Анасейма

Переодевшись после очередной тренировки, она натянула на голову шляпу и вышла в фойе. Тренер дожидался её, беседуя Татьяной. Его руки беспрестанно искали себе занятие: ныряли в карманы брюк, теребили пуговицу, постукивали по подоконнику.

– Неплохо, совсем неплохо. Высоты совершенно не боится, ходит по бревну, как кошка по забору: легко и уверенно, и брусья у неё самый любимый снаряд. Но совсем нет старания.

Татьяна качнула головой, поймала взгляд дочери за спиной Виталий Карловича и приветливо улыбнулась.

– Марина будет стараться, так ведь?

Тренер ещё не заметил невольную слушательницу их разговора, не мог отвести взгляда от собеседницы.

Марина привыкла наблюдать такую реакцию мужчин, объясняла это просто: волшебство, которым владела мама.

Обойдя тренера, она встала перед ним и уверенно пообещала:

– Буду, – повернувшись к родительнице добавила: – Если ты мне разрешишь кататься на «Афалине».

– В следующем году, – размыто ответила Татьяна и, взяв дочку за руку, повела к выходу.

Виталий Карлович смотрел вслед Юдиным каким-то рассеянным, затуманенным взором. Неожиданно покраснел и поспешил отгородиться дверью от притягательной чужой женщины и её дочки.

3 глава

Алсу сидела в тени яблони прямо на земле и лениво листала журнал. Полуденная жара поутихла, воздух перестал дрожать маревом, но работа на огороде удовольствия доставляла мало.

Марина перекинула самую длинную нитку ракушечных бус за спину и наклонилась над грядкой. Морковка крепко сидела в иссохшей земле, никак не хотела выбираться на поверхность, пришлось постараться, чтоб её извлечь.

– Тупица, возьми лопату и подкопай, – посоветовала Алсу, даже не изобразив попытку помочь.

– Сама тупица. Мама нас всех на огород отправила.

Инна выдрала самую мелкую морковку и радостно завизжала.

– Есть одна!

Она перевела взгляд на соседний участок. На открытой веранде в скорбном молчании замерли три человека, на их лицах легко угадывалась печаль.

Алсу проследила за взглядом сестры.

– Дяди Федины уезжают.

Марина отпустила измочаленный хвост морковки и беззастенчиво уставилась на постояльцев соседа.

– Наши тоже скоро уедут. Смотри: сейчас будут плакать.

– Эти не будут. На что спорим?

Марина прищурилась, углядела дрожащий подбородок женщины и уверено предложила.

– На твой браслет из белых питаров10.

Алсу приподняла запястье, рассматривая позвякивающее украшение. В отличие от Марины, увешанной ракушками в несколько рядов, она носила только его.

– Ладно, – опрометчиво согласилась она.

Три пары глаз пристально всматривались в лица курортников, ожидая проявления эмоций. Почти все приезжие проходили через одинаковые стадии: первые дни – возбуждение и удивление, чуть позже – сытое спокойствие и безмятежность, потом наступала пора затаённой печали, ну и в конце, заключительным аккордом – тоска и слёзы. У тех, кто приезжал не в первый раз, стадии смазывались и часто проходили без резких всплесков. Уверенность в том, что поездка повторится на следующий год, осветляла печаль.

Гости соседа приезжали уже третий раз, поэтому рассчитывать на рыдание было бы неосмотрительно, но накануне вечером Марина случайно подслушала их беседу. В следующем году, а может и в течение следующих пяти лет, они не смогут позволить себе отпуск, даже такой бюджетный. Их единственный сын поступил в институт, и все сбережения сожрёт его учёба.

Первой разрыдалась женщина, муж приобнял её за плечи, и плотно зажмурился, видимо тоже сдерживался из последних сил. Сын нахмурился и еле слышно обругал родителей за чувствительность, хотя у самого глаза заметно увлажнились.

Алсу раздражённо стянула браслет и кинула прямо на землю.

– Забирай. – Захлопнув журнал, она встала и взялась за лопату. – Собирайте урожай, мелкие.

С помощью Алсу с уборкой моркови справились быстро. Перенесли связанные пучки под навес и, усевшись на скамейке, принялись обрезать ботву.

Марина вытянула из общей кучи самую яркую и аппетитную морковку, обтерла о ногу и откусила хвостик.

