Тушеная свинина

– Позволь мне спросить Ли Чана, нет ли у него чего-нибудь для тебя, – предложила тетя.

– Не забудь убедиться, что работа надежная и ее не обманут, – добавила бабушка.

– Мама… – снова начала тетя. – Я понимаю, тебе не нравится Ли Чан, но он знает много богатых людей, которые могли бы заказать у Цзяцзя картину.

– Я больше не буду вмешиваться, – проговорила бабушка с несчастным выражением лица. – Да, я не знаю, как устроен сегодняшний мир. Но надежнее всего заниматься ремеслом. Посмотри на себя и на Ли Чана, который до сих пор живет в моей квартире. А ему пора бы иметь собственный дом.

Затем, качая головой, бабушка встала и удалилась в кухню, чтобы приготовить еду.

– Останься на ужин, Цзяцзя, – предложила тетя.

В начале десятого вечера Цзяцзя забрела в бар Лео. Сначала она молчала: в ее голове бродило слишком много мыслей, чтобы их можно было выразить словами. Выйдя из бабушкиного дома, она вдруг поняла, что не обязана подчиняться чужим правилам. Она больше не ребенок, и мнение бабушки, каким бы обоснованным оно ни казалось, осталось за дверью ее квартиры. Теперь Цзяцзя могла идти куда угодно, ни перед кем не отчитываясь. Могла заниматься искусством, и рядом больше не было Чэнь Хана, чтобы указывать, как плохо это выглядит в глазах окружающих. Ей захотелось хорошего шампанского.

Она подозвала Лео.

– Бокал самого лучшего шампанского, пожалуйста, – попросила она.

– Вот этого? – Он открыл меню и указал название. – Обычно его продают бутылками. Но я могу налить бокал. Похоже, у вас сегодня праздник.

– О, тогда не возражаю против целой бутылки вот этого!

Она засмеялась и постучала пальцем по строчке меню.

Если она решила зарабатывать на жизнь живописью, то позволит себе разгуливать по дому в огромной футболке не по размеру, неумытой и коротко стриженной. Правда, и в этом случае она представляла себе рядом кого-то, кто, несмотря ни на что, обеспечивал бы ей комфорт и приносил еду из любого понравившегося ресторана, даже с другого конца города. Да! У нее появятся новые воспоминания, и в них будет присутствовать еще кто-то, с кем она поселится в новом доме. Эти воспоминания и станут питать ее творчество.

Лео вернулся с бутылкой и осторожно открыл ее. Послышалось тихое шипение. Он наполнил бокал шампанским – холодным, золотистым.

– Вы любите живопись? – спросила Цзяцзя.

– Я всегда больше интересовался музыкой.

– Тогда вы напишете для меня песню? – рассмеялась она.

Обычно Цзяцзя не смеялась на людях, но ей хотелось быть кокетливой, игривой. Она не могла припомнить, когда в последний раз вела себя так: смеясь не в ответ на что-либо, а приглашая кого-то в ближний круг не чужих ей людей. Лео улыбнулся в ответ, чтобы соответствовать ожиданиям, сопроводив улыбку легким смешком.

– Вы когда-нибудь писали песни для своих подруг? – спросила она.

– Один раз, для последней. Но ей не понравилось.

– Расскажите о ней.

– Ну… – Он поискал лаконичный ответ на неопределенный вопрос. – Она была как тяжелое похмелье.

– Значит, у вас от нее болела голова.

– Часто. И очень сильно.

– Вы ее понимали? Я имею в виду, вы действительно понимали, кто она и почему делает то, что делает?

– Оттого, что вы понимаете кого-то из близких людей, иметь с ними дело не легче.

Лео поставил бутылку в ведерко со льдом и накрыл салфеткой.

Цзяцзя на мгновение задумалась.

– Я никогда не понимала мужа, – призналась она.

– Он был сложным человеком?

– Вовсе нет. Он вырос в бедной, но заурядной семье, много работал, преуспел в бизнесе, женился на мне, а потом умер. Все просто, правда? Но я не понимала его простоты.

– Вам этого хочется? Простоты?

– Я больше не уверена.

Она сделала глоток шампанского. Пузырьки сначала придали ему очень сильный вкус, похожий на громкий аккорд в начале симфонии, но вскоре, почти сразу, кончиком языка она ощутила всю гармонию напитка.

Лео вопросительно посмотрел, ожидая продолжения.

