Смерть Кощея

Но тогда кем?

Делиться этой смутной осторожной догадкой со своей спутницей мне, однако, не хватило духу. Не улыбалось как-то быть записанным уже не только в нытики, но и в параноики.

А Валя не преминула выложить передо мной последний козырь. Крыть который мне вообще было нечем.

— И, уверена, колдунья должна подсказать нам что-то полезное. Зря, что ли, на пути к ней синхронизация выросла?

Я снова глянул на пультик — за разговором мы успели преодолеть примерно половину пути по лугу от моста до лесной опушки.

Пультик показывал опять-таки половину — предмет вечного спора о «пустом или полном» стакане. Синхронизация снова подросла до пятидесяти процентов.

Что и говорить, выглядело это ободряюще. Хотя я не спешил снова жать на кнопку возвращения — после предыдущей попытки и ее последствий. Зато в душе затеплилась надежда. Действительно ведь, если б визит к колдунье был заведомо бесполезен, вряд ли синхронизация стала бы расти, показывая, что вселенский порядок восстанавливается.

Но главное: до меня дошло, что и у странного человека с летающим шатром впрямь могут быть свои слабости. Не в общефилософском смысле, как о том толковала Валя, а во вполне конкретном.

Начать с того, что никакой полет не может длиться вечно. Любой летательный аппарат рано или поздно вынужден приземлиться. И не только для пополнения запасов топлива, которые вообще-то тоже не безграничны. Причин, что вынудили бы улыбчивого хозяина летающего шатра прервать полет, на самом деле уйма.

Есть ему что-то надо? Надо. А насытившись, справить нужду? Тем более необходимо. Еще требовалось общаться с тем же Кхуглом и ему подобными — теми подонками, что охотно продавали соотечественников, привлеченные блеском золота. Или с теми из аборигенов, которые, в отличие от Мило и его односельчан, охотно бы сбагрили несколько дурнушек-соплюшек, чтобы улучшить свое материальное положение.

Плюс «живой товар» требовалось переправлять. Куда-то… скорее всего, в другую страну, и как-то. Вряд ли летающий шатер мог проделать весь путь до страны-покупателя. Скорее всего, где-то в этих же краях у клиентов нашей улыбчивой мрази оборудована база, что-то вроде фактории. С портом, наверняка — не вполне легальным, но на который власти, включая кхонаса, смотрят сквозь пальцы. А что? Уж если на крестьян и разбойников золота работорговцы не пожалели, то правителю тем более должны его столько отсыпать, что тому впору вопить «Довольно!», как радже из сказки про золотую антилопу.

Туда-то, на эту базу-факторию человек с летающим шатром свозит несчастных девушек, наверное, со всей страны. Там их грузят на корабли либо в повозки (целые караваны повозок) и уже доставляют на невольничьи рынки у себя на родине или еще где.

В общем, поводов спешиться, покинув свой летательный аппарат, у нашего недруга хватает. Более чем достаточно, чтобы желающие поквитаться с ним могли выждать удобный момент. А без шатра летающего этот лыбящийся ублюдок однозначно гораздо уязвимее, чем в воздухе. Мне, например, встреть я его на земле, уже не придется жалеть об отсутствии зенитки или пытаться изготовить лук со стрелами да изображать из себя Робин Гуда. В какой бы крутой доспех этот человек ни облачился, он все равно уязвим для огня, может утонуть в воде или разбиться при падении с высоты хотя бы в пару десятков метров.

Не говоря уж о том, что лицо этот тип вообще-то держал открытым… скорее всего, если только это не искусно изготовленная улыбающаяся маска. Вот туда и надо тыкать мечом.

Утешительные мысли нахлынули на меня, что и говорить! Часто так бывает: тревога и уныние сменяются облегчением под лозунгом «у страха глаза велики».

Но гаденькая мыслишка — что успешное выполнение нами предначертанного вовсе не исключает нашей гибели — угнездившись в моем мозгу, хоть и отступила, но не спешила покидать его совсем. Затаилась просто, забившись в темный уголок.

Оставалось узнать, что скажет (подскажет) колдунья. Ведь Валя права: не будь от визита к ней никакой пользы, едва ли бы визит этот повлиял на синхронизацию. По крайне мере, положительно повлиял.

