Страница 2 из 10
— Поэтому так громко лает? Сообщает всем о своей некусачести? — все же выдала я, не двигаясь с места, настороженно всматриваясь в приближающиеся фигуры.
— Да он даже в наморднике, чтобы никого не пугать. Просто общительный очень, это он так радуется, правда, малыш? — ответил незнакомец со смехом.
«Малыш» радостно залаял в ответ. Ну это я так думаю, что радостно, лично мне все еще слышался в его лае подтекст: «Ну иди сюда, иди, мяско на ножках…». Правда, почти сразу же я рассмотрела в неясном свете фонаря блеснувший металлический намордник. Ну ладно, Харон, проходи, и вовсе не боюсь я тебя ни капли, так и знай.
Выдохнув чуть спокойнее, потихонечку пошла дальше вперед, не сводя бдительного взгляда с необычной пары. Под тяжелой поступью Харона мост скрипел и ухал, но пса это не смущало. Натягивая поводок, он настойчиво тянул своего худосочного хозяина вперед. Вскоре я даже сумела рассмотреть лицо этого парня. Вполне себе симпатичное такое, веснушчатое лицо.
— О, неудачный день? — произнес он сочувственно, рассмотрев жалкий вид моей одежды. В подтверждение его слов я звонко чихнула.
— Не представляете, насколько… — проворчала уже спокойнее, когда они со мной практически поравнялись.
Харон, весь испачканный в болоте, радостно вилял хвостом и тянул поводок уже целенаправленно в мою сторону, но его хозяин все же как-то сдерживал его, попеременно поскальзываясь на уже чуть обледеневшей поверхности моста.
— Ну ничего, за темной полосой непременно наступает светл… Стой, Харон!
Но крик парня, все же поскользнувшегося на наледи и упавшего от резкого рывка пса, выдернувшего конец поводка из рук, ни капли не смутил Харона, понесшегося на всех парах ко мне.
— Фу, Харон, фу-у! — только и успела я воскликнуть полуистерично, когда эта образина наскочила на меня, обхватив передними лапами, и принялась… — Фу, уберите своего извращенца!!!
— Харон, назад! Назад, су-у…
Но что хотел крикнуть хозяин этого любвеобильного извращенца, я уже не услышала, пытаясь как-то оттолкнуть его, и, разумеется, поскользнулась от неловкого движения. Мощный толчок пса — и я всем телом навалилась на шаткие перила. Пронзительный скрежет пробрал до самой глубины души, а в следующий миг всякая опора подо мной исчезла, и я полетела вниз под удивленным взглядом Харона.
На моем надгробии напишут: «Она пала жертвой собачьей страсти». Или попросту скажут: ее пес насмерть затр… Додумать мысль не успела, ощутив кошмарную боль от удара, и мое сознание померкло…
Приходила в себя как-то очень уж тяжело. Все кости ломило, словно при гриппе, жутко тошнило, во рту поселился мерзкий привкус, все звуки пробивались словно через плотный слой ваты и воспринимались, скорее, как белый шум. Мысли в голове путались, воспоминания и вовсе казались хаотично перемешанными, отчего всплывало, почему-то, то одно, то другое, то… эээ… и вовсе не мое? Что за?..
С трудом открыв глаза, поморщилась от пронзившей голову боли, даже слезы набежали, не давая толком рассмотреть, где я нахожусь. Слабо застонав, зажмурилась обратно, переживая приступ. Да что ж мне так хреново? Снова поддалась на уговоры Анжелки и отправилась с ней на очередные посиделки, где «все только свои» и «выпьем совсем капелюшечку»?
Тут же вспомнился вчерашний вечер, где Вселенная только и делала, что роняла меня, мочила в лужах и морозила… Ну точно! Заболела. А, и упала, да, как я могла забыть? А потом еще и яд, а то втыкать в грудь фамильный кинжал как-то очень уж кроваво и… Стоп. Что? Какой такой яд?!
Резко открыв глаза и зашипев от боли, попыталась сесть на кровати и осмотреться. Сморгнув выступившие слезы, медленно обозрела окружавшую меня обстановку и, гулко сглотнув, с трудом сдержала рвущееся из груди нецензурное описание сложившейся ситуации.
