Смерть Кощея

— Ну что? — пробормотал я, обращаясь к самому себе и озираясь, обозревая окрестности с холма. — Кажется, мы уже не в Канзасе… в смысле, не в Сибири.

От созерцания безрадостного пейзажа меня отвлек жалобный то ли писк, то ли всхлип за спиной. Я резко развернулся — и от увиденного у меня защемило сердце. А заодно от стыда.

— Господи, Валя! — только и мог я воскликнуть.

Розовый топ девушки, хоть и не был коротким — почти до пояса доходил — оставлял открытыми плечи и руки. Да и толщину имел не ахти какую. Как нельзя лучше подходя для прогулок по городу под солнцем в тридцатиградусную жару, в погоду похолоднее он был примерно так же полезен, как шуба из туалетной бумаги.

Так что теперь Вале только и осталось, что стоять-дрожать, обхватив себя руками, на этом беспощадном ветру. Стараясь сохранить в организме хоть немного тепла.

Не говоря ни слова, я снял и набросил на Валины плечи свою джинсовку. Отчего, в одной футболке, мне, ясен пень, самому сделалось заметно холоднее.

Но джентльмен я или не джентльмен? Не говоря уж о чувстве вины — ведь это по моей милости Валя оказалась в столь неприятной ситуации. И это еще мягко сказано.

На хрупкой девушке, едва достававшей мне до плеча, джинсовка смотрелась как целое пальто нестандартного фасона.

— Д-дурак ты, Алик, — проговорила она дрожащим голосом, словно не заметив моей заботы, и зябко переминаясь с ноги на ногу, — д-дур-рак и не лечиш-шься. Пр-равильно г-говор-рила, что ты Дуралекс. Дур-ралекс и есть! Лучше бы кофе меня угостил. Да п-погор-рячее!

— Будет, будет кофе, — торопливо произнес я, — вот только верну нас.

Пытался Валю успокоить, хотя понимал: запланированное мной экстремально-фантастическое свидание явно сорвалось, причем позорно. И если произвело на девушку впечатление, то совсем не такое, как я рассчитывал. Сами наши отношения оказались под угрозой, и такая мелочь, как чашечка кофе, едва ли могла что-то исправить.

— Сейчас, сейчас, — приговаривал я, доставая из кармана джинсов пультик. Пальцем уже ощутимо подмерзшей руки потянулся к кнопке возвращения, и…

Резкий скрипучий звук был мне ответом. Резкий скрипучий звук — вместо возвращения привычной обстановки кабины управления машиной времени.

— Что-о-о! — возопил я, крайне пораженный, и вперился взглядом в маленький экранчик в верхней части устройства.

Как будто мой более пристальный взор мог изменить то, что я на этом экранчике увидел.

— Ну… ё-о-опрст! — вырвалось у меня из глотки. Хотелось выразиться покрепче, но с трудом удержался. Не при Вале же!

— Что случилось? — отозвалась девушка, худо-бедно согревшаяся в моей джинсовке. — Почему мы еще здесь?

— Да блин! — я в отчаянии встряхнул пультик, но показание, естественно, не изменилось ни на йоту.

На экране по-прежнему мигала надпись, выведенная алыми как артериальная кровь буквами: «Недостаточная синхронизация. Синхронизация — 18 %».

— Недостаточная синхронизация, — молвил я виновато, — ну, для возвращения.

— Синхронизация? — переспросила Валя. — А… с чем?

— Ну, с временным потоком… с цепочкой причин и следствий, лежащих в основе известной нам реальности.

— И что это значит? — голос девушки звучал нетерпеливо, почти капризно. Не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы заметить и сообразить: Вале не только не по душе пребывание в этом ветреном негостеприимном краю за черт знает сколько лет до ее родной эпохи. Еще девушку явно напрягало полнейшее непонимание происходящего.

— Ну, помнишь, я говорил, что наш мир — это в том числе и результат всех изменений, которые мы внесли или можем внести в ход истории, путешествуя в прошлое?

Валя кивнула, а я продолжил:

— Так вот. Мы, по ходу то, что можем — еще не внесли. То есть, пока наше присутствие в этом времени необходимо. Вопрос только, зачем?

