Страница 2 из 13
– В переулках не носи, это не повседневная вещь. А вот если ты не наденешь их на свою свадьбу, когда, наконец, соберешься замуж пойти, то я тебе этого не прощу. Что же касается Ярослава, то коллекция неприкосновенна для повседневных житейских целей. И вообще, настоящий мужчина должен уметь находить выход из любой ситуации, ни на кого не рассчитывая. А я очень надеюсь на то, что мой внук как раз является настоящим мужчиной. Об этом говорит и та статья, по которой его осудили. Не каждый так смело смог бы расквитаться за оскорбление, нанесенное его девушке.
– Не каждый, – согласилась Лиза.
Да, как она уже знала из рассказов, Ярослав буквально размазал по стенке троих подонков. Но и то, что они совершили до этого, было слишком мягко назвать «оскорблением». Просто воспитанная Устинья Павловна не могла произнести вслух слово «изнасилование», вот и выкручивалась, подыскивая менее отвратительные определения. Однако само преступление от этого менее отвратительным не становилось.
– Он у вас молодец. Таких, как он, не осуждать, а чествовать надо.
– Он у меня дурачок, – женщина тяжело, с надрывом вздохнула. – Потому что кто-кто, а эта девица не стоила таких жертв. И трех лет после его ареста не продержалась, выскочив замуж! В то время как он сел исключительно из-за нее! А ведь я ему говорила, еще когда они только начинали встречаться, что не пара она ему. Ну не по душе она мне была, хоть убей! Но Ярик, не обладая мудростью своей бабки, и слышать ничего не хотел! Он у меня такой, человек крайностей: либо ничего, либо все. И в чувствах так же: редко к кому привязывался, но уж если к кому-то оказывался неравнодушен, то все до последней капли крови готов был отдать. И уж чем она его приворожила к себе? Не знаю, не знаю. Не в его обычаях было размениваться на ширпотреб, а тут вдруг что-то на него нашло. Может, и впрямь приворожила?
Не зная, что на это ответить, Лиза лишь легонько пожала плечами в ответ. Серьги закачались от этого движения, напоминая ей о себе. Она аккуратно сняла их, чтобы положить обратно в коробочку – украшение и в самом деле было не повседневное. А Лизе еще предстояло с ним возвращаться домой. На такси теперь, разумеется, но все равно…
– Я там, на крышечке, с внутренней стороны, сделала тебе дарственную надпись, – сообщила ей Устинья Павловна. – Чтобы ты меня помнила, не забывала. Ну и просто читала мои пожелания всякий раз, как откроешь, – говорят, мысль материализуема, вот и будем внедрять этот метод в практику.
– Спасибо, – Лиза улыбнулась, прочитав то, что пожилая женщина написала ей какими-то специальными чернилами, своим красивым, каллиграфическим почерком на светлой подкладке из шелка. – Огромное спасибо вам за эти слова. Но вот сам подарок… Устинья Павловна, мне не по себе от такого!
– Раз не по себе, то убери его в сумочку! – потребовала Устинья Павловна. – Чтобы не попыталась его забыть на столе, а то с тебя станется! Эти серьги твои, окончательно и бесповоротно, и это больше не обсуждается, если только ты не хочешь меня обидеть! И еще, Лизонька, квитанции мои заодно заберешь, пока я о них помню?
– Конечно! – под пристальным вниманием пожилой женщины Лиза сунула в раскрытую сумочку бархатный футляр.
Она по-прежнему считала, что не должна принимать такой безумно дорогой подарок, но именно сейчас не видела возможности от него отказаться мирным путем. Решила, что позже попробует это сделать в более подходящее время. Вслед за футляром в сумочку отправился конверт с платежками и деньгами.
– Послезавтра заплачу все и занесу вам вечером корешки. А вы подумайте, не надо ли вам будет что-то купить по дороге, и, если что, звоните.
2
Устинья Павловна не позвонила, но Лиза особо и не ждала ее звонка: крупные покупки женщине требовалось совершать очень редко, а за мелкими она спускалась и сама, благо все магазины были у нее фактически под боком. Не было рядом только сберкассы, отчего Лиза и забирала у нее квитанции, чтобы по ним заплатить за квартиру и прочие услуги.