Я была не в общаге. Однозначно не там. Об этом свидетельствовали и высокая кровать с балдахином, укрытая помпезным, вышитым золотыми нитями покрывалом, и отполированный до блеска паркет, и стены, украшенные вычурной лепниной, и трюмо с несколькими зеркалами, уставленное различным количеством баночек-скляночек, и обитый бархатом пуф у него, и огромный шкаф из красного дерева, занимавший, пожалуй, треть немаленькой комнаты…
Но больше меня интересовало, почему при этом я сама лежала на кровати поверх одеяла в каком-то жутко неудобном парчовом платье с пышными многослойными юбками и в туфлях на невообразимо высокой шпильке!
Тут же пришло воспоминание, как я уговаривала папеньку приобрести мне это пыточное устройство для женских ног в модном бутике, где имелась продукция исключительно дроу… Чего?! Какие, мать их так, дроу, бутики и папеньки?!
Мной начала овладевать паника. Что за бубуйня тут происходит? Где я, что со мной произошло, почему в голове возникают какие-то непонятные воспоминания со мной же, но которые мне не принадлежат?!
Я упала с моста из-за дурацкой собаки! Ударилась головой, поэтому какие-то ранее прочитанные или увиденные где-то образы подсознание переносит на меня же. На самом же деле, хозяин Харона, убедившись, что у меня ничего не сломано, перенес меня к себе домой, где… переодел в дорогое платье и уложил на кровать?!
Крепко зажмурившись, с силой стиснула кулаки, будто бы это могло прояснить ситуацию, и услышала тихий шелест.
Вздрогнув, открыла глаза и медленно раскрыла одну ладонь, растерянно уставившись на зажатую в ней бумажку. Это все напоминало мне сцену из какого-то третьесортного детектива, где героиня приходит в себя в незнакомом месте с частичной амнезией… А если я все помню, ну или почти все, а воспоминаний как-то больше стало? Бывает амнезия наоборот? Ну да неважно. Так вот, я, проблемы с головой, незнакомое место, общее замешательство… и главная улика в руке!
Отогнав дурацкие мысли, как реакцию на стресс, осторожно развернула помятый клочок плотной глянцевой бумаги. И как я не заметила, что сжимаю это в руке? Вон, даже вмятинки небольшие пооставались на коже от острых углов бумажного комка…
И судорожно выдохнула, чувствуя, как зашевелились волоски на теле, а головная боль и вовсе отошла на второй план. Внутри заклубился страх, который с каждым мигом лишь усиливался, перерастая в истошный ужас. Буквы, выведенные моим почерком, разве что чуть аккуратнее, чем обычно, никак не желали складываться в полноценные слова, словно я спешно вспоминала полузабытый, но когда-то очень хорошо знакомый язык.
«И все же последнее слово за мной! Я не выйду замуж за вашего «хорошего мальчика», мое сердце занято! И больше оно не будет биться, я умру ради любви и буду счастлива в посмертии, так и знайте!»
— Во дебилка… — только и смогла выдавить, перечитав сие послание несколько раз. Взгляд сам собой упал на лежавший рядом на кровати какой-то пустой хрустальный флакончик без крышки.
Тут же в голове замелькали воспоминания моей громкой ссоры или, скорее, безобразной истерики с так же пафосно разодетыми мужчиной и женщиной, чем-то неуловимо похожими на меня. Вспомнились обида и гнев, переполнявшие душу, и глухие рыдания, которые не в силах сдержать… Мстительное удовольствие во время написания записки и мерзкий вкус какой-то дряни из флакона… Боль, пронзившая тело, вдруг встрепенувшийся страх…
— Что за бред! — выпалила я, как только калейдоскоп образов остановился.
Ну бред же, что за нахрен?! Я упала с моста, каким-то чудом ничего себе не сломала, хозяин Харона принес меня к себе домой… Ну пусть окажется, что я всего лишь попала в лапы маньяка, а? Вселенная… Нет, Вселенная, молчи, я вообще не к тебе сейчас обращалась!
Глаза защипало от слез. Хотелось забиться куда-то в угол, сжавшись в комочек, и с упоением заняться себяжалением, причитая, что это лишь сон…
Так, Сашка, соберись давай. Маньяк это! Просто шизанутый на всю голову маньяк, который притащил меня в свое логово и переодел. После Маши и Вани, любившего выскакивать и страшно орать из-за угла, когда приходила к нему заниматься, мне ли бояться маньяков? Да я сейчас сама кого хочешь заманьячу!