Страница 2 из 64
– Привет, малыш! – процедил телохранитель.
В его темных, почти матовых глазах горели жаркие огоньки.
Ронда Фарр, покрыв плечи накидкой, чуть кивнула, изобразила на изящных губках подобие язвительной улыбки и пошла по проходу между столиками. Голову она гордо вскинула вверх, на лице читались легкая тревога и настороженность – так идет королева, которой угрожает опасность. Это было не бесстрашие, но категорический отказ выказывать страх. Ее артистизм был достоин восхищения.
Двое скучающих мужчин посмотрели на нее с интересом. Брюнетка с угрюмым видом делала себе коктейль, способный повалить с ног лошадь. Сидевший напротив толстяк с потной шеей, судя по всему, просто спал.
Ронда Фарр преодолела пять укрытых малиновым ковром ступенек – перед ней учтиво склонил голову старший официант. Она прошла сквозь золоченую завесу и скрылась из виду.
Мэллори посмотрел ей вслед, а потом повернулся к Эрно:
– Ну, шестерка, что скажешь?
Реплика была нарочито оскорбительной. На лице Мэллори гуляла холодная улыбка. Эрно замер. Левая рука в перчатке дернулась, с сигареты упал пепел.
– Шутить вздумал, малыш? – коротко бросил он.
– Насчет чего, шестерка?
Бледные щеки Эрно пошли красными пятнами. Глаза его превратились в узкие щелки. Он чуть шевельнул правой рукой, без перчатки, и сжал пальцы – блеснули аккуратно подстриженные розовые ногти. Он сказал негромко:
– Насчет писем, малыш. Выкинь из головы! Считай, что их уже нет, малыш.
Мэллори окинул его нарочито циничным взглядом, провел пальцами по жестким черным волосам и процедил:
– А вдруг я не знаю, о чем ты там бормочешь, коротышка?
Эрно засмеялся. Смех был наполнен металлом, звуком натянутой до последней крайности струны. Такой смех был Мэллори знаком: он часто служил прелюдией к музыке выстрелов. Глядя на быструю правую руку Эрно, он посоветовал:
– Давай, знойный, дуй себе. А то вдруг мне захочется твою щеточку с губы стряхнуть.
Лицо Эрно исказила гримаса. Красные пятна пугающе засветились на его щеках. Он поднял руку с сигаретой, поднял медленно – и пульнул горящим окурком Мэллори в лицо. Мэллори увернулся – и сигарета пролетела дугой над плечом.
На скуластом холодном лице Мэллори ничего не отразилось. Издали, словно из тумана, словно голос принадлежал не ему, он произнес:
– Поосторожней, шестерка. За такое и схлопотать можно.
Эрно засмеялся тем же металлическим, напряженным смехом.
– Шантажисты не стреляют, малыш, – прорычал он. – Разве я не прав?
– Проваливай отсюда, вонючий макаронник!
Холодный насмешливый тон этих слов ужалил Эрно и привел в ярость. Правая рука змеей метнулась вверх. Из наплечной кобуры охранник выхватил пистолет и застыл, сверкая глазами. Мэллори чуть подался вперед, уперся руками в край стола, стиснул его пальцами. В уголках рта, несмотря ни на что, поигрывала улыбка.
Брюнетка приглушенно взвизгнула. Кровь отлила от щек Эрно – мертвенно-бледные, они словно запали внутрь. Голосом, свистящим от ярости, он велел:
– Ладно, малыш. Идем на улицу. Ну, пошел…
Через три стола один из скучающих мужчин сделал какое-то ничего не значащее движение. При всей его незначительности оно не укрылось от взгляда Эрно. Глаза его блеснули. В ту же секунду в живот ему въехал столик и отправил его в нокдаун.
Столик был легким, но сам Мэллори к легковесам не принадлежал. Падение тела сопровождалось разными звуками. Громыхнули тарелки, звякнуло серебро. Эрно растянулся на полу, столик рухнул ему на бедра. Пистолет валялся в футе от руки, что пыталась нашарить оружие. Злость перекосила лицо охранника.
На миг возникла немая сцена – все происходившее словно намертво застыло в стекле. Но вот брюнетка снова завизжала, на сей раз громче прежнего, – и все пришло в движение. Посетители повскакивали на ноги. Два официанта вскинули руки вверх и заверещали по-неаполитански. Вспотевший и вконец издерганный младший официант попытался вмешаться, – видимо, смерть пугала его меньше, чем гнев старшего официанта. Краснолицый толстяк с пшеничной шевелюрой торопливо сбежал по ступеням, размахивая пачкой меню.
