За перевал

… Раз за разом он повторял во сне эту дорогу, и даже добрые воспоминания вели на неизбежную развилку. Он выбирал и выбирал. Сейчас — направо. Вверх, к горам… Через равнину Ард Гален, верхом… В строю напротив Ворот Ангбанда.

Он видит снова — Тьелкормо Феанарион в ярком плаще заметен издалека, бросая вызов одним своим видом этой черной земле. Белого пятна рядом нет, собаку отослали в задние ряды. Вот Тьелкормо выдвигается вперёд, что-то выкрикивая, трубит вызов — он никогда не слышит слова во сне — и гигантские створы плывут в стороны. Рядом настороженно косится по сторонам Моррамэ…

Огонь бьёт из дыры ворот и даже из щелей рядом, как из горна.

Тьелкормо и все, кто рядом с ним, вспыхивают факелами. Крика нет, но волна чужой боли накрывает его с головой так, что даже не сразу понимает — это уже он кричит, это его руки и лицо нестерпимо жжет, его плечо и спина встретились с землёй, когда его сбросила обезумевшая лошадь…

Прикосновение выдернуло его оттуда на чистый воздух, без сырости и гари.

Вскочил, готовый к тому, что проспал все сразу — врага, нападение, новый плен…

— Солнце село, — сказал Нарион, тряхнув его за плечо. — Снимай повязку. Мы готовы идти.

Даже свет молодой луны поначалу заставил Дагмора сощуриться. Глаза слезились.

Забота его снова разозлила. Это всегда было тяжело — принимать помощь, быть неспособным без нее обойтись…

И сейчас, когда до безопасности ещё далеко, а он так беспечно спал.

Маленькая лощина в серебряном свете казалась прекрасной и яркой. Какие-то цветы запутались в траве, и в центре пруда вновь собралась небольшая лужа — грязь и ил забили трещину под ним. Впервые за много лет Дагмор видел своих спутников в настоящем свете, а не при жалких факелах и тусклом свечении осколков или бледных копий светильников нолдор.

И настоящий свет к ним беспощаден.

Рудники изуродовали всех. По лицам можно читать, кто и сколько пробыл под землёй у Моргота. Хитуэн за два года и то ссутулился, морщина прорезала лоб, в волосах первые седые пряди. Нарион полуседой, резкие угрюмые складки прорезали лоб и щеки, сделав ещё молодого нолдо на вид старше, чем иные из Пробужденных. Весельчак Ласэдин рубил камень дольше, а выглядел лучше — как-то он ухитрялся избегать ранений и увечий, а весёлый нрав еще уберегал его от тоски.

Хуже всех те, кто был под землёй давно. Хромого с трудом уговорили присоединиться, он уже не надеялся, и даже имя настоящее называть не стал. Только обмолвился, что когда-то дважды пробовал бежать. Одноглазый по слухам был буйным и храбрым, из вожаков нандор, но разуверился и долго просто выживал, избегая гнева орков почти как в лесу нандор чуют и избегают дурных мест. И тоже отзывается лишь на прозвище. Вот он сидит в траве и растерянно перебирает лепестки, и глаз слезится в лунном свете.

Второй нолдо, Нимран, рубил камень всего шесть лет. Он пока держался неплохо, хоть исхудал и осунулся — ещё бы, делать двойную работу, на Моргота и на себя.

Рудники не просто жрут силы — они и душу вытянуть могут.

В зеркало родника, посмотреть на себя, Дагмор заглядывал почти со страхом. И зря. Он с удивлением увидел, что ожог правда сходит с лица, и шрам на лбу почти не виден, седины не больше, чем у Нариона, и для того, кто провел двадцать с лишним лет под землёй, выглядит до странности бодро.

Ещё несколько лет — и об этой странности могли задуматься надзиратели поумнее.

Не иначе, хмыкнул он, злость его греет и держит. Вот и пусть дальше греет, до безопасности ещё далеко.

…С холма открывалась широкая равнина на все стороны. От зубцов Тангородрима вдали на севере до небольших вершин над окоемом почти точно на юге. Юг Ард Гален, и это настолько хорошо, насколько возможно.

— Эти холмы на юге — вершины Химринг, — сказал Хитуэн, поднявшийся с ним. — Западнее провал — перевал Аглон, ещё западнее стена — Дортонион. Слышал, там строят две крепости князья дома Арфина, с западной стороны, но подробностей не знаю.

— Нам всё равно нужен перевал, отгородиться горами от Севера.