Жилище колдуньи стояло среди деревьев, но не таясь. Небольшая избушка на сваях — несомненный прогресс по сравнению с землянками жителей деревни.

Момент сей еще немного подогрел мою надежду. Выходило, что староста Мило не ошибся, колдунья действительно умнее большинства здешнего люда. А не просто нелюдимая полубезумная бабка с бессвязной речью, лечащая все болезни мышиным пометом.

Избушка смотрела из леса на соседний луг маленьким, больше похожим на бойницу, окошком. Двери видно не было, находилась она, не иначе, с другой стороны.

— Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом, — проговорил я, остановившись в нескольких метрах от жилища колдуньи.

Шедшая рядом и так же остановившаяся Валя шутливо толкнула меня локтем.

— Ах, простите, не так надо, — хохотнув, с деланой учтивостью произнес я.

И изрек англоязычный аналог предыдущей фразы:

— Hut of brown, now sit down!

А следом спохватился, запоздало испугавшись, как бы не нарушить аглицкими словечками настройку ЛНМов. Чего доброго, начнут переводить нам местную речь на язык Филипа Дика и Стивена Кинга.

Так или иначе, а ни поворачиваться, ни присаживаться избушка, разумеется, не спешила. А потому пришлось нам самим обойти ее в поисках входа и хозяйки.

Нашлось и то, и другое одновременно. Причем, если домик на сваях, по крайней мере, при толике воображения мог напомнить избушку на курьих ножках (хотя где вы видели куриц на четырех ногах?), то сама колдунья ну никак не походила сказочную Бабу-Ягу. Не люблю корявое выражение «от слова совсем», но здесь, похоже, как раз тот случай, когда без него не обойтись. От слова совсем.

Вместо сгорбленной старухи с большим носом, грязным лицом и мрачным либо насмешливым взглядом пред нами предстала… нет, красоткой я бы ее тоже не назвал. Но складная и не лишенная внешней привлекательности женщина неопределенного возраста. Такой могло быть и около тридцати лет, и, с тем же успехом, за пятьдесят. По крайней мере, при здоровом образе жизни, чему проживание на лесной опушке неплохо способствовало.

Фигура стройная, но не хрупкая — хозяйка домика на сваях явно не чуралась физической работы. Каштановые волосы, если и тронутые сединой, то самую чуточку. Едва заметные морщины на обветренном лице. И взгляд — живой, заинтересованный. Таким взглядом колдунья, сидевшая у заменявшей крыльцо приставной лестницы, встретила нас, оторвавшись от своего занятия — раскладывания пучков каких-то трав для сушки.

— Никак гости у меня, — проговорила женщина. Голос у нее был глубокий, а тон чуточку ироничный.

— Мы… это… ну, от старосты Мило, — только и сумел я промямлить в ответ, стушевавшись под ее взглядом, — это староста деревни… тут, неподалеку.

— Нам сказали, что вы поможете, — более уверенно, но все равно с робостью вставила слово Валя, — подскажете что-нибудь. Вы мудрая…

— Я слышу ваши голоса, но не понимаю, что вы говорите, — произнесла колдунья, — я слышу другой голос… мертвый, нездешний. И только то, что произносит он, я способна понять… хоть и не всегда. Кто это говорит со мной?

Затем она подошла ко мне почти вплотную — так, что я ощутил идущее от колдуньи живое тепло. И бесцеремонно ухватила ЛНМ, висящий у меня на шее. Потянула цепочку.

— Уж не отсюда ли доносится этот мертвый голос? — произнесла она затем тоном опытного следователя, уверенного, что уж теперь-то подозреваемый не отвертится.

— Это… духи, — отвечал я, решив придерживаться прежней легенды, — духи, помогающие нам понимать вас, а вам — нас. Потому что мы по-здешнему «ни бум-бум».

Последнее выражение мне запоздало показалось не слишком удачным. Не представляю, как наша собеседница могла его понять. Колдунья, однако, усмехнулась, а затем молвила следующее:

— Вот как? Иноземные чародеи, говорящие с духами? И что же вам понадобилось от скромной одинокой женщины?