Страница 37 из 92
И без стекла не обойдешься! Окна как-никак надо сделать большие!.. Много чего нужно! И на все нужны деньги! А тут - и лошадь такая, что вряд ли осилит привезти столько лесу. И коровы нет; без коровы, без молока жизнь не в жизнь; прежде чем приниматься за хату, хоть бы телку какую приобрести! И ржи в закромах - на дне: до конца зимы вряд ли удастся перебиться! И картошки вряд ли хватит до новой! А надо же хоть немного оставить на семена!..
И хлев - чудо просто, как он еще стоит: крыша на нем черная, замшелая, вся в дырах, в соломенных заплатах, течет! И сруб в колодце - зеленый, прогнил, земля сыплется в воду! Все, все - куда, кажется, ни глянь, все просит рук, забивает голову заботами!
Но разве только это одно бередит душу? Переиначивать, менять многое нужно в заведенном спокон веку порядке - вот что особенно, беспокоит. Негоже плохо думать о родном жилье, но ведь в сени зайти противно, такой вонью бьет оттуда, где чавкают, визжат поросята. Будто нельзя держать поросят в пристройке к хлеву. Старый, кислый запах не покидает хату: может, от поросят, которых иной раз - вот же порядок! - кормили в хате. Пробовал - как когда-то казарму - проветривать хату, но толку мало - вонь не проходит.
И неизвестно, как изжить ее! Да и как изживешь, если отец и мать привыкли, будто и не замечают ее. Однажды заикнулся Миканор об этом, мать так взглянула, словно он говорит чепуху какую-то.
- Это тебе кажется, Миканорко, - сказала спокойно, уверенно. - Кажется, что плохо пахнет. Как себя помню, так пахло. И у других так же...
Вот же ответ - у других так же! А если у других плохо делают, значит, и всем так надо? Это же правда: недавно заходил к Зайчику - поросята в хате, можно сказать, рядом с детьми. Дети ползают, играют возле них, между ними, в разлитом поросячьем месиве, а Зайчикам - хоть бы что, будто так и надо. Когда сказал им, так Зайчик пошутил, - мол, неизвестно, за кем лучше присматривать нужно! Детей, мол, вон сколько, а поросят - всего два! Зайчиха на него, Миканора, как нa чудака глядела!
Просто беда, никакой санитарии! Если бы в казарме, в полку хоть десятая, да что десятая - сотая часть такого беспорядка была, так командира полка метлой вымели бы из армии, судом-судили, как преступника! А тут живут - и ничего! Будто так и надо!
"Мало культуры! Можно сказать, у многих вовсе культуры нет! А некоторых видов культуры - не секрет - не хватает всей деревне..."
Привык в полку каждые десять дней со свертком белья, с полотенцем, с куском хорошего мыла шагать в мозырскую баню. Попариться, похлестать себя веником привык, а тут - черт его знает - как за всю зиму помыться? Летом - в любом пруду, в любом затоне искупаться можно, а зимой - как?
Когда маленьким был - мать в корыто, в ушат сажала, а теперь - не очень-то вымоешься в корыте! И сесть толком нельзя в нем, не говоря уже об ушате!
"Баню, баню строить надо! - не отступает, крепнет думка. _ Не такую пусть, как в Мозыре или Юровичах; хоть сарай какой-нибудь сложить. Но только чтоб баня как баня - с печкой, с полками, с паром! И чтоб вся деревня пользовалась, и старые и малые! Можно как в Мозыре - один дещ"
для мужчин отводить, другой - для женщин. А можно и так:
до обеда - мужчины, после обеда - женщины. Но только - чтоб была баня! На всю деревню, для всех!.."
И бани нет, и школы нет. И читальни тоже. И все надо, надо, а как сделать все, если тут столько забот с одной греблей? Чем больше думаешь, тем больше видишь, что с остальным надо подождать: и с молочным товариществом, и с мелиорацией. Всего сразу не сделаешь, надо считаться с людской силой - и гребли пока хватит. На одну греблю сколько силы требуется!
И винить людей нельзя - бедность, нищета. И без того частенько ни дня, ни ночи не видят: бьются как рыба об лед, чтобы кусок хлеба да рассол иметь, перебиться как-то от лета до лета.
