Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 14

Все герои и события вымышлены от начала и  до конца

Посвящается моей жене  Ольге.

Пролог.

«Барельеф на скале»

Когда мир весь идёт на тебя волной,

Впереди n-дцать лет необъявленных войн,

То контракт на весь срок подписан тобой.

Что осталось? Самим быть собой.

                                                                       Юлия Захарова

 «Трое неизвестных в тёмных одеждах под проливным дождём, с трудом преодолевая порывы свирепого ледяного ветра, на взмыленных и почти загнанных лошадях уходили от погони, которая буквально наступала им на пятки. Злобные свирепые звериные морды уже мелькали между деревьями, а сил для отпора  не осталось совсем. И тогда …….»

 Примерно так следовало начать роман, чтобы сразу схватить читателя за загривок и  не отпуская тащить его до финала. А после того как хватка ослабнет и бедная тушка читателя выпадет из зубастой пасти госпожи Интриги, с ухмылкой смотреть как несчастный гражданин-товарищ, собрав остатки сил, «на карачках» улепётывает прочь.

 Но мы не будем гоняться за дешёвой популярностью, и нагнетать страсти, потому что это было бы против истины. А вот она увы, банальна и ничего героического на самом деле не происходило.

  Если, конечно, верить мемуарам мадам Корн, которые и легли в основу нашего повествования. Итак, начнём .

 Трое неизвестных мужчин, в тёмных одеждах и на лошадях такой же масти неслась стремглав по российским просторам в окрестностях столицы.

 Но за ними никто не гнался – просто они, повинуясь воли,  пославшего их высокородного господина, спешили в заранее намеченное место, где и должны были совершить то, ради чего их собственно и наняли, заплатив приличные по тем временам деньги. Всё просто и обыденно.

 Прибыв на опушку леса, безымянные личности, которые так и остались неизвестны для истории, спешились.

 Тут обнаружилось, что к груди одного из всадников был приторочен объёмный свёрток, в котором оказалась небольшая деревянная детская люлька изящной работы.

 В колыбельке был младенец – милая девочка, которая спала, смешно собрав губки «бантиком».

 Справедливости ради следует сказать, что в её кормилицу, безжалостно влили изрядную дозу макового молочка, ничуть не заботясь о здоровье женщины. В положенный час, оторвавшись от её груди, девочка заснула и сейчас спала, улыбаясь во всю ширь своего милого личика.

 Осторожно, затаив дыхание, чтобы не потревожить сон «ангелочка», изящная детская кроватка была препровожена в укромное, заранее подготовленное место и покрыта дорогущим атласным пледом. Троица скромно исчезла из вида.

 Но это только для стороннего наблюдателя – за младенцем присматривали, и он был в полной безопасности.

 Не прошло и четверти часа, как возле люльки появились трое уже совершенно других  людей, одетых в простые кафтаны, в которых щеголяют господские егеря.

 Где-то слышался лай собак, конский топот и звук охотничьего рожка. Девочка засопела, заворочалась, но не проснулась.

 Князь Борис Сергеевич Стриженов – бывший воевода, полковник, ближний царский боярин, хозяин здешних мест в окружении дворовых людей, егерей, таких же как он сам господ и пары столичных хлыщей от самого царя, выбрался на охоту по утреней зорьке.

 Заботливо и осторожно, чтобы не разбудить младенца, троица «егерей» подняла малышку, со всем её нехитрым хозяйством и двинулась пешком навстречу «честной компании».

 Солнышко поднималось над верхушками деревьев, начинался  день. Россия всё ещё спала в предрассветной дымке туманов. До начала нового  века – восемнадцатого, оставалось ещё прорва времени.

 А где-то далеко –  в Москве, царица Наталья, в душной светёлке в окружении мамок, нянек и повитух с криком, стонами и зубовным скрежетом рожала младенца – будущего Императора всея Руси.

 Но великой Державе до этого, не было никакого дела. Она спала, нежась в предрассветной дреме, в предвкушении нового дня. Наступал четверг – чистый четверг.

 Не будем торопить события, пусть Она спит, пока спит.

 Но пройдёт совсем немного времени, Она обязательно проснётся, чтобы взвыть от боли, и ужаса и стать Империей, заняв место, подобающее ей по праву, чину и мощи. Всё только начиналось.