Инна повторила за сестрой. Проигнорировав уличную колонку, откусила от немытого корнеплода приличный кусок.

Алсу тут же раздала сёстрам подзатыльники.

– Заведётся в животе глист размером с поливальный шланг, и сдохнете в сентябре.

Глаза Инны округлились, она тут же выплюнула разжёванную кашицу, а Марина недоверчиво хмыкнула и треснула отгрызенной морковкой по спине Алсу.

– Что-то ты не скопытилась в прошлом году. С нами ведь ела.

Алсу не успела ответить, из дома вышла мама и позвала:

– Девочки, если поможете продать камешки, успеете с папой на рыбалку!

Сёстры синхронно подскочили, покидали морковку в общую кучу и ринулись выполнять поручение. У каждой была своя причина ехать с отцом на канал: Алсу давно и безнадёжно влюбилась в Ваню – сына папиного компаньона по рыбной ловле. Инна собирала бычков для любимой кошки, только Марина действительно ловила рыбу. В этом году она обзавелась даже собственной удочкой.

Сложив расписанную гальку в несколько корзинок, девочки побрели за мамой на пляж. Счастливчик увидел своих женщин ещё издали. Зацепил трос катера и кинулся навстречу жене. Не стесняясь посторонних глаз, обнял и впился в её в губы долгим сочным поцелуем.

Завистливые взгляды подзадоривали его, он прекрасно видел какое впечатление производит Татьяна на окружающих. И вроде бы не красавица: пожалуй, нос несколько длинноват, а брови широкие, губы по современным меркам недостаточно пухлые. Но в ней действительно было какое-то неуловимое волшебство. Оно притягивало, завораживало и заставляло восхищаться всех, кто попадал под воздействие её обаяния.

Счастливчик говорил, что Татьяна похожа на мать – наполовину гречанку, но Марина никогда не видела бабушку и представляла, что мама песчаная принцесса, и её родословная берёт начало от джиннов. Историю знакомства родителей она знала наизусть. Иногда в ней менялись детали, кое-что она подкорректировала в угоду собственной фантазии, но основа была постоянной. Отец буквально похитил маму, влюбившись в неё с первого взгляда. В это охотно верилось, смотреть повторно не было необходимости.

Татьяна приехала с родителями в Штормовое, едва отпраздновав совершеннолетие. Через неделю её увидел молодой кудрявый спасатель на вышке, и настоял на необходимости спасения его самого от неземной красоты. Отношения развивались стремительно. Через день он признался Татьяне в любви. Согласие стать его женой получил уже через неделю. Родители естественно впали в неистовство и отговаривали дочку от поспешного замужества, угрожая изгнанием из семьи и забвением. Татьяна выбрала Счастливчика, а родители вернулись в Казахстан, откуда собственно и приехали. А она осталась в Штормовом, поселились в доме Александра, тогда ещё была жива его мама, и почти сразу забеременела.

Марина смутно помнила бабушку, которая скончалась, едва ей исполнилось три года. Казалось, что их семья всегда состояла из родителей и сестёр. Только Алсу застала то безмятежное время, когда она была единственной любимой дочкой и даже, пусть и недолго, – любимой внучкой. Родители до сих пор не простили своевольную Татьяну, хотя она регулярно слала им письма и фотографии внучек.

Марина бродила вдоль кромки прибоя, размахивая корзинкой и периодически выкрикивая заученные фразы:

– Сувениры на память о Чёрном море! Всем родственникам и друзьям. Недорого, почти даром. Ручная работа!

Алсу шла молча, чуть позади, но как только активизировались привлечённые рекламой покупатели, догоняла Марину и предлагала поделки из своей корзинки. С каждым годом такая торговля становилась для неё всё более мучительной. Она стыдилась всучивать ракушки отдыхающим, не желала выглядеть назойливой лавочницей.

Татьяна не выкрикивала рекламные лозунги, шла по песку и тихо и ненавязчиво предлагала свои изделия. Слова были те же, что произносила Марина, но выглядело это совсем иначе, мягко, почти грациозно. Будто она делает одолжение тем, что предлагает посмотреть на подлинное искусство.

10

Питар – ракушка овально-треугольная с сильно завёрнутыми макушками, с горизонтальными бороздами.