Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 12

– Не плачь, глупенькая. Я тебе денег куплю…

Бежало время, зимы сменялись веснами, приходило лето, долгое-предолгое, наступала осень. Осыпался ближний лес, журавлиные стаи в небе, первый снег, катания на санях, праздники, именины, крестины. Выдался неурожайный год – пустые закрома в амбарах, толпы нищих за оградой просящих милостыню. Она мать троих детей, родила близняшек, мальчика и девочку. Леночка (имя в честь любимой младшей сестренки) веселая и озорная, Янек, напротив, тихоня и затворник: сидит часами в детской, что-то мастерит, клеит высунув язык.

Она скучает по Петербургу, по матушке, сестрам. Письма оттуда приходят редко, пишет по большей части любимая Леночка. Прислала фотографии: выросла, похорошела, того и гляди замуж выйдет.

От Маши ни слова. Портреты в газетах и журналах, новые сборники стихов, премьеры театральных драм. Ходят слухи о ее романе с Константином Бальмонтом, самим Бальмонтом! – такое невозможно представить. Зачитывалась им как и вся Россия с гимназической скамьи, многие стихи знала наизусть. «Открой мне счастье, закрой глаза». «В моем саду сверкают розы белые, сверкают розы белые и красные, в моей душе дрожат мечты несмелые, стыдливые, но страстные». Волшебные строки, перезвон хрустальных созвучий вливающихся в сердце с первым весенним счастьем, первой влюбленностью. Увидела его впервые въявь на квартире Маши. Забежала на минуту, забыла зачем. В гостиной рядом с сестрой сидел на софе картинно закинув нога за ногу знакомый по бесчисленным фотографиям Бальмонт в строгой визитке.

Она присела в поклоне чувствуя, что краснеет, он улыбнулся, произнес по-французски:

– Здравствуйте, мадемуазель блондинка.

– Здравствуйте, монсеньор…

То ли просипела горлом, то ли просвистела. Махнула торопясь сестре:

– Забегу позже, пока…

Волнующие воспоминания, родной, далекий Петербург! Там жизнь. Театры, концерты, выставки художников, ученые лекции. У людей какие-то цели. Занимаются благотворительностью, веселятся на балах, ездят к цыганам, продуваются в пух и прах за игорными столами, стреляются из-за женщин на дуэлях. А здесь, бог мой! Именины, крестины, молебствия с приходским батюшкой. Год за годом, одно и то же. Бесконечные гостевания: одни гости уезжают, другие приезжают. Крики, шум, звон тарелок. Безумно веселы, говорят одновременно, не слушают друг друга, отобедав расходятся, дамы в малую гостиную посудачить, молодежь на лужайку поиграть в крокет, мужчины в биллиардную покурить или на боковую до вечера. Монотонная череда дней точно мельничное колесо. Меховые вещи привезли из городского холодильника. Варочка в очередной раз окотилась. В соседнем лесничестве пожар. В Шепетовке волки загрызли ночью у арендатора двух собак.

Не забыть случай. Лесник затащил во двор деревенского парня: поймал на порубке. Отнял топор, наказал отработать в страдную пору, иначе в суд. Парень, злой, красный, в распахнутой рубахе, молча слушал, смотрел затравленно на лесника. Ей было стыдно, спряталась за крыльцо, чтобы парень ее не увидел.

– Лесник у него даже пояс отнял, – поведала вечером Владиславу.

– И правильно сделал, – последовал ответ. – Иначе мы скоро без леса останемся.

Странное бесчувствие…

Прокатилась в пику мужу одна заграницу. Побывала в Мадриде, Риме, Париже. Свободно путешествующая русская дама, молодая, свободная, беспечная. Забота одна: напомнить тоскливому педанту, чтобы вовремя выслал деньги. На туалеты к лицу, духи, крем для рук, пудру, массаж. Вернулась, ничего этого, оказывается, не надо: ты не головокружительная кокетка, а матушка-барыня, мать подрастающих дочерей и болезненного сынишки, купленный кружевной пеньюар на ночь тебе надевать смешно, потому что получишь в нем не утренний букет от отельного донжуана, а известие из сморщенных губ ключницы о том, что две коровы передоились, а одна стельная, а остальных и считать нечего, все одиннадцать дадут разве что общими силами четыре стакана молока, и что кучер выхлестнул вороному глаз, а деревенские ребятишки клубнику обтоптали, а прачка все шелковое белье ржавчиной перепортила, а повар пьет, а садовник малину продал, а куры не несутся, а свинью скотница не доглядела и она своих поросят сожрала, а если лакей клянется, что не свинья сожрала, а сама ключница, так это он врет, потому что живет с поваровой женой, и все они заодно и одним миром мазаны, а ей, ключнице, никаких поросят не нужно, хоть озолоти ее, а конюха напрасно выгнали, он теперь грозится гумно сжечь, и, конечно, барыне самой за всем не доглядеть, у ней сил не хватит…