***

 Сразу после адмиральского часа, на пирсе, где стояли торпедные катера, появился матрос в коротком чёрном бушлате,  и прямиком  направился к  ревущему мотором катеру лейтенанта Малышева.

 —Товарищ лейтенант вас в штаб вызывают  – проорал посыльный, понимая, что перекричать вой мотора ему не удастся. – Товарищ  лейтенант! Това….

 —Чего орёшь, – из люка вылез небольшого роста крепыш в замасленной робе, –  когда прибыть нужно?

– К трём часам.

 —Понял,  в пятнадцать нуль-нуль, буду в штабе. Что ещё?

– Всё!

 —Свободен боец!  Стёпа, а ну давай форсаж, – крепыш  исчез в люке, и мотор взревел с новой силой, оглашая окрестности гулом восемьсот сильного двигателя.

***

 В назначенное время в штабе появился тот же самый крепыш, но уже в чёрном офицерском бушлате, под которым был китель, застёгнутый на все пуговицы, кои были начищены до зеркального блеска. В общем, лейтенант был при полном параде, как и положено по уставу.

  Однако попасть к комдиву ему не удалось по той простой причине, что его быстренько направили в приёмную командующего,  объяснив, что капитан-лейтенант Куксенко ждёт его именно там.

 Оставив новенький офицерский бушлат в приёмной адмирала, прибывший лейтенант, решительно открыв дверь, вошёл в кабинет Арсения Головко.

 У добротного, ещё старорежимного стола, стоящего посередине небольшой комнаты, сидело четверо офицеров, вместе с самим адмиралом и смолити папиросы так, что некурящий Малышев сразу почувствовал себя неуютно –  если начальство так дымит, значит, ничего хорошего от вызова ждать не следовало.

 Увидев вошедшего лейтенанта, начштаба – капитан первого ранга Платов, недовольно хмыкнул, нервно постукивая пальцами по столу.

 Поняв, что впечатления на присутствующих он не произвёл, лейтенант намерено громко печатая шаг подошёл к столу и обратился к своему начдиву, как и положен по уставу:

 —Товарищ капитан-лейтенант, командир торпедного катера ТКА-267 по вашему приказанию прибыл.

 Комдив недавно сформированного и ещё как следует не проявившего себя дивизиона торпедных катеров Алёша Куксенко поднялся из-за стола, пожал протянутую руку  и, повернувшись к адмиралу, хотел отрапортовать, но Головко махнув рукой заявил:

– Подойдите к столу лейтенант.  Я слыхал от комдива, что ты из тутошних будешь, – из поморов? Садись не стесняйся.

 —Так точно товарищ адмирал, из Мурмана я.

– А куда ходил? – поинтересовалось настырное начальство, – да не дрейфь ты лейтенант.

– Да везде был, на  Грумант ходил, в Архангельск, к норвегам, на Новую землю хаживали, рыбку ловили, грузы возили, я почитай с детства в море.

 —А чего в катерники попал?

 —А не нужно адмиральских дочек огуливать. Пусть спасибо скажет, что не посадили или в штрафники не отправили – из-за спины, как чёрт из табакерки появился  «товарищ» в штатском и с мордой человека из органов. Особым отделом от него несло за версту.

 —Это правда, лейтенант? – хмыкнул каперанг Платов, ему Малышев определённо начинал нравиться.

 —Ну да, – простодушно подтвердил летёха, – было дело.  Огулял  вот … случаем, виноват товарищ капитан первого ранга.

 Все сидевшие за столом грохнули от смеха, а представитель НКВД, так чуть не задохнулся  от возмущения, но рот прикрыл. До поры.

 Обстановка сразу разрядилась, но начальство на то и начальство, чтобы всегда о деле помнить.

 —Ладно, лейтенант подойди ближе. Капитан, – адмирал обратился к Платову, –  поставь боевую задачу:

– Вот из этой бухты, – капраз ткнул кончиком карандаша в точку на карте, – сегодня ночью нужно будет забрать разведгруппу. Сведения у них важные, вот товарищ, – Платов кивнул на особиста в штатском, – специально из Москвы прилетел.