— Есть проход восточнее, но туда добираться дольше.

— Значит, не подходит, разве что придется путать следы. Не будем терять время.

Хитуэн мрачно кивнул. Он отчётливо хотел о чем-то спросить — и все же молчал.

— Нет, — сказал ему Дагмор, — я не развернусь и не уйду в горы Эйтель, если ты молчишь об этом.

— Ты можешь.

— Здесь те, с кем я вместе рубил камень, дрался с орочьём и готовил побег, и я иду с ними. А брести пешком в одиночку или вдвоем через равнину, где шляются орки, когда можно идти отрядом — большая дурость. Идем, я не позволю потратить зря наше везение.

Хитуэн только пожал плечами и первым спустился к остальным.

Его и Нимрана Дагмор отправил в голову отряда. А сам вместе с Нарионом встал замыкающим. Не то, чтобы главная опасность обязана была явиться сзади, но так ему казалось правильным. Бежать Дагмор запретил, чтобы не растратить силы слишком быстро.

Они двинулись на юг быстрым шагом, вереницей среди высоких сухих трав Ард Гален. Настороженные и готовые к погоне или встрече с опасностью впереди. По словам того же Хитуэна, западная часть Ард Гален почти безопасна, ее охраняют отряды нолдор и там пасут лошадей, а в восточной орки рыщут беспрепятственно — небольшими бандами в поисках дичи или другой поживы. За перевал они тоже отправлялись.

Хромой шел перед замыкающими, то начиная припадать на больную ногу, то выравниваясь. Дагмор по его спине видел, как синда то воодушевлялся и ускорял шаг, распрямляясь, то сутулился в страхе и до дрожи сжимал кирку, клюв которой кое-как заточили о камни перед побегом.

Ласэдин был воодушевленнее всех, запрокидывал голову, ловил ночные запахи и на ходу рвал и жевал колоски каких-то трав. И другим советовал. А те и без советов к траве руки тянули. Почему бы нет, подумал Дагмор, после рудничной еды любая трава хороша будет.

Он сорвал колосок, попробовал на зуб. Слишком маленькие зерна, уже сухие, почти нет вкуса — но есть просто свежесть еды, которой не касались орочьи руки…

— Будем как лошади, жевать траву всю дорогу, — засмеялся он.

— А чем я хуже? — фыркнул нандо.

Нарион огляделся на ходу и сгреб колосков целую горсть.

— А что это? — спросил он.

— Дикие злаки. Как пшеница, только маленькие и зёрен мало. Довольно много трав можно есть даже здесь, мы летом с собой в леса и еду не всегда берём.

— Не замедляйтесь, — напомнил Дагмор. И подтолкнул Хромого, ссутулившегося опять. — Вперёд.

Тот оглянулся — его щеки были мокрыми.

— Дагмор, ответь…

— Ну?

— Ты мог бы убить сородича? — Спросил он тихо.

«Я уже».

— Кому-то жизнь не мила? — бросил Дагмор. Нарион, который насторожил уши на слово «убить», сделал шаг ближе.

— Если догонят… Убей меня, — сказал Хромой. — Бежать долго я не смогу. Назад… Больше никогда.

— Будешь отставать — киркой по хребту погоню!! — рявкнул Дагмор, мгновенно придя в бешенство. — Чтоб не хоронил себя заранее!

Хромой усмехнулся криво.

— Я на тебя надеюсь, командир.

— Ах ты сволочь!.. — выдохнул Дагмор, сжав кирку. Но проклятый синда уже отвернулся и заспешил вперёд.

— Ах ты… — шипел Дагмор, не в силах успокоиться, и даже отставая, чтобы его не слышали уж совсем явно, — убоище, чучело лесное, серая ты нечисть! Чтоб тебе гауры ползадницы откусили, вперёд меня побежишь, трусливая рожа!!

Нарион больно ткнул его в бок на бегу.

— Остынь. По сторонам гляди.

— Молчи!

— И не подумаю.

Дагмор замолчал до рассвета, и только мрачно грыз колоски на ходу. Еды вышло всего ничего, но они бодрили. После этого на жалкий запас рудничного хлеба не хотелось и смотреть. Уж лучше как лошадь.

Перед рассветом они вышли к другой низине с озерцом, вокруг росли приметные раскидистые ивы. Не только для них приметные. Берег озерца не так давно истоптали пара дюжин грубых сапог и восемь гауровых лап, раскидали мусор и кости. Родник уже очистился, и они снова напились впрок, а после короткой передышки Дагмор скомандовал отправляться.