– Всю жизнь я словно поднималась на стену башни, – объяснила Цзяцзя, ставя бокал на стойку. – Мое тело всегда было параллельно земле. А потом раз! Мир повернулся, я стою прямо, а башня лежит на земле плашмя. Все стало по-другому, но моя голова снова поднята, и я иду вперед. На самом же деле я даже не знаю, в какую сторону идти. Понимаете, к чему я клоню? А шампанское хорошее, очень хорошее, должна вам сказать.

Прежде чем Лео успел ответить, вошли еще несколько посетителей, и Цзяцзя жестом дала понять, что разговор можно прервать. Это оказалась компания из четырех человек: двое мужчин и две женщины. Под распахнутыми пальто у обоих кавалеров виднелись костюмы – один серый, другой темно-синий, – но галстуки после работы они сняли. Женщина пониже сняла шубу и осталась в яркой блузе с декольте. Она вела себя шумно. Не успев усесться, заявила, что она адвокат.

– У тех парней не было ни единого шанса, – похвасталась она. – Мне все равно, если ты дерешься перед клубом, но если ты бьешь моего друга у меня на глазах, ты ведешь себя глупо. Я позаботилась, чтобы малый получил заслуженный срок.

– Однако он был довольно молод, верно? – спросила другая женщина.

– Парню было восемнадцать. Приехал на «Мазерати». – Она достала тонкую сигару. – Его родители приходили с извинениями и просили все уладить. «Нам очень жаль, однако наш мальчик и так получил урок». Но я ответила: «Нет уж, он получит полный курс коррекционного образования, в котором нуждается». – Она громко захохотала и добавила: – Видели бы вы их лица!

Посетители рассмеялись и заказали выпивку. Лео подошел к Цзяцзя и тихо спросил, не беспокоит ли ее шумная компания.

– Совсем наоборот, – шепнула она в ответ. – Пусть разговаривают, они забавные.

Когда бар закрылся, Цзяцзя все еще сидела на своем табурете. Четверка запоздалых посетителей ушла. Женщина так и не смогла прикурить сигару. Оставшуюся часть вечера Лео был занят приготовлением коктейлей. Цзяцзя время от времени наблюдала за его двигающимися пальцами: хозяин бара обладал довольно заурядной внешностью, но ей нравилось, как он работал руками. Лео, наверное, надежный человек, подумала она, и так предан любимому делу. Его движения казались отточенными – в них чувствовалась та легкость, которая достигается только после многих лет практики.

Лео протер последний столик и вернулся к стойке. Затем он переложил сумку Цзяцзя и сел на соседний табурет – удивительное проявление близости со стороны мужчины, который держался на вежливом расстоянии от других. Цзяцзя повернулась лицом к нему.

– Я допила бутылку, – сообщила она. – Мне пора уходить.

– Останьтесь и выпейте со мной еще.

Перегнувшись через стойку, он достал бутылку бренди и два бокала.

Они молча выпили.

– Как вы думаете, я красивая? – спросила Цзяцзя.

– Ты как вода. Твоя красота мягка и спокойна.

– Тогда ты проведешь со мной ночь? Думаю, это станет хорошим воспоминанием для нас обоих.

Тротуар был мокрым от растаявшего снега, но местами покрылся ледяной коркой: температура падала. Лео закрыл бар, и они оба направились в сторону квартиры Цзяцзя. Относительно чистый дневной воздух улетучился, и город скрылся за пеленой смога.

Глава 4

Проходя мимо консьержа, Цзяцзя ускорила шаг и оставила Лео позади. Консьерж поздоровался, но она спрятала подбородок в складки шарфа и, не останавливаясь, прошла к лифту.

Поднимался лифт долго, и все это время они молчали. Вдали от бара уверенность Лео в себе куда-то подевалась, и на его лице отразилась тревога. Он будто стал меньше ростом. Войдя в квартиру, он медленно снял пальто и застыл с ним в руках, хотя Цзяцзя бросила свое на диван.

Заметив смущение гостя, она одной рукой взяла пальто Лео, а другой ободряюще коснулась его локтя. В ответ он притянул ее к себе, как будто теперь мог перестать притворяться робким. Она почувствовала, как ее грудь прижалась к его груди, а его губы потянулись к ее. Его дыхание отдавало свежей мятой, и она смутилась, подумав, что ее собственное пахнет алкоголем. Она не видела, чтобы он ел что-то мятное.