— Понимаешь, — не то объяснял, не то оправдывался я, пока мы спускались с холма, ибо стоять на его вершине, дрожа под ветром, как цуцик, и мерзнуть в любом случае было ни к чему, — обычно… ну, судя по прежним экспедициям, синхронизация составляет не меньше девяноста процентов. Это значит, пребывание сотрудников института в прошлом не имеет для этого прошлого значения. Как-то заметно вмешаться в ход истории мы не можем… даже если бы сильно хотели. А если попытаемся — само прошлое… среда пребывания нас и окоротит. Как того чела, который хотел «Привет!» на дорожке в парке написать. Помнишь? Я рассказывал…

Валя в ответ лишь молча кивнула, кутаясь в мою джинсовку. А я продолжал:

— При высокой синхронизации в принципе можно делать в прошлом, что в голову взбредет… с учетом инстинкта самосохранения, понятно. То, что у временного потока иммунитет к твоим косякам, не значит, что ты сам неуязвим… скорее, наоборот. Но уж свалить оттуда в наше время можно в любой момент. Если синхронизация около девяноста процентов и выше. А не как сейчас…

Когда склон холма остался позади, уже стоя на краю верескового поля, я вновь зачем-то глянул на пультик. «Синхронизация — 20 %», — гласила надпись на маленьком экране.

Двадцать. Хотя я помнил, что на вершине холма пультик показывал всего восемнадцать процентов.

— Интересное кино! — проговорил я. — А синхронизация-то растет! Стоило только с холма спуститься. Да, ненамного. Ну, так и Рим не сразу строился.

От услышанного Валя оживилась, заметно приободрившись.

— Кажется, главное для нас — не бездействовать, — предположила она, — что-то делать, и тогда шансы повышаются. Как с лягушкой… помнишь? Из басни?

— Лягушку-то помню, — отвечал я, — только здесь, по ходу, не все так просто. Скорее, как в квесте. Нужно не просто что-то делать, а совершить строго определенные действия. Жаль, подсказок никаких… ну, кроме пультика.

Впрочем, и без подсказок мы недолго думали, куда направляться дальше. За холмом атаки беснующегося ветра досаждали нам уже не так сильно. Но еще большую защищенность обещала темно-зеленая стена леса, высившегося впереди. В лесу, к тому же, можно и костер развести — зажигалка у меня есть; и найти что-нибудь съедобное. Грибы какие-нибудь, ягоды. Можно даже спальные места соорудить — лапника наломав хотя бы.

Так что, не сговариваясь, мы с Валей двинулись в сторону леса. Огибая кусты вереска, продираясь через заросли.

И, как оказалось, с выбором мы не ошиблись. Достигнув лесной опушки, я снова невзначай проверил пультик. Показатель синхронизации достиг уже двадцати двух процентов. И прямо на моих глазах вырос до двадцати трех, стоило сделать шаг в сторону леса.

На всякий случай я нажал кнопку возвращения — а вдруг прокатит! Увы, двадцати трех процентов синхронизации тоже было недостаточно, о чем пультик не преминул меня оповестить своим скрипучим голосом и соответствующей надписью.

То есть, вроде и верной дорогой идем, но прошли ею мало, слишком мало.

Несмотря на это, в чащу мы соваться не спешили, двинувшись вдоль опушки. Мимо стены из высоких сосен и разлапистых елей.

Ветер здесь почти не ощущался, зато из самого леса веяло холодом и сыростью. К тому же в этом природном лабиринте, вившемся между деревьями под сводами из их крон, было заметно темнее. Притом, что погода без того стояла пасмурная — солнце не напомнило о своем существовании ни единым лучиком за все время нашего пути.

Мало того, низкие облака, наконец, прекратили свою гонку и повисли над землей, слившись в непрерывное темно-серое пятно. Погрузившее мир в те характерные депрессивные сумерки, когда трудно отличить полдень от раннего утра, а утро — от вечера.

Заблудиться же в незнакомом лесу, да еще в полумраке было как дважды два. Да и мерзнуть лишний раз не хотелось. Вот остановимся передохнуть, тогда и можно будет обследовать хотя бы ближайшие метров сто этого сосново-елового царства. На предмет грибов и топлива для костра.

— Алик! Бли-и-ин! — окликнула меня Валя, которую, не иначе, тоже посетила мысль об отдыхе, но желание перевести дух оказалось неизмеримо сильнее. — А когда привал? Сколько уже идем? Я уста-а-ала!