Но и сидеть сложа руки да слушать жалобы и горевать тоже не метод. Переделывать надо сонное, гиблое это болото, самому переделывать: никто другой - не секрет - делать за тебя не будет. Комиссар полка Курбацкий что говорил, когда собрались в полковом клубе перед разъездом по домам, когда каждому как премию за отличную службу и для руководства на будущее дали подписку на "Белорусскую деревню"?
"Вы прошли хорошую армейскую школу, - говорил комиссар, - выучились грамоте, политически выросли, усвоили основу культуры; вы будете самой культурной, передовой силой в деревне. Несите же туда все передовое, будьте и там бойцами, бойцами за новый строй, за новую жизнь, за коммуну!.."
Кому-кому, а ему, Миканору, если толком разобраться, вдвойне стараться нужно, не рядовой ведь красноармеец, да и не только младший красный командир, а комсомолец, один на все Курени. Один: в том - не секрет - и беда. Не очень развернешься в одиночку, без помощников, если столько дел и так тяжело уговаривать людей. Комсомольскую ячейку организовать - не секрет - надо бы. Есть из кого, тут и слепому видно: только бы подготовить, сознательными для комсомола сделать, чтоб знали, что такое коммуна, и зачем она мужику, и что такое бог. И что такое мировой интернационал и гидра-империализм. Хоня, можно заранее сказать, подходит. И Алеша тоже, да, если поговорить хорошенько, разъяснить, и - Хадоська. Есть из кого организовать, если просветить, почистить предварительно!
Вспоминался недавний спор с Хоней о гребле. "Как ты, а я, брат, так думаю: це очень-то много толку от этой твоей гребли будет!" - "Почему это?" - "А потому что, начальник, мало чего она изменит! Кому и так хорошо было, тому и потом хорошо будет, а кто сидел без хлеба, так и будет сидеть! .." Миканор тогда спорил, доказывал пользу гребли, но Хоня свое гнул. Хуже было то, что он, Миканор, и сам чувствовал в словах Хони правду. "И все-таки - не зря, - думал Миканор в ночной тиши, под неутихающий вой вьюги в трубе. - Меньше дикости будет, света больше. И пусть люди привыкают вместе работать. К коммуне пусть готовятся... А что касается богатеев, то - не секрет - и за них примемся! Дай только срок подравняем!.."
3
Чем дольше жил в Куренях, тем сильнее чувствовал, что ждать без дела, смириться - пусть до поры до времени - нельзя. Изо дня в день все более нетерпимыми становились темнота, неразумные привычки, покорность людей обычаям.
Обычаи древние, извечные казались Миканору горькой, ни на что не пригодной болотной травой, что зеленела, буйно росла летом на кочках куреневских болот. Как горькая трава глубоко укоренилась в болотном торфе, так прочно жили в людях, пустив всюду свои невидимые корни, давние нелепые обычаи. Как болотной траве, им никто не удивлялся, будто нельзя было и представить, что на этом гиблом месте могло расти что-нибудь путное, полезное! Будто без обычаев тех, без суеверий и жить нельзя было бы!
Надо было рвать эти вредные сорняки, и рвать немедля, не связывая это с греблей: гребля когда-то еще будет, - не сидеть же до тех пор сложа руки! Да и гребля мало что тут изменит, и при гребле работы хватит не на один год - пока выполешь эти сорняки да посеешь культурные растения! Одним словом, сидеть нечего, надо браться за прополку сейчас же!
Но вот задача - корчевать, менять обычаи надо - не секрет - не где-нибудь в других хатах, а прежде всего в своей.
И если подумать толком, то начинать надо со своей семьи:
потому что каждый, чуть только заикнешься со своей критикой, сразу же на твою хату покажет: а какой у самого порядок?
И ребенку ясно, - если хочешь добиться чего-нибудь, подай пример сам. А тут, как назло, в своей хате порядка такого, чтоб остальным пример показать, и следа нет. И не потому, что не хотел, не пробовал порядок этот установить.
Пробовал, и даже не раз, но что ты поделаешь, если матка да, можно сказать, и отец понимать ничего не хотят? Матка, если сделаешь что не no-заведенному, сразу от страха бледнеет, крестится, причитает.
Едва принялся колоть дрова в воскресенье, так прибежала, слезно просить, умолять начала, чтоб не гневил бога. Тогда он заявил ясно, что бога нет, но она и слушать не стала, бросилась к нему, как к злодею какому-то или сумасшедшему..