Стихия

Лицо мотоциклиста исказилось в хищной полуулыбке.

— Не за что. Но я бы советовал на будущее не совершать таких опрометчивых поступков, едва избежав другой опасности. Это глупо.

Хоть незнакомец и говорил адекватные вещи, от его нравоучительного тона и малость надменного вида во мне начала подниматься волна раздражения. Развернувшись к нему всем телом, сердито скрестила руки на груди. И тут же забыла, что хотела сказать, ибо в мыслях закрутился единственный вопрос: какого цвета эти глаза? В лунном свете не разглядеть. Черт, да что за фигня со мной происходит? Я же никогда не принадлежала к той породе девушек, которые начинают млеть от незнакомца сразу, стоит тому только тряхнуть шевелюрой и спасти от какой-нибудь опасности. Хотя меня раньше никто и не спасал, может, поэтому я просто не в курсе своих девчачьих закидонов? Ой, нет, надеюсь, у меня такого не наблюдается.

Пока я проводила исследование своего внутреннего мира (а на деле это выглядело, будто я стою и туплю, беспардонно пялясь на незнакомца), любитель Гете явно устал от затянувшейся паузы.

— Подвезти тебя до дома? — предложил он, отойдя от края площадки и повернувшись к мотоциклу, стоящему неподалеку.

От неожиданного приглашения я впала в еще больший ступор, чем был до этого. Этот странный чувак видел, что я здесь с друзьями, а теперь предлагает бросить их и уехать с ним в закат? Точнее, в полночь. Я, конечно, пришла его поблагодарить и все такое, но не думаю, что этого достаточно для совместного катания на мотоцикле. Может, ребята правы? Не маньяк ли он часом? Закусив губу, я переводила взгляд с мотоцикла на его хозяина и обратно, не зная, как бы тактичней обосновать отказ. Но незнакомец, сам того не зная, мне помог.

— Что, рожей не вышел?

— Нет, рожей даже очень вышел, но, Мефистофель, ты же сам пять минут назад нравоучал меня на тему правильного и неправильного поведения беззащитной девушки, — я отплатила парню той же монетой. Моя быстрая обучаемость вызвала у него кривую ухмылку. — Вернусь-ка я уже к друзьям, в самом деле. Ну, хм, пока?

Не дожидаясь ответа, я направилась к ребятам, но, поддавшись чертовому любопытству, через несколько шагов обернулась. Незнакомец облокотился на мотоцикл и смотрел на меня. Так странно смотрел, что я невольно поежилась. Потом он будто очнулся и улыбнулся мне.

— Ну пока. Меня, кстати, зовут…

— Нет, — я помотала головой, — не говори. Мы все равно вряд ли снова встретимся, — с этими словами я зашагала прочь с необъяснимым желанием увидеть этого загадочного парня еще раз и с надеждой, что я его больше не встречу.

Пока таксист развозил нас по домам, я выслушала от ребят все, что они думают о моей безрассудности. Всю дорогу молча кивала, пытаясь выбросить из головы мысли о бледнолицом брюнете, и в отместку за поток нравоучений отказалась отвечать на вопросы типа «а что еще за шпионская школа, из-за которой ты умеешь драться и уже спасала себя и Дарину пару раз». Видимо, после моего ухода подруга послушалась и рассказала парням, с какой стати я такая крутая и могу справиться с каким-нибудь приставучим маньяком. Эх, школа, что-то ты слишком часто всплываешь в разговорах в последнее время…

Из воспоминаний меня вытащил шорох за стеной. Папа наконец-то спокойно спит. Когда я зашла домой, прямо с порога начала извиняться перед ним за то, что все время заставляю его переживать. Так и под домашний арест за ночные шатания попасть можно. Но все обошлось. Благодаря моей физической подготовке, да еще и наличию в сопровождении парней папа за меня не слишком беспокоился. Точнее, он так говорил, но я-то знаю истину. И все же теперь я действительно была сильнее. Тщетно пытаясь уснуть, я вспоминала ту осень, когда судьба решила внести в мою жизнь некоторые изменения.

Чуть менее двух лет назад

Первый сентябрь после нашей трагедии. Я вернулась из школы.

Обычно сразу убегавшая на танцы, сейчас вдруг плюхнулась на диван перед телевизором. Папа в этот день был дома и, конечно же, не мог не заметить перемену. Вдохнув поглубже, я решила заговорить первой.

