Преодоление

Фашисты стреляли четырьмя, восемью или двенадцатью снарядами среднего калибра, передавая самолет, как эстафетную палочку, друг другу. Во влажном утреннем воздухе трассы от снарядов виделись Ивану хорошо. А вот снайперская шестиорудийная батарея молчала.

Чтобы передохнуть от напряжения и подумать в спокойной обстановке, Иван вывел самолет на свою территорию.

"В чем же дело? Почему не стреляла та батарея? Может быть, слишком откровенный противозенитный маневр хорошо был виден с земли и поэтому, не надеясь попасть, они не стали себя демаскировать? Возможно, выжидали время? Тогда их задача не в прикрытии какого-то конкретного объекта, а в другом: при благоприятных условиях вести огонь на поражение, чтобы деморализовать наших летчиков, снизить общую эффективность их действий. Если так, то задача у батареи более ответственная... Что же предпринять?"

Сохатый решился пройти над врагом по прямой, не маневрируя по направлению. Такой полет будет принят фашистами за фотографирование площади. Уж тут-то батарейный командир обязательно "клюнет" - более выгодных условий для стрельбы не бывает.

- Стрелок, как дела?

- У меня все в порядке, командир.

- Придется еще раз лезть черту в зубы.

- Если надо, то наше дело солдатское. Вытерпим.

- Молодец, другого ответа не ждал.

Сохатый решил зайти второй раз километров на десять севернее, чтобы расширить район поиска.

- "Маленькие", если горючее есть, то пойдем еще раз, - обратился Иван по радио к сопровождающим его летчикам.

- Бензин пока в норме, только "мессы" прилететь могут. Разведку они не любят. Вон как всполошились.

- Успеем до них еще раз пройти... Пошли, что ли?

- Тебе видней. Если будет драка, уходи сразу к земле. С тобой пойдет пара.

- Ладно.

Над своими войсками Сохатый поднабрал еще пятьсот метров высоты и стал заводить "Ил" в чужое, успокоившееся временно небо. Пока не стреляли, но он, не веря тишине, все больше и больше разгонял скорость, рассчитывая, что постоянное нарастание скорости при залпе зенитной батареи выведет "Ил" впереди разрывов, а потом и по направлению легче будет маневрировать.

Десятикилометровый отрезок пути заканчивался, когда он увидел шнурообразные следы от полета пяти снарядов. Отворачивая машину в сторону, на дальнем конце белесых следов Сохатый обнаружил батарею из шести орудий. Мысль уловила различие между пятью и шестью, но тут он почувствовал удар в самолет и услышал треск разрыва. "Это тот, которого я не увидел". "Ил" тряхнуло и начало опрокидывать на крыло. Сохатый обеими руками ухватил ручку управления, пытаясь вывести самолет из крена. Но машина не подчинялась. Иван кинул взгляд на правое крыло и увидел в нем огромную пробоину: завернувшийся против потока воздуха дюралевый лист обшивки тормозил крыло, и от этого все больше нарастал опрокидывающий момент. Стремясь уменьшить сопротивление воздуха, Иван перевел машину в набор высоты и сбавил мотору обороты: скорость начала падать. Почувствовав облегчение, Сохатый понял, что управление не перебито, самолет управляем, только к нему надо приспособиться. Тяжело дыша от усилий, спросил:

- Петь, ты живой? Не ранило?

- Нет, командир. Пронесло. Батарею вижу! - голос был относительно спокоен. Ремизов, видимо, не представлял, сколь тяжелую борьбу за жизнь машины выиграл летчик.

- Я тоже наблюдаю... - И передал истребителям: - "Маленькие", уходим домой!

Сохатый решил снижаться глубокой спиралью, которая могла быть принята противником за падение самолета, а ему позволяла понаблюдать за расположением батареи, лучше запомнить местность, чтобы во втором вылете сразу точно выйти на нее.

* * *

На малой высоте, маскируясь в лучах низкого солнца, он вышел на свою территорию, перелетел через Днепр и отправил истребителей вперед себя на посадку. Он еще не знал, как посадит машину: на большой скорости не хватало силы удерживать "Ил" без крена и на прямой, но едва уменьшал скорость, разбитое крыло теряло опору в воздухе и самолет опрокидывало на бок. Ивану хотелось немедленно сесть, потому что он представлял непоправимо трагический исход полета, если вдруг из-за повреждения взрывом лопнет какая-нибудь тяга управления. Но посадка "вне дома" делала вылет пустым, а риск неоправданным: если батарея сменит огневую позицию - надо будет искать ее снова. Ему или кому-то другому вновь придется играть со смертью.

Показался аэродром. Посадочная полоса оказалась свободной. Иван выпустил шасси и начал потихоньку снижаться. Внимание его теперь сосредоточилось на одном: сделать так, чтобы "Ил" побежал по земле на скорости больше посадочной на целых пятьдесят - семьдесят километров, покатился без отскока, который мог бы его опрокинуть. "Как только самолет коснется колесами земли, надо сразу же выключить мотор". Иван не сомневался, что посадит самолет, хотя раньше ни ему, ни кому-либо другому в полку не приходилось проводить такой эксперимент. "Главное сохранить спокойствие и рассудительность - только это может спасти самолет и экипаж. Если покрышки колес не повреждены, все обойдется".

Нажал на рычаг включения тормозов колес - тормозные камеры держали воздух. Это уже удача. И все же: если пробита одна из покрышек, то разворот на пробеге не исключен, а тормоза не хватит. "Ничего, тогда сразу уберу шасси и положу "Илюху" на фюзеляж - вреда ему при ползании будет меньше, и нам с Петром безопасней".

- Стрелок!

- Слушаю, командир!

- Когда будем садиться, могут быть осложнения. Смотри, чтобы при резком торможении тебя не ударило затылком о бронеплиту, а по губам пулеметом.

- Понял. Как скажешь "садимся", я на пол кабины сяду, а пулемет в сторону выкачу и придержу.

Сохатый подводил самолет все ближе к полосе, стараясь поставить его колесами на землю почти из горизонтального полета. Наконец он почувствовал, что колеса коснулись земли, и он тут же выключил мотор и взялся рукой за кран уборки шасси, настороженно вслушиваясь в поведение машины. Самолет пробежал метров триста - четыреста по прямой на колесах, а потом опустил хвост на заднюю опору. Иван успокоился: покрышки были целы, а тормоза исправны. Остановились. Самолету повезло: корежить его при посадке на брюхо не пришлось.