Жизнь солдата

В один прекрасный солнечный день после нашей совместной подготовки уроков я не нашел себе дома никакого дела и побежал назад к Авраму, чтобы поиграть с ним: вместе всегда веселей. Вошел я к ним во двор и услышал через открытое окно, как Аврам опять учит историю, повторяя по несколько раз каждую фразу. "Вот так совместная подготовка уроков, – подумал я, – когда я ухожу, он все начинает заново". Теперь понятно, почему он отказывается выходить из дома. Я сел под окном и стал слушать, как он заучивает наизусть учебный материал. Да, трудно достаются ему пятерки. После этого случая я потерял всякий интерес к совместной подготовке и больше к нему не ходил.

Еще один одноклассник, стремящийся быть отличником во что бы то ни стало, был Аба Нехамкин. Это был умный, своеобразный мальчик с необыкновенно настойчивым характером. Можно уверенно сказать, что с таким упорным характером у нас в классе больше никого не было. Но его настойчивость, к сожалению, часто переходила в обыкновенное нахальство. Он жил, наверно, по принципу: цель оправдывает средства. Причем, считал, что все средства для этого хороши. Дело в том, что однажды в случайном разговоре Аба Нехамкин вдруг похвалился перед всеми, что если захочет, то станет отличником не хуже Аврама Гольдина! Естественно, мы посмеялись над ним. Но Аба серьезно решил доказать нам свою правоту.

И действительно, Аба стал отвечать уроки гораздо лучше, чем прежде. Он стал более серьезно готовиться к ним. Но не все учителя находили его ответы настолько полными, чтобы ставить ему отлично. И тогда Аба вступал с ними в спор. Он доказывал им, что хорошо приготовил уроки и заслуживает отметку "отлично".

– Спрашивайте меня еще, – требовал он, – я выучил урок на пять.

В основном учителя шли ему навстречу: задавали дополнительные вопросы. И хотя Аба не всегда хорошо освещал вопрос, но они все-таки ставили ему пятерки, очевидно, не желая с ним пререкаться. Только два учителя наотрез отказались идти на эту сделку с совестью: учительница еврейского языка и литературы Яхна Айзиковна и молодая учительница географии Разумцева Ксения Федоровна.

Яхна Айзиковна была слишком самоотверженно предана своему предмету, чтобы позволить кому-либо вольно обращаться с ним. Она ставила нам самые заслуженные отметки. А Ксения Федоровна только окончила институт, была полна самых лучших побуждений в своей работе и не хотела их омрачать. Аба сидел на первой парте, как раз напротив учителя, и ему удобно было вести с ними перепалку. Когда Яхна Айзиковна в очередной раз поставила ему отметку «хорошо» за ответ по литературе, Аба опять завел свою канитель:

– Спросите меня еще, – попросил он.

– Я уже выслушала твой ответ, – сказала Яхна Айзиковна, – больше чем на «хорошо» ты не ответил.

– А я знаю на «отлично», – настаивал Аба, – задавайте мне еще вопросы.

– Но я не могу только на тебя тратить время урока, – говорит Яхна Айзиковна, – мне нужно и других опросить и новый материал объяснить.

Аба использует последнюю возможность, придав голосу обидчивый тон:

– Я выучил урок на «отлично», а вы ставите мне «хорошо», я не согласен. Поставьте мне "отлично".

– Твой ответ не отличный и выше отметки «хорошо» я поставить не могу, – говорит Яхна Айзиковна и с досадой добавляет, – и не мешай мне вести урок.

Аба исчерпал все возможности и требовательно кричит:

– Я буду мешать вам, пока не поставите мне "отлично"!

– Если ты сейчас же не выйдешь в коридор, – говорит тихим, но внушительным голосом Яхна Айзиковна, возмущенная таким поведением, – то я позову директора и поставлю вопрос о твоем нежелательном пребывании в школе!

Такой оборот дела Абу не устраивает, и он с усмешкой независимости идет из класса, приговаривая: "Все равно вы занизили мне отметку". Расстроенная учительница с трудом доводит урок до конца, а мы сидим молча, пристыженные нахальством Абы.

Совсем по-другому реагировала в такой же ситуации Ксения Федоровна. Это была хрупкая, нежная, светловолосая женщина с тихим бархатистым голосом. Она не выдерживала напористости Абы. Но и повышать ему отметку ради его просьбы тоже не могла. Чувствуя свое бессилие перед этим бесцеремонным учеником, она просто начинала плакать и быстро выходила из класса. Мы думали, что она вернется с директором школы, и он воздаст должное Абе, но она, наверно стесняясь жаловаться директору, стояла за дверями и успокаивалась, слушая, как мы всем классом стыдим Абу, и как он от нас отбивается: "Это не ваше дело! Не мешайте мне становиться отличником!"

Когда Ксения Федоровна возвращалась в класс, все затихали, и Аба больше не смел ей мешать. А после урока она ему сказала:

– Ты можешь выучить географию на «отлично», если приложишь больше старания.

– Я и так стараюсь, – ответил зло Аба.

Мы были недовольны, что Ксения Федоровна не обращается за помощью к новому директору школы Фрадкину Соломону Захаровичу. Он бы отучил Абу приставать к учителям.

Новый директор у нас строгий, но мне он нравится. Во-первых, он из города Быхова, а это значит, что он земляк моего отца. Во-вторых, он очень аккуратный. Каждый день чисто выбритый, аккуратно уложенный волнистый чуб, белоснежный воротничок с галстуком. Таких аккуратно одетых директоров у нас еще не было. В-третьих, он исключил из школы всех хулиганов-переростков, в том числе и Иосифа Нафтолина. Раньше не было ни одного дня, чтобы школа обходилась без драки, а теперь в школе стало тихо, и никто нам не дарит подзатыльники на переменах.

Так вот, Иосиф решил отомстить директору за то, что он исключил его из школы. Он подговорил еще нескольких обиженных парней, и они выследили директора ночью, когда Соломон Захарович возвращался домой по улице Советской позади городского сада. Иосиф и его дружки, прятавшиеся в саду, перемахнули через забор и бросились на директора, чтобы избить его. Но директор оказался не из пугливых. Он выхватил пистолет и крикнул:

– Не подходи! Стрелять буду!

Дружки «цыгана» с перепугу разбежались кто куда. И самому Иосифу пришлось ретироваться, чтобы Соломон Захарович не опознал его. Об этой неудаче со смехом рассказывал Иосиф своему брату, когда я был у Миши. Он ругал своих трусливых дружков и с уважением отозвался о директоре школы.

После этого я с восторгом смотрел на нашего директора и был горд, что он земляк моего отца. "В Быхове, наверно, все смелые, – решил я, – ведь мой отец недаром провоевал всю империалистическую войну в царской армии, а потом – гражданскую войну в Красной Армии".

И еще одно событие произошло при этом директоре: наша школа стала десятилеткой. Это сильно взбудоражило всю школу. Все учащиеся были безмерно рады этому. Все-таки в техникумах и институтах жизнь гораздо сложнее. Я до сих пор помню, какой худой и бледный приезжал домой на каникулы мой брат Лазарь. А в школе хорошо и весело. Некоторые предметы в школе, такие как география, зоология и история, стали преподавать нам на русском языке. Акценты у нас ужасные, особенно у мальчишек, но когда они у всех, то никто на это не обращает внимания. Нам казалось, что мы хорошо изъясняемся на русском языке, и перевод некоторых предметов на русский язык нам особенно не мешал в учебе.

Но наш новый директор был у нас недолго. Он был очень больным человеком. Когда он кашлял, то лицо и глаза моментально становились такими красными, как будто кровь подступала к лицу. Глаза у него были на выкате, а при кашле казалось, что они вот-вот выскочат из орбит. Болезнь его прогрессировала, и он вынужден был из-за нее вернуться в Быхов.

И тогда директором стал Лазарев Лаврентий Артемьевич, высокий мужчина с добрым, светлым лицом. Он был единственным директором, который преподавал русский язык: обычно все директора были историками. Так вот, Лаврентий Артемьевич был очень добрый человек, но слабохарактерный, и при нем опять начались вольности для непомерно активных учеников.

Теперь опять вернемся в наш класс. О наиболее выделяющихся учениках я уже рассказывал. Основная же масса нашего класса, в том числе и я, ничем особенным себя на проявили. Разве что по физическому телосложению. Мне, например, был очень симпатичен Михаил Баскин. Это был высокий, здоровый парень с добродушным лицом, с несколько восточным разрезом глаз. У нас в классе были и черные, и рыжие ученики, но вот светловолосым был только один – Баскин. Волос точно такой же, как у белорусов. И еще одним он отличался от всех нас, что во мне лично вызывало к нему особое расположение, это удивительно большие рабочие руки. Даже не у всех взрослых бывают такие руки! А большими они были оттого, что не было у него таких каникул, как у меня или у других моих одноклассников.