Взрослая жизнь

Деми, у которого деловая жизнь вызывала скуку, в свободное время утешался тем, что фотографировал всех, кого ему удавалось уговорить посидеть или постоять смирно, – неудач было множество, но выходили и совершенно замечательные снимки, ибо ему случалось очень выигрышно сгруппировать позировавших, а еще он обладал недюжинным терпением. Он, можно сказать, смотрел на мир через объектив своего фотоаппарата, и ему, похоже, страшно нравилось разглядывать своих ближних прищуренным взглядом из-под черного чехла. Дан был его отрадой – он получался замечательно и охотно позировал в мексиканском костюме, с лошадью и псом – всем хотелось получить отпечатки этих прекрасных снимков. Другой любимой натурщицей Деми была Бесс; в итоге он получил приз Выставки любительской фотографии за портрет кузины, на котором ее лицо, частично скрытое волосами, выступало из облака белого кружева, наброшенного на плечи. Гордый художник раздаривал отпечатки направо и налево; мы впоследствии расскажем трогательную историю одного из них.

Перед долгой разлукой Нат старался проводить каждую свободную минутку рядом с Дейзи; миссис Мег слегка смягчилась, ибо ей представлялось, что расставание полностью излечит его от этой неуместной привязанности. Дейзи редко высказывалась на эту тему, но, когда оставалась одна, на ее нежное личико набегала грусть, а на платочек, на котором она с отменной аккуратностью вышила метку собственными волосами, скатывались несколько тихих слезинок. Она была уверена в том, что Нат ее не забудет, а вот собственная жизнь представлялась ей очень тоскливой без славного парнишки, с которым она дружила еще со времен игрушечной кухоньки и детских признаний на старой иве. Она была старомодной дочерью, покорной и ответственной, а к матери относилась с такой почтительностью, что всякое слово той становилось законом; ну а раз любовь под запретом, должно хватить и дружбы. Вот она и держала свои мелкие горести в себе, жизнерадостно улыбалась Нату и старалась украсить последние дни его пребывания в родном доме всевозможными удобствами и удовольствиями – от разумных советов и ласковых слов до полностью укомплектованного швейного набора на его будущее холостяцкое существование и коробочки лакомств для путешествия.

Все время, свободное от учебы, Том и Нан проводили в Пламфилде, деля со старыми друзьями летние удовольствия; следующий рейс Эмиля обещал быть долгим, срок отсутствия Ната – неопределенным, а что касается Дана, никто и вовсе не знал, когда он теперь появится. Молодые люди чувствовали, что вступают в серьезную пору жизни, и, наслаждаясь старой компанией в погожие летние деньки, осознавали, что уже не дети, а потому, в перерывах между весельем, заводили рассудительные беседы о своих планах и надеждах – им важно было поделиться ими и помочь друг другу, прежде чем жизнь разведет их в стороны, каждого по своей стезе.

В запасе у них оставалось всего несколько недель; и вот «Бренда» была готова к отплытию, Нату предстояло пуститься в путь из Нью-Йорка, Дан решил съездить его проводить; собственные планы успели оформиться у него в голове, и ему не терпелось приступить к их осуществлению. На Парнасе устроили в честь отбывающих прощальные танцы – все явились в лучших своих одеждах и в прекрасном настроении. Приехали Джордж и Долли, привезя с собой дух и утонченность Гарварда; приятно было смотреть на их сшитые по мерке костюмы и «мятые шляпы» – так Джози поименовала особую гордость и отраду их мальчишеских душ. Джек с Недом прислали наилучшие пожелания и искренние сожаления – но никто не скорбел из-за их отсутствия, ибо они принадлежали к тем, кого миссис Джо именовала своими «неудачами». Бедняга Том, как всегда, попал в переделку, облив голову какой-то чрезвычайно вонючей жидкостью в тщетной надежде заставить свои кудряшки распрямиться, как оно тогда было модно. Увы, непокорные лохмы лишь встали дыбом, а запах, как от нескольких парикмахерских, прилип к нему накрепко, несмотря на отчаянные попытки его истребить. Нан его к себе не подпускала и отмахивалась веером, едва его заметив; это была рана в самое сердце, и Том ощущал себя пери, изгнанной из рая[50]. Разумеется, друзья нещадно над ним потешались, и одна лишь неистребимая природная жизнерадостность удержала его от отчаяния.

Эмиль щеголял в новенькой форме и танцевал с самозабвением, ве́домым лишь морякам. Он так и летал по залу, и партнерши быстро выдыхались, пытаясь за ним успеть; тем не менее все девушки объявляли, что ведет он – будто ангел: действительно, несмотря на стремительность, он никогда ни с кем не сталкивался; словом, Эмиль был счастлив и не испытывал недостатка в барышнях, желавших сделать его своим лоцманом.

Поскольку официального костюма у Дана не было, его уговорили одеться в мексиканский наряд – он чувствовал себя вполне вольготно в штанах с многочисленными пуговицами и просторной куртке с цветастым кушаком, щеголевато закидывал яркий плед на плечо и производил неизгладимое впечатление, когда, звеня длинными шпорами, учил Джози новым для нее танцам или восхищенно закатывал глаза, глядя вслед некоторым юным блондинкам, заговорить с которыми он не решался.

Мамочки восседали в алькове, оделяя молодежь булавками, улыбками и добрым словом – всех, особенно неуклюжих юнцов, которым подобные мероприятия были в новинку, и робких барышень, стеснявшихся своих вылинявших муслиновых платьев и стираных-перестираных перчаток. Приятно было видеть статную миссис Эми, которая шествовала под руку с рослым сельским юношей, выделявшимся грубыми сапогами и высоким лбом, или миссис Джо, плясавшую, как девчонка, с застенчивым пареньком, руки которого ходили вверх-вниз, точно ручки насоса, а лицо алело от смущения и гордости – ведь ему выпала честь наступать на ноги жене президента колледжа. На софе рядом с миссис Мег всегда находилось место для двух-трех девушек, а мистер Лори обихаживал этих простецких, бедно одетых барышень с такой сердечной галантностью, что сердца их таяли, а дух воспарял. Добрый профессор оделял всех такими же лакомствами, с лица его не сходила добродушная улыбка, а мистер Марч в кабинете вел беседы о греческой комедии с самыми серьезными джентльменами – из тех, чей могучий ум никогда не разменивается на фривольные радости.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

50

Пери – в иранской мифологии – ангельские существа в облике прекрасных женщин; образ этот часто встречается и в европейской литературе. Здесь явная отсылка к роману писателя Томаса Мура (1779–1852) «Лалла-Рук», в который входит поэма «Рай и пери».