Страница 4 из 13
В бумажнике обнаружил несколько бумажных купюр и мелочь, решил на обратном пути заехать в «Пышечную», сохранившуюся до современных дней. Заведение было широко известно всем петербуржцам и многим гостям города и располагалось на углу Невского проспекта и Большой Конюшенной. Туда отвезла его пролетка.
– Ждать? – спросил кучер.
– Езжай!
Боже, какие восхитительные ароматы! В пышечной народу полно. Выбор пышек, пирожных, пирожков – огромный. Чай горячий, ароматный, из самовара, к чаю подавали кусковой сахар.
Подкрепившись, повеселел, отправился на съемную квартиру. Мысль мелькнула – далековато он живет, надо бы поближе к службе найти. Многие так и делали. Проезд на извозчике дорог, конка ходит редко, особенно зимой. Однако жилье в центре совсем не дешевое, Павел предполагал. В его время было так же. Учитывая служебный транспорт, можно было повременить.
На квартире разделся, нашелся домашний халат и тапочки. Мысль мелькнула. Каков был этот Кулишников? Ведь полный его тезка! А может, и не тезка, а он сам, только в другом измерении. Ну не должно совпадать всё – имя, фамилия, внешность. А еще занятно было, что он надел халат и тапочки, хотя был брезглив и никогда чужих вещей не носил. Обычно чужие вещи пахнут прежним хозяином, а теперь он запахов не уловил, как будто вещи после стирки. Начал читать нехотя, потом увлекся. Начало темнеть, и он зажег свечи в канделябре и оторвался от свода законов, когда в комнате хозяйки, через стену, настенные часы пробили полночь. Спать пора, завтра наверняка день не из легких, потому как не знает толком ни сотрудников, ни законов, тех многих деталей, которые отличают новичка.
Ближе к обеду его вызвали к Путилину.
– Присаживайтесь, голубчик. У меня к вам деликатная просьба.
– Помогу, если это в моих силах.
– Сейчас объясню. Попал я вчерашним вечером в неприятную ситуацию. Возвращался из Парголова в столицу на одноколке. И вдруг из темноты четверо мужиков, да с топорами. Один лошадь под уздцы схватил, а трое подступились. Требуют бумажник отдать, не то зарубят. Один из тех, что совсем с цепи сорвался, готов был топор в дело пустить. Главарь остановил. Бумажник из сюртука вытащил, а другой часы на цепочке из часового кармана выхватил, причем цепочку дернул так, что петлю на брюках порвал. Бога благодарю, что жив остался.
– Совсем обнаглели! Самого начальника Сыскной полиции ограбили!
– О том никому пока!
– Велика ли потеря?
– Часы жалко, подарены Федором Федоровичем за службу, с дарственной гравировкой, известной фирмы «Буре и сын». Полагаю, рубликов сто стоят, как не больше. И в бумажнике двести тридцать было.
– О!
Отобрали половину месячного жалованья Павла, если по количеству судить. А Путилин продолжил:
– Мыслю я, это как раз «парголовские черти». Точно сказать не могу, они обычно жертв своих убивают. И лиц в темноте я толком не разглядел, уж очень темно было.
«Парголовскими чертями» называли жестокую банду, около полугода терроризировавшую жителей пригорода столицы. Грабили только в темноте на дорогах. Местные уже знали, по вечернему времени не ездили. А кто транзитом следовал в столицу – вот же они, уже огни города видны – жестоко расплачивались за свою торопливость и беспечность.
И Путилин едва не пострадал, ибо оружия с собой никакого не брал, иногда только кастет.
– Прикажете сыскное дело завести, Иван Дмитриевич?
Путилин фыркнул возмущенно.
– Полноте, сударь. Мщения желаю и поимки. Вы, как человек не семейный, да из драгунов, очень могли бы помочь.
– Внимательно слушаю.
– Данилу Плещеева знаете? Себя шире и силы немереной, жеребца на спор поднимал. Полагаю маскарад устроить. Данилу в женское платье одеть, в темноте усы-то видно не будет. Он со мной в коляске, а вы ездовым, уж простите.
– Вроде как на живца хотите людишек разбойных выманить?
– Абсолютно точно!
– Я согласен! – выпалил Павел.
– Затея опасная.
– Я готов.