Мужа она почти не видит. Баллотируется в земские гласные, председательствует в уездном общественном собрании, член местного комитета Красного Креста. Встает после завтрака, целует торопливо в щеку: «До вечера, дорогая». В уезде сплетничают о его связи с некоей особой содержащей модный магазин в Могилеве, ее это почти не трогает, чувства к нему давно остыли нет близости, понимания. Теплый когда-то дом сделался немилым, дуют из щелей ледяные сквозняки. Спасение от тоски – по-прежнему книги. Весной Тургенев, летом Толстой, зимой Диккенс, осенью Гамсун…

Дети ушли с бонной на прогулку, она сидит за обеденным столом в одиночестве, есть не хочется, ковыряет безразлично в тарелке. Заглянула горничная, смотрит участливо.

– Полегче чего-нибудь, барыня? Рыбку паровую?

– Спасибо, не надо, Адель.

Идет на веранду, закуривает.





Курить стала недавно, втайне от мужа. Чистит сразу же зубы, жует лавровый лист.

– Ты случайно в шкафу гусара не прячешь? – шутит в спальне Владислав.– От подушки табаком несет.

– Прячу, – роняет она холодно. – Двух попеременно.

– Эх, спинку бы кто на ночь почесал… – позевывает муж. – Устал чего-то сегодня, – поворачивается на бок. – Спокойной ночи, дорогая.

– Спокойной ночи.

Пробудилась однажды в темноте спальни объятая ужасом. Снилась лесная погоня, волки.

– Влад! – закричала, – зажги скорей свечу!

– Это совершенно невыносимо! – он сидел в ночной рубашке, голос злой. – Поезжай, сделай милость, к своей умнице-маменьке, которая сделала из тебя истеричку! Чудесное воспитание, нечего сказать! Днем ревет, ночью орет! Никакие нервы с тобой не выдержат!

Утром сидела непричесанная на подоконнике.

«В Америку что ли убежать?»

Мечтали когда-то с Леночкой начитавшись Майн Рида и Фенимора Купера убежать из дома в американские прерии. Сушили тайком сухари, запасались бисером для торговли с туземцами, видели себя скачущими на диких мустангах женами «Ястребиного Когтя» и «Орлиного Глаза» охотящимися на буйволов. Не получилось: засосала жизнь. Уроки, сольфеджио, куча скучных дел. А мечта не умирала. Повзрослев, оставшись вдвоем сидели обнявшись у окна, перемигивались заговорщицки:

–Убежим?

– Давай!

И радостно смеялись.

В детстве, чтобы быть счастливой, достаточно было малости. Шла шестилетней по улице, увидела, как из-за поворота вывернула конка. Белые, изумительной красоты лошади, красный вагон, люди смотрят из окон, на подножке кондуктор с золотыми пуговицами и фуражке с кокардой трубит в золотую трубу: «Ррам-рра-раа!» Будто солнечные брызги звенели и вылетали из раструба искрящимися брызгами.

– Лена, – закричала придя домой, – я видела конку!

Ни о белоснежных конях не рассказывала, ни о красном вагоне, ни о кондукторе с золотой трубой из которой брызгало солнце, а маленькая сестренка поняла. По выражению ее лица, радостному голосу: встретила по дороге счастье!

Все это потом куда-то ушло, краски мира потускнели, стали черно-белыми, утратила способность быть счастливой просто так. Гимназисткой девятого класса оказалась по какому-то случаю на окраине города. Июльская жара, пыль, поблизости ни одного извозчика. Стояла озираясь на загаженном тротуаре, увидела подъезжавшую к остановке конку. Рассохшийся, облепленный пассажирами вагон с открытыми окнами тащила из последних сил тощая кляча с распаренными боками, в печальных ее глазах читалось: «Сдохнуть бы вам всем назло, пешком потопаете по жаре». Она поднялась по ступенькам, взяла билет. Унылый кондуктор сипло протрубил в рожок. В заполненном людьми вагоне нечем было дышать, пахло раскаленным утюгом. Она нашла свободное место, села – моментально пристроилась рядом развязная личность, произнесла дыша в лицо соленым огурцом: «Разрешите вам сопутствовать». Не говоря ни слова она встала и вышла на площадку…