Эрно выдернул ноги из-под столика, пошатываясь, встал на колени и схватил свой пистолет. Изрыгая проклятия, крутнулся всем телом. Мэллори, оказавшийся в полном одиночестве среди этой неразберихи, подался вперед и нанес мощный удар по хрупкой челюсти Эрно.
Взгляд Эрно утратил осмысленность. Он рухнул на пол, как полупустой мешок с песком.
Пару секунд Мэллори пристально смотрел на него. Потом поднял с пола свой портсигар. В нем оставалось две сигареты. Одну он сунул между губ, убрал портсигар, вынул из кармана брюк несколько банкнот, сложил одну по длине вдвое и ткнул ею в официанта.
Неспешной походкой Мэллори направился к выходу – к пяти ступенькам, укрытым малиновым ковром.
Мужчина с жирной шеей приоткрыл глаз и оглядел мир осторожно и подозрительно. Подвыпившая брюнетка не без труда поднялась с места, вдохновенно клокоча, взяла в тонкие окольцованные руки кувшин со льдом – и довольно точно опрокинула его содержимое на живот Эрно.
2
Мэллори, держа шляпу под мышкой, вышел из-под тента перед входом в клуб. Швейцар окинул его изучающим взглядом. Мэллори покачал головой и сделал несколько шагов по дуге тротуара, вдоль полукруглой подъездной дорожки для автомашин гостей. В полумраке он остановился у края тротуара и о чем-то серьезно задумался. Вскоре мимо него медленно проехал фаэтон «изотта-фраскини».
Это была открытая коляска, огромная даже по голливудским меркам. В свете прожекторов у входа она заискрилась, как кордебалет в шоу Зигфелда, потом угасла тускло-серым серебром. За рулем с непроницаемым видом сидел шофер в ливрее, кепка с козырьком была лихо сдвинута на сторону. На заднем сиденье, слегка скрытая мягким тентом, неподвижной восковой фигурой застыла Ронда Фарр.
Машина беззвучно скользнула по дорожке, проехала мимо двух приземистых каменных колонн – и растворилась в огнях бульвара. Мэллори, думая о своем, надел шляпу.
Во тьме у него за спиной, между высокими итальянскими кипарисами, что-то шевельнулось. Он быстро обернулся – и прямо перед собой увидел мерцающее дуло пистолета.
Пистолет держал здоровенный детина. На затылке сидела бесформенная фетровая шляпа, неопределенного вида пальто распахнулось на животе. В тусклом свете из высокого и узкого окна просматривались кустистые брови и крючковатый нос. За его спиной стоял напарник.
Первый сказал:
– Это пистолет, приятель. Бум-бум – и человек лежит. Попробовать не хочешь?
Мэллори бесстрастно посмотрел на него:
– Не разводи детский сад, начальник! В чем дело?
Верзила засмеялся – приглушенно, словно море бьется о скалы в тумане. Он вложил в голос изрядную долю сарказма:
– Ишь ты, какой сообразительный, сразу нас раскусил. Не иначе, Джим, один из нас смахивает на полицейского. – Он пристально взглянул на Мэллори и добавил: – Мы видели, как ты вырубил коротышку. Порадовалась душа?
Мэллори выбросил окурок, посмотрел, как он описал дугу в темноте. Потом, взвешивая слова, спросил:
– Может, за двадцатку вы на это посмотрите по-другому?
– Только не сегодня, уважаемый. В другой вечер – да, а сегодня – никак.
– Сотню?
– И это не получится, уважаемый.
– Н-да, – мрачно произнес Мэллори. – Выходит, мои дела совсем плохи.
Верзила снова засмеялся, подошел вплотную. Напарник вывалился из тени и положил руку – мясистую, плотную – Мэллори на плечо. Не сходя с места, Мэллори дернул корпусом – рука упала.
– Убери лапы, ищейка! – бросил Мэллори.
Второй издал рычащий звук. В воздухе что-то просвистело – и за ухом у Мэллори вспыхнула острая боль. Он упал на колени. Несколько раз, не поднимаясь, яростно мотнул головой. В глазах прояснело. Он увидел, что тротуар выложен ромбовыми плитами. И медленно поднялся.
Он взглянул на полицейского, что огрел его дубинкой, и сквозь зубы выругался – в голосе слышалась затаенная ярость, которая и подняла его на ноги, губы чуть шевелились и напоминали два куска плавящейся смолы.