Пес Первого дома

========== Пес Первого дома ==========

Когда меч Келегорма-охотника вновь попробовал крови эльдар, в нем проснулся Зверь.

Стоило бы испугаться или хоть удивиться. Но бояться он давно разучился, а удивляться в драке было некогда.

Всадники Первого Дома темной стаей неслись по зимнему лесу и убивали всех, кого встречали. Из-за мерзлых стволов навстречу летели стрелы, Келегорм отбивал их щитом и мечом, и сам был щитом для тех, кто следовал за ним. И Зверь внутри него рвался вперед.

Он летел убивать детей ненавистного человека.

Он не стал говорить, что это было важнее Сильмариля.

Зверь внутри вдыхал запах крови, скулил и искал запах главного врага. Клятва была строгим ошейником на Звере, и долг он помнил, но жаждал другого.

Не так давно Келегорм очень удивился, услышав, как легко гномы ворвались в Менегрот. Увидев издали входы в пещерный дворец, удивляться перестал. Глупец Тингол слишком полагался на силу супруги-майа — ворота тайного вроде бы дворца оказались велики и прекрасны, а вовсе не скрыты и неприступны.

И Келегорм увидел их первым из братьев. Потому что близ дворца, на мощеной дороге среди ясеневой рощи, их попытались связать боем — несомненно, чтобы дать подданным Диора время укрыться в Тысяче Пещер. И тогда Келегорм с сильнейшими из своих воинов прикрылись щитами и послали коней напролом, вперед, к Менегроту.

Это было такое же безумие, как все остальное — и оно тоже удалось. Не могло не удаться. Келегорм горел этим знанием, увлекая своих воинов за собой криками и безмолвным призывом. Это знание, казалось, несется впереди них как рычание, обгоняющее зверя и ломающее волю дичи. Полтора десятка всадников клином прошли сквозь злой дождь стрел, сквозь всю распроклятую рощу, отбрасывая и топча тех, кто пытался заступить им дорогу — и выскочили на приречный луг, к мосту, по ту сторону которого все еще не затворили ворота. Туда бежали со всех сторон синдар с оружием и без него.

Те, кто при виде них с криками бросились прочь — уцелели.

Там, впереди, десятки рук вцепились в огромные створки — и Келегорм, не скрываясь, взвыл по-звериному, посылая коня вперед и даже не глядя, успевают ли за ним верные. Просто знал, что те — успевают, вцепившись в их волю своею.

Никогда в жизни он так не мчался. Зверь чуял добычу, Зверь видел, что добыча вот-вот отгородится и ускользнет — и его эльда гнал коня стрелой, сливаясь со скакуном в единую волю и видя, как под ним проносится дорога, мост, упавшие синдар в серых плащах…

Когда в самом конце моста кто-то отчаянный встретил его коня копьем в шею, Келегорм не потерял ни мгновения. Даже не добил мерзавца. Сила разгона неудержимо повлекла его вперед — и он, выдернув сапоги из стремян, позволил ей нести себя к воротам, лишь бросив щит вперед на камни.

Охота была его искусством. Владение телом и силами, что играют телом живущего на земле — часть его искусства… Перевернувшись в воздухе, он приземлился на щит, и все та же сила разгона лишь повлекла его на щите вперед, вместо того чтобы разбить о каменные плиты. Жертва глупца была напрасна, мгновение спустя его стоптал конем кто-то из всадников в черном.

Жалость к сородичам сыграла против синдар — теперь закрыть створки они не успевали.

Врезавшись на излете силы в уже закрытую створу, Келегорм с размаху перерубил ближайшие руки, что тянули вторую, и тяжело, всем телом, оттолкнул ее. Развернулся и очертя голову бросился внутрь, на серых воинов. Выстрели в него кто-нибудь сейчас — может, остановил бы. Но ужас и отвращение сожрали для серых драгоценные мгновения — и вот он оказался среди них, рубя направо и налево, а следом за ним уже рвались внутрь черные всадники Первого Дома, оттесняя защитников Тысячи Пещер от ворот.

Кто-то затрубил в рог, и из рощи ему ответили рога отрядов Старшего.

Никто здесь не ждал, что ворота так с налету будут захвачены. «Снова не ждал», — успел подумать Келегорм. Из глубины коридора навстречу им ринулась толпа вместо воинского строя — отчаянно и беспорядочно, еще надеясь просто вытеснить их за ворота до подхода основных сил.

