоняло от него в этот миг простую мудрость, что двух одинаковых даже на один пик не бывает восхождений, что с человеком от прошлого остаются только знания и опыт, а трудности встречают его в пути всегда новые. Он, выросший в огне войны от младшего лейтенанта до подполковника, сформировавшийся в условиях фронтового демократизма, не очень-то представлял ожидающие его ухабы на командирском пути и будущих воздушных дорогах, на которых, как и у скалолазов, трудны подъемы, но не легче и спуски.