— Пап, послушай. Я больше туда не пойду. Я не могу танцевать, у меня ничего не выходит. Руки не двигаются, ноги не слушаются, — дрожащим голосом говорила я, опустив голову и разглядывая руки, лежащие на коленях. Почему-то папе в глаза смотреть не могла. Боялась увидеть в них ту же боль, что и в моих. — Но такая гора свободного времени меня тоже не устраивает, пап. Поэтому я хотела попросить тебя… помочь мне записаться в какую-нибудь спортивную секцию, желательно с боксерскими грушами. Мне будет нужно куда-то выплескивать всю… энергию, — договорила я, и отец, конечно же, догадался, что в конце я хотела сказать совершенно иное слово. Много разных непроизносимых слов. Он сел рядом, обнял за плечи и, помолчав какое-то время, сказал:

— Я понял. Я знаю, куда тебе нужно.

После этого он всю вторую половину дня куда-то звонил, о чем-то договаривался, а потом и вовсе уехал. Мне даже жутко стало: куда он решил меня отправить? Вернувшись под вечер, папа зашел в мою комнату и положил на стол несколько листков: пустые бланки, анкеты и какой-то договор.

— Неужели сейчас для приема в секцию столько надо? — спросила я с удивлением.

— Это не секция. Это закрытая вечерняя школа для… обучения боевым искусствам. Там тебя не только по груше бить научат. Вот увидишь, будет интересно. Но школа новая, экспериментальная, так что запомни: информация об обучении конфиденциальная, нельзя раскрывать всех подробностей кому-либо. Это одно из условий договора, впрочем, ты сама прочитаешь. Говори всем, что ходишь учиться драться, — улыбнулся папа. Пока я все это переваривала и перебирала бумаги, он молча ждал.

— Но тут еще куча анкет и тестов… И соглашение на психологическую помощь? Пап, мне не нужен психолог, мне просто нужна груша для битья!

— Чтобы высвободиться от той… энергии, что сидит в тебе, одной груши будет мало. Хотя бы попробуй, ладно? Ради меня.

Маленький папин шантаж в виде невинной просьбы сработал. Я ведь, в конце концов, могу попробовать, а потом отказаться от болтовни с психологом, да? Кивнув, я принялась за заполнение анкет. Отец поцеловал меня в макушку и вышел.

А потом понеслось.

Как только мы с папой вошли в здание, наши документы проверили, выдали пропуска (сначала временные, а мой потом заменили постоянным) и проводили к какому-то важному мужику: то ли директору, то ли его помощнику. Военная выправка этого серьезного, даже слегка нахмуренного человека наводила меня на подозрения, не отправил ли папа меня в какую-то колонию или психушку? Но, суровый с виду, на деле мужчина оказался вполне доброжелательным. Просмотрел мои анкеты, хмыкнул, наверняка заметив, что из всех предложенных здесь видов занятий я выбрала только самые агрессивные. Не для того я отказалась от танцев, чтобы прийти сюда рисовать, в самом-то деле. Далее последовала моя беседа с женщиной, в которой я сразу распознала психолога и уже внутренне съежилась, но ничего страшного не произошло: мы всего лишь познакомились и рассказали друг другу немного о себе. Я знала, что это только начало, но, если я смогу притворяться нормальным подростком, может, наши встречи быстро прекратятся? По-моему, отличный план действий.

Занятия начались в ближайшую пару дней. Схема была такова: я посещаю выбранные курсы с условием, что добросовестно прохожу психологические сессии. Хотелось скрежетать зубами оттого, что эта коварная школа решила меня обыграть, но я не оставляла надежды получить освобождение от общения с психологом.

Нас обучали самым разным видам боевых искусств, хотя не все были полезны, на мой взгляд. Кого-то даже деревянными ложками драться учили! А я долбила по груше до потери пульса: реально становилось легче. Но самое интересное — это оружие. Вот тогда я почувствовала себя героем боевика, как бы наивно это ни звучало. После пары завершенных этапов терапии (быстро от психолога отвязаться не получилось, да-да) мне открыли доступ к новому уровню обучения и позволили выбрать оружие, с которым я хотела бы тренироваться. Под надзором наставника и психолога я выбрала то, к чему лежала душа, — два ножа, полностью вылитых из стали. Меня тут же поспешили “обрадовать”, что обучение обращению с оружием предусматривает автоматическое включение в обучение медитаций и какого-нибудь вида искусства. Ну никак не получалось заниматься только тем, чем мне хотелось! Пришлось выбрать рисование, и, конечно же, все рисунки потом анализировал психолог.