Страница 4 из 23
Двое при погонах. Прапорщик и сержант. В полном облачении – бронежилет-модуль, рация-мыльница, табельный «макар» в кобуре, дубинка-тонфа с боковой рукояткой и пара вороненых наручников – на поясе, мегафон… Нагрудный лейбл – «УВД метрополитена». Нарукавный лейбл – «МВД Россия». Было в них что-то от круизных чемоданов – обилие наклеек-нашлепок и квадратность из-за бронежилетов. Наверняка со спины – тоже лейбл: сова какая-нибудь лупоглазая в центре паутины и поясняющий текст по ободу «Вневедомственная охрана ГУВД Санкт-Петербург».
Спины прапорщик и сержант не показали, встретили фигуранта лицом к лицу.
Значит, бдительное и оно же мнительное руководство так-таки пустило за воином «ноги». Или стражи порядка по чью-либо другую душу?
Нет, не по другую. Жест адресовался именно воину:
Можно вас? На минуточку. Пустая формальность!
Отчего же!
– Да?
– Документы?
Воин похлопал себя по груди. Паспорт? Отметил – эти двое, несмотря на солидную экипировку, легкоуязвимы: проверяемый лезет за пазуху, а они даже не отслеживают слагаемых движения. А если не паспорт будет извлечен, но ствол? А у них «макары» – в застегнутой кобуре. Три года назад, помнится, в вестибюле метро «Парк Победы» вот такой же страж затребовал документ у человечка и – получил четыре пули в упор. Бдительность не всегда конгруэнтна мнительности. Особенно при несении службы.
Службу «чемоданы» несли так себе. Взгляд не концентрировался на руках фигуранта, соскальзывал то и дело на саквояж-«beskin».
Прапорщик взял у воина паспорт, раскрыл:
Токмарев Артем Дмитриевич,
V-ВО № 693135,
5 июня 1967 года,
город Красноярск РСФСР,
русский…
Та-ак, фотография с «оригиналом» не вполне совпадает, однако в допустимых пределах: тридцать лет – не шестнадцать, не мальчик, но муж.
Та-ак, а прописочка?
Ленинградская область, ОВД Сосновоборского горисполкома, улица Сибирская, дом № 4, кв № 9…
Все в порядке. Сказано, пустая формальность. А вот следующий неминуемо логичный вопрос «что у вас в сумке?» – уже не формальность. Потому и остановлен гражданин – просигнализировано снизу: гляньте-ка! И глянули бы, но…
…Прапорщик пролистнул паспорт до последней страницы. За целлофановым клапаном – желтоватая картонка, документ. Всем документам документ – для стражей порядка во всяком случае. Фотография 3 × 4 – гражданин Токмарев в парадной форме, капитанские погоны, печать, ОМОН УВД С-Петербург. Документ – карточка-заместитель. Так называется. Получаешь табельное оружие – сдаешь карточку-заместитель. Сдаешь карточку-заместитель – получаешь табельное оружие.
– Извини, капитан, – козырнул прапорщик, возвращая паспорт. А сержант-напарник непроизвольно вытянулся.
– Нормально.
Им очень хотелось все же глянуть в сумку. Но – субординация. Не потребуешь хмуро: ну-ка откройте! И даже не полюбопытствуешь по-свойски: слышь, а чо там у тебя? Будучи не в духе, пошлет капитан к чертям собачьим и будет прав – отвечай «Есть!» и выполняй!
Капитан определенно не в духе.
– Плохо выглядишь, капитан, – своеобразно подбодрил прапорщик.
– Болею… – дружелюбно пояснил воин.
– Не болей, – пожелал прапорщик.
– Не буду… – пообещал воин.
Как бы и все…
Не все. Эскалатор вынес наружу припозднившихся скандалистов – семейку попрошаек и сивогривого. Причем без сопровождения. Подземельный блюститель счел свою миссию выполненной: я – сдал! Эй вы там, наверху, принимайте! Конфликтующие не унимались.
Прапорщик уже на ходу прощально повторил «Извини, капитан!» и направился пресекать. Сержант замешкался – никак не мог отвести почти детский взгляд от загадочной сумки: неужели так и не покажут?! Ну во-о-от!..
– Спецсредство! – заговорщицки произнес воин, сжалившись над мальчишкой в форме.
«Ну т’к!» – понимающе кивнул сержант, будто в самом деле понял.
