Жизнь солдата

Забегая вперед, скажу: когда Юдик попал в армию, он за короткое время вырос и стал таким высоким, что обогнал всех своих высоких братьев и сестер. В армии он закончил саперную школу и стал офицером-сапером.

Шахматный кружок, к нашему сожалению, просуществовал недолго. Но он нам многое дал в смысле нашего мастерства на полях шахматных сражений…

Наш двор был всегда чисто прибран, если не считать тех дней, когда нам привозили дрова на зиму. Сада и огорода у нас не было, поэтому у нас во дворе всегда росла зеленая травка: мягкая, бархатная, какая бывает, наверно, только в Белоруссии. На этой травке было приятно лежать, и я пользовался этим в любой погожий день.

В один из таких дней я сидел на траве во дворе и наблюдал за ребятишками, которые купались в Днепре на песчаной косе, когда вдруг во двор вошла целая делегация из шести человек во главе с Ароном Шпицем. – Лева, – говорит он, – я привел тебе шашистов, они хотят с тобой поиграть. И Арон мне всех их представил.

Оказывается, в городе проходил шашечный турнир школьников, и один из пришедших ко мне, Изя Пиковский, стал победителем этого турнира. Ему-то Арон и расхвалил меня как шашиста. Изе захотелось сыграть со мной в шашки, померяться, так сказать, силами. Все ребята были незнакомые, из русской школы, которая находилась на другом конце города, почти в конце Циммермановской улицы. Только один Яша Элькин был мне знаком по шахматному кружку имени М. И. Чигорина.

Изя Пиковский – стройный, высокий, худой паренек с черным чубом, – стоял против меня и улыбался. Узнав, что он – чемпион города среди школьников, я про себя обругал Арона за то, что он привел его ко мне, да еще с такой большой компанией. Я был уверен, что тот, кто играет в турнирах, гораздо сильнее домашних любителей. Чтобы потом напрасно не краснеть от стыда, я стал отказываться от этой игры, ссылаясь на то, что Арон меня просто перехвалил. По-моему, никому не хочется позориться среди незнакомых ребят.

Но мой отказ никого не устраивал. И Арон, и Изя, и другие ребята стали наперебой уговаривать меня сыграть хотя бы три партии. И мне пришлось согласиться. Вынес я шашки во двор, и мы стали играть на зеленой траве. Вокруг расселись ребята. Вы даже не представляете себе, как я опасался проиграть. Но мне везло. Изя Пиковский был, наверно, в тот день не в лучшей своей форме. Он не замечал даже простых ловушек и проигрывал одну партию за другой. Ему самому не верилось, что он терпит такое поражение от никому не известного мальчика. Я предлагал ему закончить игру, но он после каждой партии настаивал еще на одной партии. И только после восьмой партии, когда он окончательно убедился, что не может меня переиграть, он согласился закончить игру. Тогда все стали хвалить меня за хорошую игру в шашки и пожалели, что они не знали об этом раньше, а то бы пригласили меня на турнир. Они не знали, а я им не стал говорить, что у моего старшего брата Лазаря я за всю свою жизнь не выиграл ни одной партии.

После игры все долго любовались просторами Днепра и завидовали мне, потому что я живу на таком удобном месте. Да, местоположение нашего двора было замечательным, и я всегда был благодарен маме за то, что она купила половину дома именно здесь.

Перенесемся опять в школу номер три. Физику у нас одно время вел учитель Доросинский Наум Абрамович. Это был довольно интересный учитель. Между прочим, он окончил физико-математический факультет в Минске вместе с моим двоюродным братом Лазарем Ронкиным из Бобруйска. Наум Абрамович был всегда энергичен, весел и разговорчив. Наверно, поэтому он смог жениться на красивой молоденькой учительнице, которая учила первоклашек. Внешность у Наума Абрамовича была неказистая: рост маленький, лоб большой с залысиной, шея тоненькая, подбородок острый и плюс ко всему, на маленьком горбатом носике торчали огромные очки, закрывавшие половину его лица. Физику он знал хорошо и учителем был прекрасным. Этого у него не отнимешь, но мы почему-то были недовольны им за то, что он страшно не соответствовал своей жене, которая была выше его на голову. Не знаю, чем это объяснить, но мы не могли простить ему то, что он женился на такой красивой девушке. Как выразился тогда Ефим Фрумин: "Он ее просто заговорил".

