Смерть Кощея

Имя ей — отчужденность от разума. Чужого разума, если говорить о здешних волках. Без него, без хотя бы редких контактов с двуногими союзниками, жизнь волчья быстро превратилась в существование. В замкнутый круг из самых примитивных интересов.

Догнать более слабого зверька, чтобы утолить голод. Не стать едой самому — а для того удрать от тех, кто сильнее. Будь то медведь или чужая, более многочисленная стая. Осчастливить какую-нибудь волчицу, заделав ей целый выводок детенышей. Да найти местечко укромное, вырыть нору, в которой так хорошо хоть на время укрыться от жестокостей мира.

Все одно и то же изо дня в день. И никаких сюрпризов… точнее, сюрприз здесь возможен единственный и несовместимый с жизнью. Вроде охотничьего капкана.

А потом сменится сколько-то поколений, увязших в этой круговерти со смертельным исходом — и последние проблески мысли, осмысленности в жизни, такие как легенда о дружественных двуногих, окончательно покинет здешних волков. Потомки Вуулха превратятся в обычных зверей, и даже ЛНМ уже не поможет волкам и людям понимать друг друга.

Ну ладно волки. Разум, худо-бедно возвышавший их над болотом примитивных потребностей, не дававший полностью в нем увязнуть, был, как уже говорилось, чужим. Заемным. У людей же он свой собственный — не зря наш биологический вид зовется человек разумный. А значит, надо сильно постараться, чтобы избавить себя от последнего прилагательного, сделавшись его недостойным.

И опять-таки — не буду мерить всех одним аршином. Есть индивиды, готовые проделать эту работу с легкостью и упорством, достойным лучшего применения. Да еще доплатить за такую возможность алкомаркетам и наркодилерам.

Между домишками, хаотично разбросанными, вилась широкая натоптанная тропа, вполне тянувшая на звание «главной улицы». По ней-то мы и двинулись с Валей, оглядываясь в поисках дома погостеприимнее да хозяев поприветливее.

Благо, частокола и иных фортификационных сооружений вокруг деревни не было. Не знавшее войн и не шибко опасавшееся, как видно, той же шайки покойного Кхугла, это поселение еще могло себе позволить такую роскошь — расти вширь и без оглядки.

На нас оглядывались, но препятствий не чинили. Более того, если поначалу взгляды, что я ловил на себе, были тревожные — шутка ли, вооруженный человек пожаловал, то уже примерно на десятом из домов, которые мы миновали, тревога сменилась заинтересованностью.

«У него оружие», «воин», «что ему нужно», «он нам поможет?» — улавливал и передавал мне ЛНМ отдельные реплики, которыми обменивались жители деревни.

Потом некоторым из селян пришло в голову бросить прежние дела и увязаться за нами. Сначала пара детишек в одних рубашонках, потом сильно горбящаяся, но еще способная ходить беззубая старуха, за ней семейная пара — молодые мужчина и женщина. Мало-помалу за нами, как хвост кометы, потянулась целая толпа.

Потом в какой-то момент некоторые из этих незваных попутчиков поравнялись с нами, потом даже обогнали. Толпа обтекала нас, окружая, беря в нестройное, но кольцо.

Меня это обстоятельство встревожило, я даже положил руку на эфес меча, готовясь выхватить его в любой момент. Но… как говорится, пуганая ворона и куста боится — никаких враждебных действий окружавшие нас селяне не предпринимали. Более того, я даже не увидел ни у одного из них хоть что-то, что они могли бы использовать в качестве оружия. Вил, например, или косы.

А потом мне навстречу вышел невысокий коренастый мужик средних лет с лицом, заросшим черной бородой. Стянул с себя головной убор — что-то вроде примитивной шляпы. И заговорил тревожным голосом. А ЛНМ немедленно перевел:

— Воин! Ты нам поможешь? Помоги, воин!

И сам попятился испуганно, услышав звуки чуждой речи из вещиц у нас на шеях. Но, отдать ему должное, отступил лишь на пару шагов.

По толпе волной прокатился тревожный ропот.

— Не бойтесь! — поспешил я успокоить жителей деревни, вскидывая руку с открытой ладонью. — Духи, которые живут в наших амулетах, добрые. Они лишь помогают нам, чужеземцам, и вам понимать друг друга.