Капитан пошел в коридор, ведущий непосредственно в здание вокзала. Навстречу и мимо просвистела стайка разбитных баб – в серьгах, в перстнях, в цветастых шалях, в дурных дубленках. Надо понимать, группа поддержки мнимого вдовца, страхующая на выходе.
…Не оглянулся. Что там произойдет – ясно как божий день. Базарный грай, рев разбуженного щипком младенчика, детский скулеж «дя-а-адя! дя-а-адя!» И наконец – лопнувшее терпение милиции: «А ну пошли отсюда! Бысс-стро! Чтоб я вас тут никогда!..» Зато неугомонный пенс-«правдист» получит по полной: нарушаем? пройдемте! там разберемся! Там, в «дежурке», если отделается штрафом, то, считай, отделается легко. Кто-то ведь должен быть виноват! Тьфу-тьфу-тьфу, еще и документа у сивогривого не окажется. И базлаит! Каково!
Капитан чуть было не вернулся. Все-таки он должен благодарить старикана за неслучившееся. Ведь случилось бы – там, в темном вагоне метро: тюк! и – труп!.. трупик… детский… Рефлекс быстрее мысли: тюк! А потом: «Изверг! Изверг! Что он вам сделал?! Только в сумку залез!» Да, но… В Чечне пацаны и помладше способны на…
Рефлекс быстрее мысли. Когда мысль догнала рефлекс, тут и все сразу – мгновенная бледность, испарина, вата в конечностях. «Болею»… М-да, здесь и сейчас трупик был бы н-некстати. Ссылка на контузию, на психологические тяготы многомесячной «командировки» в Чечне многое объясняет, но не оправдывает. Особенно после токмаревского раздрая в ОМОНе, на Грибоедова. Потому: спасибо старикану, из-за которого рефлекс дал осечку и позволил мысли догнать и перегнать… Мотивация пенса в данной ситуации не главное. Главное – результат: не случилось. Удачно, что сивогривый сидел к попрошайке ближе, чем капитан ОМОНа, – нутряной ненавистью перешиб капитанскую эмоцию. Хотя… какая там эмоция! Просто рефлекс, и – тюк!
Ну да, в сущности, благодарность заслужил в первую очередь не пенс, а все же Архар… и вовремя вспыхнувший свет. Пусть сивогривый отдувается единолично. Что же касается Архара – надо поощрить. Ты у нас сейчас внепланово погадишь, Архар. А то напустишь лужу в «beskin» – почти два часа предстоит в электричке до Соснового Бора, и до ее отправления еще…
Капитальная стела в центре зала под открытым небом воплощала незыблемость начертанного на ней расписания. Плюс лист ватмана, приляпанный скотчем:
«Расписание недействительно. Действующее расписание с обратной стороны».
Капитан Токмарев обошел стелу. На обратной стороне – аналогичный приляпанный ватман:
«Расписание недействительно. Действующее расписание с обратной стороны».
Токмарев угрюмо усмехнулся. «Что схема?! Что схема?! Она специально со смещением: станция слева, а на карте справа! Чтоб потенциального противника с толку сбить, деморализовать!» Сценарий разработан отечественным Генштабом в период холодной войны – против потенциального противника. Отчасти потерял актуальность.
Расписание до Соснового Бора он помнил наизусть. Если изменения и произошли, то плюс-минус в десять-пятнадцать минут. На запланированную электричку в 17.05 он все равно опоздал – тягомотина в метро сбила с графика. Теперь дожидаться следующей, 18.20. Плюс-минус. Навел справки в окошке кассы: 18.10. Почти час. Меньше, но почти. Куда торопиться? Домой? Домой вернулся охотник с холмов…
По телефону в Бору откликался монотонный автоответчик: «Здравствуйте! Оставьте ваше сообщение после длинного сигнала. Все!»
В последний токмаревский приезд автоответчика еще не было. А голос мужской, смурной… Не повод для далеко идущих выводов. На пленку для автоответа и должно записывать мужской-смурной, а не женский-грудной – профилактически, времена теперь такие… Но если даже этот самый «мужской-смурной» не просто голос, то… юношеских иллюзий Токмарев напрочь лишился спустя год совместной жизни с Натальей. Пусть! Тем лучше. Если долго мучиться, получится именно что-нибудь, но не то, что нужно.