В это время в Рогачеве с успехом шел фильм "Ущелье аламасов", где главным героем был руководитель экспедиции профессор Джамбон. Аба Нехамкин, просмотрев этот фильм, прибежал на следующий день в класс весь взбудораженный.

– Послушайте, что я вам скажу! – закричал он, не успев положить свои учебники в парту. Все его лицо сияло от радости. Хромой Ефим Фрумин даже встал со своего места в предчувствии какой-то сногсшибательной новости.

– Я вчера смотрел фильм "Ущелье аламасов" и знаете, что я заметил? – продолжал Аба интриговать нас.

– Что? – раздалось несколько голосов.

– Наш Доросинский – точная копия профессора Джамбона из фильма!

Аба сказал это с торжествующей радостью, точно сделал важное открытие. И действительно, это сравнение соответствовало подлинности. Мы были удивлены, как это мы не заметили? А Аба торжествовал:

– Теперь я буду называть его Джамбоном! – кричал он на весь класс.

И мы все тоже были рады этой кличке, потому что основание для неуважения к нему у нас уже существовало. Эта кличка Доросинскому был настолько кстати, что моментально распространилась по всей школе и даже за ее пределами. Так, с легкой руки Абы Нехамкина, Наума Абрамовича стали звать Джамбоном.

Говорят, что он на эту кличку не обиделся. Доросинскому дали квартиру в том же дворе, где жили Кучинские, напротив ресторана по Циммермановской улице. Несколько раз, проходя мимо этого двора, я слышал звонкий голос Наума Абрамовича, рассказывавший смешные анекдоты, и громкий смех слушателей.

Вот этот-то веселый учитель физики вдруг отказался от уроков в нашем классе. То ли у него перегрузка была большая, то ли еще какая-нибудь причина, но мы остались без учителя. Тогда директор школы договорился с учительским институтом, и их преподаватель согласился учить нас, но с условием, что наш класс будет приходить к нему в институт. Так как другого выхода пока не было, то директор нашей школы был вынужден согласиться на это условие. Хорошо еще, что институт находился на одной улице с нашей школой и на расстоянии одного квартала.

Учились мы не в самом институте, а в двухэтажном доме на углу улиц Циммермановской и Дзержинского. Там, на втором этаже был физический кабинет, и хозяином этого кабинета оказался наш старый знакомый, который интриговал всех жителей южной окраины Рогачева своей внешностью и тем, что зимой ездил на велосипеде. Это был всем нам известный Семен Евгин, живший в домике, который примостился к стене нашего замка, рядом с мостом через Днепр. Я даже не предполагал, что он преподает физику. Теперь, увидев его в кабинете физики, я стал относиться к нему с большим интересом.

Евгин был высокий, широкоплечий мужчина с внушительной и представительной внешностью. Буйные, лохматые, темные, с каштановым отливом волосы окаймляли все его лицо. Из-под густых бровей смотрели на нас насмешливые коричневые глаза. Длинная, волнистая борода, густые баки и беспорядочный чуб делали его похожим на Робинзона Крузо, который вдруг оказался здесь после 28-летнего пребывания на необитаемом острове. Если учесть, что он жил при замке, который был огорожен колючей проволокой и куда никого не пускали, то вы поймете и мой интерес к нему и интерес к нему моих друзей.

По-моему, он нас всерьез не принимал. Это было видно из того, как он преподавал нам физику. Весь учебный час он употреблял для рассказов анекдотов и необыкновенных историй с физиками всего мира. А в конце урока брал у кого-нибудь учебник и указывал нам, какой материал учить к следующему уроку. Так он ни разу и не объяснил нам новый материал. Иногда он показывал нам интересные опыты, благо его кабинет был богато оснащен различными приборами. Эти часы физики нам очень нравились, и мы охотно спешили на урок к нему. У него в кабинете нам было весело и интересно. Правда, учить физику без объяснений учителя было трудно. Но и плохих отметок он нам не ставил. Если кто плохо отвечал урок, он предупреждал, чтобы тот выучил к следующему разу и прошлый материал и новый материал. И этим он нам тоже нравился.