Сумасбродства

Люда оказалась чрезвычайно веселой, остроумной и милой девушкой после двадцати пяти лет. И надо же было к этому времени случиться, что мой вагонзавод первым в стране и Российской империи начал экспортировать поезда в Болгарию. Началось межгосударственное столпотворение. Толпы специалистов вагоностроителей устремились в Болгарию, а болгары зачастили в Ригу. Бюро надежности завода обеспечивало сервисное обслуживание в Болгарии. Специалистам бюро сшили форменные куртки из невиданной черной японской искусственной кожи. Главное – из кожи, т.к. кожаная куртка была немыслимой роскошью. А японцы умели придать искусственной коже естественность. Надежники не просто ходили по заводу, а фланировали в полетах мечты и надеждах на командировку в заграничную Болгарию, на что завистники – безнадежники парировали:

––Мол, курица не птиц, а Болгария не заграница.

Люди в новых черных куртках активно готовились к поездке в Болгарию. Посещения цехов, хождение по узким межстаночным проходам с торчащими и цепляющими металлическими зацепками, одергивающими их то за полу, то за рукав, то за карман куртки, показали, что японская кожа – не чертова, рвется. Люди в куртках стали людьми в куртках с торчащими языками вырванной кожи или в швах после заботливых рук жен. Но не всем надежникам удалось поменять японскую кожу на натуральную в Болгарии. Остальные терлись по-прежнему в заводе и могли только встретиться с одним – другим представителем Болгарии. Так и я с Тодором познакомился в бюро информации, которое было приемной базой командированных специалистов Болгарских железных дорог, закупавших наши поезда. Руководителем бюро был пожилой импозантный еврей Виктор Ефимович Жив, умный, обаятельный, остроумный и веселый человек. Иногда он в компании как мантру провозглашал оптимистично:

––Ленин – жив, вечно – Жив.

Болгары с удовольствием обитали в бюро и были всегда хорошо приняты, а в конце рабочей недели еще и бутербродами, выпечкой и с кофе под бальзам. Проходя мимо их двери, и я оказался затянутым к ним этим духом. Случилось, что в бюро оказался и болгарин из Софии – Тодор, с которым меня познакомила сотрудница. Расходясь, мы с Тодором вышли из завода вместе, и остановились прощаясь. Но тут нас почти одновременно посетила мысль зайти в кафе, что, напротив. Рижский бальзам ранее и добавленное теперь шампанское полностью разрушили межгосударственный барьер, и Тодор пригласил меня к себе, в гостиницу «Рига», где он жил с коллегой, на редкие у нас болгарские коньяки «Плиска» и «Солнчен бряг». Принимая коньяк, нас посетили игривые мысли, обращенные к прекрасному полу. Спустились в ресторан, но он выглядел уныло пустым, не на ком было глаз остановить. Тодор как-то тихо спросил меня –не знаю ли я какой-нибудь девушки, которую можно было бы пригласить в компанию. Я вспомнил о Люде. Позвонив ей, пригласил в гостиницу, и немного замявшись, поинтересовался:

––Людочка, не ли у тебя какой-либо подружки для нашего болгарского друга, заботясь о том, чтобы она расширила бы нашу компанию до близкого к золотому составу, когда и в чаепитие врывается веселье. –Люда ответила, что подумает, а я тут же направил ее мысли:

––Людочка, подумай о девушке, желательно морально неустойчивой.

Люда рассмеялась, и ответила –Есть такая девушка.

С ее ответом в моей памяти всплыла ставшая крылатой фраза – ответ Ленина на вопрос председателя Думы:

––А будет ли такая партия (видимо готовая взять власть)?

На что Ленин ответил:

––Есть такая партия!

Не знаю, что подумала Люда на мой запрос, я же под «морально неустойчивой» подразумевал одну из таких девушек, которые предав Родину, могли выйти замуж за иностранца. Были и выходили, и уезжали из страны. Тодор выглядел вполне женихом.

В фойе мы с Тодором, горящим надеждой и любопытством, встретили Люду и подругу, назвавшуюся Ларисой. Лариса предстала завитой блондинкой с необычайно выдающейся грудью, заметно старше моей Людмилы. На Тодора Лариса произвела сильное впечатление. Он стремительно шагнул к ней навстречу, протянул руку, по-пьяному лихо щелкнул каблуками, поцеловал ее руку и выдохнул:

––О, Лариса! Я Тодор.