Заплатив, позвонила, договорилась о том, что встретится с женщиной на улице: та как раз выходила выгулять свою растолстевшую Тусечку. О самом месте встречи можно было не договариваться: возле дома Устиньи Павловны был единственный небольшой пятачок зеленых насаждений, который, за неимением ничего лучшего, гордо именовался местным парком.
Там они и гуляли: хозяйка впереди, а собачка, давно приученная к лотку и вообще не понимающая смысла этих прогулок, обычно плелась за ней следом, даже без поводка, потому что не было смысла ее привязывать. Туся была для этого слишком послушной и неторопливой собачкой.
Иногда она немного отставала, чтобы обнюхать-таки какую-нибудь особенно интересную веточку, потом так же неторопливо топала к хватившейся ее и остановившейся в ожидании хозяйке.
Лиза не была уверена в том, что такие прогулки помогут Тусечке похудеть, но утверждать, что от них нет вообще никакой пользы, тоже было нельзя. Поэтому она, как медсестра, сама рекомендовала их Устинье Павловне: никому еще не вредили умеренные движения на относительно свежем городском воздухе.
Насколько Лиза знала, раньше женщина жила в старом районе города, богатом настоящими парками и застроенном исключительно старинными домами. Но потом Устинья Павловна отчего-то разменяла свою роскошную квартиру на тот небольшой «скворечник» в современной многоэтажке, в котором жила сейчас. Почему она это сделала, Лиза не знала и предпочитала не спрашивать, заметив, что женщине неприятны даже упоминания на эту тему.
Оставалось только догадываться, что всему виной был ее непутевый племянник, о котором Устинья Павловна всегда говорила с неприязнью. Чем именно он ей не угодил, сказать было трудно. Сама Лиза видела его лишь раз, когда он навещал свою тетку в больнице, в хирургии, где Лиза работала медсестрой. Там они, кстати, с Устиньей Павловной и познакомились, и было это что-то около трех лет назад. А племянник, попавшийся Лизе на глаза всего только раз, произвел на нее впечатление этакого ухоженного и ни в чем не желающего себя ограничивать ловеласа лет пятидесяти. Женщины обычно таких либо очень любят, либо терпеть не могут. Устинья Павловна, хоть и тетка ему, но тоже особа женского пола, явно была в числе последних. И Лиза, почти его не знавшая, отчего-то была готова к ней присоединиться. Хотя по большому счету ее никак не касались эти отношения. Просто, проникнувшись симпатией к Устинье Павловне, а потом и сдружившись с ней и принявшись ездить к ней домой после ее выписки из больницы, чтобы чем-то помочь, Лиза не могла оставаться от них совсем в стороне.
Оказавшись «в парке», Лиза принялась высматривать среди кустов и среди других гуляющих светлый плащ Устиньи Павловны, который должен был быть заметен издали на фоне недавно распустившейся молодой листвы. На мечущуюся меж двух скамеек светлую фигуру она вначале внимания не обратила, зная, что Устинья Павловна двигается всегда не торопясь. Но вот голос узнала.
– Тусечка! Туся! – отчаявшись найти свою собачку, женщина принялась ее звать.
– Что случилось? – мигом подбежала к ней Лиза. – Неужели пропала? Да как хоть такое возможно?
В самом деле, кому могла потребоваться явно немолодая и не слишком породистая собачина? А уж сама она точно убежать не могла, ввиду того что давно разучилась это делать.
– Не знаю! – простонала хозяйка, заламывая руки. – Только что мы шли с ней по дорожке. Потом мне показалось, что она тихонько взвизгнула. Я тут же оглянулась, а ее вообще нет! Нигде!
– А вон в тех кустах вы смотрели? – Лиза вытянула шею в сторону не стриженных с осени зарослей, где как будто копошился кто-то живой. Но слишком крупный для Тусечки. – Стойте здесь, а я пойду посмотрю! – И пошла туда, в обход скамейки и зеленого бордюра. Но не успела пройти и половины намеченного пути, как собачка внезапно выскочила сама из тех самых кустов и стремглав кинулась к Устинье Павловне. Мимо Лизы, изумленно воскликнувшей: – Да надо же, как умеет!