Безмолвная команда — всадники Келегорма, вновь выстроившись клином, врезаются в толпу серых, разбрасывая их как сломанных кукол, и уносятся вглубь по туннелю. А у ворот остается он один — против всех уцелевших разом. И не думает о том, сколько их — он теперь вовсе не думает. Только рычит, призывая подходить скорее.

Он слышит и чует их всех, потому что его Зверь рвется на волю, дурея от запаха крови. Он слышит и тех, кто пытается подойти со спины, от ворот. Главное — не дать им навалиться толпой, серые от отчаяния уже готовы на это. И он кидается из стороны в сторону, рубит их и мечом, и краем щита, то запрыгивая на подножия колонн, чтобы высвободиться, то снова кидаясь к полуоткрытым створкам, убегая и догоняя разом. Убивая по одному — и рубя наугад тех, кто пытается идти строем против него.

Куда-то попадает стрела, но боли нет, он лишь выдергивает древко, потому что мешает.

И каждое мгновение слышит их страх, чует его, купается в нем. Это лучший его союзник, потому что никто из серых в глубине души не может поверить в то, что видит. Страх сковывает им руки и сбивает прицел. И даже когда бессчетные мгновения спустя его все же оттесняют к стене и смыкаются вокруг — страх мешает добить его быстро.

Видя это, он опускает меч и хохочет им в лицо. Потому что они опоздали. Потому что снаружи громом накатывает стук копыт, и всадники Старшего врываются внутрь, опустив окровавленные копья. Сам Руссандол следом въезжает в ворота, отмахиваясь от стрел, как от мух в жаркий день. Озирается, находит взглядом Келегорма — и хмурит брови.

— Ты цел? — говорит Старший, а Келегорм понимает, что вопрос не о ранах. И закрывается.

— Да, — отвечает он коротко.

Из глубины тоннеля катится встречный грохот копыт — это возвращается отряд Келегорма. Потеряли внутри пятерых. Сообщают, что видели ворота тронного зала, в нем собираются защитники дворца, и там замечен некто, отдающий приказы — несомненно, король Диор. И что две лестницы в тоннеле не позволят атаковать всадникам — пусть не слишком крутые, но кони скользят на гладком камне.

У стены движение — шевелятся раненые. Келегорм шагает к ближайшему, замахиваясь, но Руссандол останавливает его резким движением и молча ждет. Несколько серых поднимаются, шатаясь — кого-то лишь отбросило и оглушило, кто-то ранен, но способен двигаться. У одного нет обеих рук, прижатые к груди обрубки наспех замотаны плащом, на мокрое красное капают его слезы. И Келегорм невольно скалится на недобитую дичь.

А в груди Келегорма, позади проснувшегося Зверя, что-то слабо скулит, как оставленный щенок. В эти мгновения тишины его можно расслышать — и фыркнуть недовольно, чтобы молчал, кем бы оно ни было.

— Передайте королю, — говорит Руссандол холодно, — или он отдает нам Сильмариль, и мы уходим, или мы перебьем здесь всех взрослых, кто посмеет сопротивляться. Ваше время — пока горит эта свеча.

Его оруженосец зажигает огарок свечи и прилепляет на цоколь большой колонны — нарочито на видном месте, чтобы можно было разглядеть с другого конца туннеля.

Первые раненые торопливо уходят, поддерживая друг друга и оскальзываясь на темно-красном. Прочие сбиваются в кучки по углам воротного зала, не в силах идти. Кто-то убегает в распахнутые ворота, их не задерживают — Руссандол взглядом запрещает мешать. Ну да Моргот с ними, Камень точно не здесь.

Свеча постепенно тает. Старший машет рукой, воины спешиваются и строятся для атаки.

Келегорм подозвал своих и, растолкав воинов, занял место в голове клина. Он ждал с нетерпением, уверенный в ответе.

Сын проклятого смертного упрямца не уступит, а значит, Келегорм еще попробует его крови!

В проеме ворот появился братец Куруфин и вмешался немедленно.

— Будем тянуть, — бросил он, — там половина серых сбежит через крысиные норы и Камень унесут.

— Не успеют, — отрезал Руссандол. Но мысль эта ему очень не понравилась, было ясно. А впрочем, времени осталось — на последние капли воска.