– Тогда приготовьте оружие. Револьвер, только не в кобуре. И палаш обязательно. И в цивильном.
Палаш – вроде длинного кинжала. С шашкой несподручно, ее не спрячешь, да и мешается. А палаш – штатное холодное оружие артиллерийских расчетов. Под полу верхней одежды спрятать можно и применить в нужный момент. Путилин продолжил:
– И я вооружусь, и Данила. Тогда встречаемся в восемь вечера. Проедемся до Парголово и назад. Думаю – после полуночи кататься уже бесполезно. Да и на следующий день всем на службу.
– Разрешите идти?
– Павел Иванович! – укоризненно покачал головой Путилин. – Вы уже не в армии.
– Но на государевой службе!
– Можете быть свободны.
В своем кабинете Павел проверил револьвер. Вычищен, заряжен, вот только не стрелял из него никогда Павел. Упущение большое, личное оружие должно быть пристреляно. Получил под роспись у урядника палаш. В потертых ножнах, явно побывавший в боях, потому как на клинке зарубки есть. Зато без ржавчины и смазан, из ножен выходит свободно и беззвучно. После службы, когда в отделении остались только двое дежурных, на пролетке доехал до съемной квартиры, переоделся, поужинал и снова в отделение. В коридоре едва не испугался. Навстречу ему тетка дородная и с усами.
– Фу ты, Данила! Напугал.
– Я сам себя в зеркале испугался! Ха-ха!
Уселись в пролетку. Павел на место ездового, на передок взгромоздился. Путилин и Данила на мягкое сиденье. От лошади сильно пахло терпким потом. Пролетка мягко покачивалась на рессорах. По Невскому народ гуляет, все в нарядах добротных. Выехали за город, не спеша добрались до Парголово, дали лошади отдых. Данила с наслаждением выкурил папироску. Отправились в обратный путь. И, как назло, никакого нападения. На следующий день поездку повторили, снова безрезультатно. И еще одну, с нулевым эффектом. С каждой поездкой Путилин мрачнел. Получается, он, начальник Сыскной полиции, кавалер четырех орденов и медали, не может изловить грабителей, людей примитивных, алчных и жестоких. Повезло на четвертую ночь. За предыдущие поездки устали. Днем работа, а потом полночи в напряжении. И это сказывалось, Павел ловил себя на мысли, что хорошо бы запереть дверь и хоть пару часов вздремнуть. Голова соображала туго, отвечал он на вопросы с задержкой.
И в эту ночь выехали уже без особой надежды на успех. Не зря говорят, Бог помогает терпеливым и настойчивым. Не успели отъехать от последней городской заставы на пару верст, как из ночной темноты появились грабители. Все шло по сценарию, описанному Иваном Дмитриевичем. По всей видимости, роли у грабителей были расписаны. Один сразу к лошади, схватил за уздцы. Двое к пролетке справа, один слева, чтобы не сбежал никто. У всех в руках топоры. В умелых руках оружие страшное. А на Руси издавна каждый деревенский мужик умел с топором обращаться мастерски. Никто не успел ни слова сказать, как Данила треснул грабителя огромным кулаком по харе. Тот без звука рухнул. И Павел, и Путилин схватились за палаши. Ими сподручно топоры отбивать. Пока револьвер выхватишь, пока курок взведешь, ибо самовзвода не было, можно схлопотать удар топором. Но грабители не убоялись, вступили в схватку. Еще неизвестно, кто одержал бы верх, если бы не Данила. Еще один удар кулаком в грудь бандита. Хруст костей, вопль – и еще один повержен. На другого оба сыщика навалились разом, топор из рук выбили. Павел применил удушающий прием, грабитель и обмяк. Четвертый, державший лошадь, видя, как развиваются события, бросился наутек.
– Держи его! – закричал Путилин.
Павел принял команду на свой счет, побежал. Ориентировался по топоту ног убегавшего бандита. На ходу ухитрился палаш в ножны убрать, достать из внутреннего кармана револьвер, взвести курок и выстрелить. Целился вниз, по ногам. Для него было важно захватить живого грабителя, чтобы допросить можно было, а лучше всего награбленное вернуть. Особенно хотелось часы карманные Путилину возвратить. Грабитель только ходу поддал. Павел закричал: