Сказки

Царевич подрастал. И как месяц достигает полнолуния, так его красота, доброта и мудрость достигли своего совершенства. Царь-отец еще при жизни возвел сына на престол, а сам жил рядом с ним, радуясь и дивясь его мудрости, справедливости и умению править страной.

Молва об удивительном царевиче разнеслась по всему свету, и многие знаменитые мудрецы приезжали посмотреть на царевича и побеседовать с ним. Приехал однажды один замечательный старец. Чтобы послушать изречения этого старца, люди проделывали далекие путешествия. Сутасома принял его в своем саду.

Кругом разносились тонкие ароматы, нежная музыка вторила птичьему пению; деревья свешивали усыпанные цветами ветви. Беседа еще не началась, как вдруг за стеной сада раздались крики ужаса и отчаяния. А затем в сад вбежали слуги царевича со словами: "Спасайся, о Сутасома! К нам ворвался людоед Калмашапада. Наше войско рассеяно..."

Про этого Калмашаладу говорили, что он был рожден от человека и львицы, его сравнивали с самой смертью. Он поклялся злым ракшасам[2], что во славу их поймает и сожрет сто царевичей. Девяносто девять царевичей он уже набрал, а сотым должен был стать Сутасома. "Спасайся, о Сутасома, спасайся!"- кричали слуги.

Но Сутасома не выказал ни малейшей тревоги. Он сказал: "Если Калмашапада пришел к нам в гости, нам следует почтить гостя". И он вышел навстречу пришельцу и увидел человека, подобного громадному зверю, который преследовал бежавшее войско. Грязные одежды людоеда развевались во все стороны, на голове была повязка из моча-лы, глаза его вращались свирепо и яростно.

"Послушай, вот я, - сказал Сутасома, - к чему заниматься избиением неповинных?". Он стоял один, безоружный. "Это ты - Сутасома?! - воскликнул Калмашапада. - Тебя-то я и ищу", - и, перекинув царевича через плечо, побежал в свое царство.

Там он бросил его в темницу и сказал:

- Теперь все в сборе. Хороший будет костер! Ну, может, вы хотите попросить меня о чем-нибудь?

Гут все девяносто девять царевичей упали на колени и стали молить, чтобы он сжалился над ними и отпустил их. Людоед взглянул на Сутасому, стоящего молча.

- А тебе что, жить не хочется? Почему ты не просишь о помиловании?

- Милости я от тебя не прошу. Но если бы ты поверил мне в долг, я был бы тебе благодарен и долг вернул бы.

- Какой долг? - удивился людоед.

- Отпусти меня на три дня, чтобы я мог побеседовать со своим знаменитым гостем. Я послушаю его изречения и через три для вернусь. Людоед расхохотался.

- Эти хоть не хитрят, - сказал он, - людишки как людишки. Нет такого существа, которое не дрожало бы, когда его убивают. Но о тебе слава идет, что ты особенный, не такой, как все. Вот и видно, что не такой!

- Я вернусь, - сказал Сутасома, - я у тебя в долгу. А долги я отдаю.

"Бахвал и лжец, - подумал Калмашапада. - Что ж, пускай удирает. Я поймаю еще не одного царевича, зато все увидят, чего стоит этот хваленый праведник. Да, все люди одной породы". Вслух же он сказал:

- Иди, да возвращайся поскорее. А я тем временем приготовлю костер.

Сутасома ушел. Но каково было изумление людоеда, когда ровно через три дня он вернулся.

- - Почему ты вернулся? - мрачно спросил сын львицы.

- Потому что обещал. Это был мой долг, - сказал Сутасома. - Теперь можешь меня съесть.

- Костер еще окутан дымом, а мясо вкусно только без дыма, - проворчал Калмашапада. - Побеседуем сначала. Ты все-таки ответь:

почему ты вернулся?

- Я же тебе ответил, почему.

- О тебе идет молва, что ты правдивый и мудрый. Ну - правдивый, это, кажется, так. Но мудрости в тебе ни капли! Отпущенный, чтобы жить, ты возвращаешься, чтобы умереть?!

- Есть две мудрости, - ответил Сутасома, - звериная и человеческая. Я живу по человеческой, и тебе ее не понять.

- Не понять? Это почему же?! - сын львицы был задет. - Я доблестней и сильнее тебя, а ты со мной разговариваешь, как с низшим. В любую минуту я могу тебя съесть.

- Я знаю. С тем и пришел. Ешь.

- Ешь... ешь... Я хочу сперва понять тебя. Расскажи, о чем вы говорили с мудрецом. Что за мудрость у него такая особенная?

- Нет, этого я тебе не скажу, ты этого не поймешь.

- Но я ведь... - Калмашапада хотел опять пригрозить, но спохватился, что Сутасома угроз не боится. Тогда он сказал: - А если я отпущу тебя, тогда скажешь?

- Нет. Таких бесед не ведут с людоедами.

- Ты не можешь за свою жизнь заплатить какими-то словами?!

- Эти слова стоят целой жизни, они не для того, чтобы утолять любопытство людоеда.

- Послушай, странный человек, - сказал удивленный Калмашапада. - А если я отпущу всех моих пленных, девяносто девять царевичей?

- Очень бы я хотел видеть пленных на свободе. Но понять мудрость этих слов ты все равно не сможешь. Они тебе покажутся пустыми, и со злости ты снова изловишь всех и еще сотню других. Ничего я тебе не скажу. Делай со мной, что хочешь.

- Да как ты смеешь?! Я хочу! Я приказываю! - закричал Калмашапада, а Сутасома сказал:

- Послушай, кто у кого в плену? Я в твоей власти - и спокоен. А ты мой властелин - и выходишь из себя.

Калмашапада замолчал. Долго сидел он молча, а потом спросил:

- Неужели ты не знаешь страха? Неужели тебе не жалко царского сана и самой жизни?

- Жалко, но я знаю то, без чего и жизнь, и царский сан не имеют смысла. Вот этим я и дорожу. Но этого я никогда не потеряю, и потому мне нечего бояться.

- Да что ж это такое?!

- Я сказал: тебе этого не понять.

Тогда Калмашапада провел Сутасому в свой дворец, велел слугам принимать его, как гостя, а сам ушел. Три дня не приходил он, и слуги говорили Сутасоме, что их царь не ест и не пьет, мечется, как зверь в клетке, а потом вдруг затихает и задумывается. Такого с ним никогда не бывало. И вот к исходу третьего дня Калмашапада вернулся.

- Возьми ключи, - сказал он, - открой темницу и выпусти пленных.

- И ты ничего не потребуешь от меня взамен? " - Нет, не потребую.

Сутасома взял ключи и выпустил всех пленных, а потом вернулся к сыну львицы и сказал:

- Теперь слушай первое изречение моего друга мудреца:

ТОЛЬКО ТОТ, КТО ДЕЛАЕТ ДОБРО БЕСКОРЫСТНО, МОЖЕТ ПОЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ЧЕЛОВЕКОМ.

- Да, я жил до сих пор, как живут львы и тигры, не задумывался и не мучился. А чувствовать себя человеком - это, оказывается, такая мука!