Поднялись в номер, от Ларисы и Люды стало как-то тесно, и я пригласил всех к себе для продолжения банкета. На такси приехали ко мне. Началось привычное застолье, потом танцы. Настала глубокая ночь. Уже не до веселья, пора отходить ко сну. Я отвел Тодору с Ларисой гостиную с раздвижным диваном и стал готовить нашу постель в спальне. Но Тодор все ходит как неприкаянный из комнаты на кухню и обратно, не стремясь к предназначенной судьбой к своей Ларисе, а норовя взять за ручку Люду и увести ее туда, где ни меня, ни Ларисы нет. И тут вкралось в меня подозрение – уж не задумал ли он разлучить меня с Людой? Я решительно подошел к воркующему голубку, взял за руку Люду и увел в спальню. Направляясь в кухню, столкнулся с хмурым Тодором, и он повел со мной такой разговор:

––Мне очень нравится Люда, а Лариса мне совсем не нравится.

––Ну и что же? Проводи ее домой и простись. Ведь ее Люда пригласила по твоей просьбе.

––Но ведь ты не женишься на Люде. Зачем ей оставаться с тобой.

Такая прозорливость поразила меня. Тодор видит нас впервые, несколько часов, и уже раскусил меня, и определил Люду своей невестой. Без нее ее посватал. На это я твердо предложил Тодору:

––Ложись, друг, спать в гостиной, а в каком составе – один или вдвоем, твое дело. Мы с Людой устали и хотим спать. Спокойной ночи.

Просыпаясь, я слышал шаги гуляющего по комнате Тодора и похрапывание Ларисы. Заснул и был разбужен хлопнувшей дверью. Вышел, заглянул в гостиную. Лариса сладко и уже беззвучно спала. Болгарский жених ушел. Встречаясь в заводе, Тодор отворачивался от разлучника. Надеюсь, что он обрел все же счастье на родине. Надо же, как у болгар быстро – едва увидел увидеть – и уже жениться. А у нас? Кто-то всю жизнь примеряется, да так и остается холостым.

Серым морозным утром наша поредевшая компания собралась в кухне за завтраком. Мы с Людой веселые немного поиздевались над хмурой Ларисой.

––Ну, что, подруга, проспала жениха.

––Да какой-то он суетной. Все никак не мог улечься, ходил по комнате, курил. Я ему говорю:

––Тебе завтра, наверно, на завод, к поездам, а ты все полуночничаешь. Стал говорить о каких-то проблемах с наладкой. Я ему:

––Брось, там не ладится, так хоть здесь наладь. Ложись спатеньки, и успокойся, – Лег, затих, а проснулась – его нет. Ах, брошенная я, покинутая.

Я смеясь утешил Ларису:

––Еще не вечер, пойду и я на завод, встречу Тодора, объясню, что у нас так не поступают, и одумается целомудренник.

Люда развлекла нам своей историей, которую мы с интересом выслушали. Было это несколько лет тому назад, летом, очень я была еще молодая. Шла по парковой стороне нашей главной улицы. Мимо меня медленно проехала «Волга». Иду дальше, машина остановилась, и из нее вышел средних лет мужчина какого-то благочинного вида по своим манерам, даже по шагам, которыми он направился мне наперерез. С извинениями попросил остановиться.

––Сударыня, простите меня, но мне хотелось бы сделать вам предложение.

Мужчина очень порядочный, сразу поняла и не испугалась. Бывало, что выйдет из машины какой-нибудь кавказец, горящими глазами в белках как закрутит, посмотрев на тебя, так не знаешь куда бежать. Этот – другое дело.

––Так говорите, –отвечаю.

–– Я православный священник, служу у нашего преподобного. Он стар и немощен. Вся паства и мы желаем ему многих лет в молитвах. Но взор его не весел, и оживляется, мы заметили, только в службе, когда обращается к хорошенькой прихожанке. А вы очень хороша, но на службах не бываете, наверно.

––Да, как-то не соберусь.

–– Наверно вы в комсомоле, и потому не можете?

––Нет, нет. Запретов нет. Сама виновата.

––Милая девушка, не могли бы вы оказать нам честь и навестить?

––Могу, почему же нет. А когда?

–– Да вот теперь же. Пожалуйте в автомобиль.