Ропот стих. Вероятно, услышав понятную им речь, селяне успокоились. А я добавил — переходя к делу и куя железо, пока горячо:

— Вы погодите, люди добрые. Накормите сначала… отдохнуть дайте. Мы с дороги устали. А потом и о помощи поговорим.

8

Горел огонь в очаге, наполняя теплом и уютом примитивное жилище, уже не казавшееся таким примитивным, а также тесным, грязным, душным и скверно пахнущим. Более того: после ночевки в лесу и прогулки под холодным ветром даже землянка могла показаться вершиной комфорта. Как и облезлая, наверняка кишащая паразитами, шкура — после голой земли.

Даже подумалось, что я погорячился, с презрением рассуждая о здешних условиях жизни, представляя их этаким воплощением неудобства. Все познается в сравнении, знаете ли.

Да, в землянках местных жителей темно, тесно, не принять душ и пахнет скотиной. Но меньше всего мне хотелось покидать даже такой убогий приют. Или, правильнее сказать, не хотелось ни за какие коврижки.

Очаг согревал нас с Валей извне. А еда, которой поделился приютивший нас давешний чернобородый мужик с внушавшим доверие именем Мило, прогревал наши несчастные организмы изнутри.

Началась трапеза с овощной похлебки. Мы только что деревянные тарелки после нее не вылизывали, лишь раззадорив аппетит.

Хозяин тоже понимал, что такой едой усталые путники вряд ли насытятся. Особенно здоровый парень, белоручкой отнюдь не бывший. Поэтому за похлебкой последовали солидные порции каши (полные тарелки с бугорком) да немаленький кусок мяса в качестве подспорья.

Нашлось в рационе местных жителей место и некоему подобию чая. Каким-то местным травам, заваренным в кипятке. Судя по вкусу и запаху, присутствовал среди этих трав и иван-чай.

В целом получилось приятно. И только осушив кружку этого напитка, я ощутил: вот она, сытость. Пришла наконец-то!

Понравился травяной напиток и Вале. Хотя, насколько я знаю, чаю девушка предпочитала кофе. Тем не менее, о вкусах своих на сей счет она даже не заикнулась. А, отхлебывая этот местный эквивалент чая, расплывалась во все более широкой улыбке с каждым глотком.

На этом хорошие новости для нас заканчивались. Потому что приютивший-накормивший нас Мило желал теперь исполнения условий сделки с нашей стороны. И плевать ему было, что под руку с чувством сытости пришла и сонливость. Что лично я (даром, что воин) ничего так не хотел, как упасть на ту же шкуру, облезлую и паразитами густонаселенную; упасть, как на самую мягчайшую из перин — да уснуть часиков эдак на двенадцать. Хотя бы…

В крестьянской прямоте и простодушии Мило даже мысли не допускал, что я могу нарушить собственное обещание, данное при всем честном народе. Поэтому он даже вопросом таким не задавался — согласимся мы помочь деревне в постигшей ее беде или нет. Раз договорились, помощь должна быть, и точка.

Нет, чернобородый хозяин, являвшийся, кстати, еще и старостой деревни, не гнал нас за порог, не указывал на дверь… точнее, на заменявший ее прикрытый шкурами проем. Даже не напоминал, что пора-де и честь знать. Просто, едва мы покончили с трапезой, как Мило принялся посвящать нас в постигшее односельчан несчастье. Не сильно заботясь, повторяю, насколько сами мы готовы его слушать. И почти без присловий. Если не считать таковым фразу:

— А дела у нас, вот какие…

Приятного мы затем услышали, мягко скажем, немного. И плохой новостью номер один стало то, что упомянутый Кхуглом «господин в летающей повозке» действительно существовал.

Правда, по словам старосты, то был, скорее, летающий шатер. Но это было не так важно, как то печальное обстоятельство, что пресловутый «господин» не являлся ни персонажем местного суеверного фольклора, ни продуктом очередной сплетни с одной бабой в качестве авторитетного источника информации.

Реальность существования этого злокозненного летуна подтвердил лично Мило и мог подтвердить чуть ли не каждый житель деревни. Шутка ли — где-то седмицу назад «господин в летающей повозке» побывал здесь лично.