Стихия

Боль, беспощадно жалящая душу, перетекала в тело: пальцы, запястья, локти, плечи, становясь другой, более понятной, приземленной, а главное, подвластной мне. Я могла уменьшить её, замирая, или усилить, продолжая остервенело мучить свое тело. Пришедшее осознание подарило облегчение, но этого было мало: я не хочу контролировать боль, я хочу избавиться от неё! Остановившись и пытаясь восстановить сбившееся дыхание, я смотрела на трясущиеся руки и содрогалась всем телом в беззвучных рыданиях. Боль тяжёлым грузом застряла где-то то ли в груди, то ли в горле, не позволяя произнести ни слова.

— Давай, Ник, не бойся, — прошептал прямо над ухом Макс, непонятно когда успевший оказаться у меня за спиной. Он же вот только что маячил за грушей, раззадоривая и задевая, разве нет? — Кричи. Здесь тебя никто не услышит.

Из горла вырывались лишь истеричные всхлипывания, а на большее не оставалось сил. Как будто боль отняла мой голос. Тогда Максим резко развернул меня к себе лицом, больно впиваясь пальцами в измученные плечи.

— То есть ты все-таки дашь ей победить тебя, да? Покажешь ей, что все испытания были пройдены зря, что ты сломалась и готова сдаться? И это конец пути?

— Нет! — что есть сил заорала я, отталкивая Макса подальше от себя. Нет, нет, нет! Комната вокруг закружилась, сдавливая со всех сторон. Я рухнула на колени и закричала.

Крик лился беспрерывным потоком, словно внутри меня его накопилось так много, что теперь он пытался заполнить собой все окружающее пространство. Лёгкие горели, горло саднило, голова разрывалась, а я продолжала кричать, выплескивая наружу горечь, ядом отравлявшую мою душу столько времени. Казалось, она залила всю комнату чёрной булькающей жижей, но сейчас я в ней не тонула. Лишь когда где-то на дне моей души остался маленький горьковатый осадок, от которого мне наверняка никогда не избавиться, я замолчала и обессиленно легла на каменный пол. Пока тёплые пальцы бережно снимали с меня перчатки, я лишь наблюдала за ними, краем сознания отмечая изящность движений. А как только родные руки аккуратно подхватили меня, наконец-то закрыла глаза и позволила себе отключиться от мира.

Второе пробуждение в мирном Миртране совсем не походило на первое. Не было чудесной музыки и льющегося в окно волшебного света, но и чудовищных рыданий — тоже. Только спокойная, прохладная, апатичная пустота в выскобленной вчера душе. Я вздохнула от непривычного облегчения. Знаю, что последует дальше: пару дней сознание продержится в подобии анабиоза, защищая меня от любых новых потрясений и сильных эмоций, а уже потом я постепенно начну заполнять пустоту, превращаясь в живого человека. Это хорошо. То, что нужно.

Цвет неба за окном сообщал, что Церон ещё не поднялся. Наверное, поэтому и музыки на улицах пока нет — все спокойно спят. Однако ко мне сон больше не шёл, и я решила не терять времени зря: отправлюсь на поиски еды. Чувство голода оказалось таким сильным, что вызывало тошноту. Ну да, вчера я только попила бульон да съела грушу. Ах да, молео. Вчера вообще был день ненастоящих груш: сначала молео, потом боксерская…

Потянувшись, я чуть не заорала на весь Дилариум. Боже, боже, боже, как же все болит! После стольких физических испытаний в этом мире тело все равно оказалось не готово к такому резкому возвращению к былым тренировкам. Запястьями я могла шевелить только с подключением силы воли, до скрежета стиснув зубы. Костяшки сбитые, хотя я надевала перчатки, все руки в каких-то микрогематомах. Пошевелив ногами, убедилась, что правая лодыжка тоже противно ноет. Ну я и развалина, честное слово. С горем пополам выбравшись из кровати, нашла на стульчике комплект одежды. Хм, новый, черный облегающий джемпер и серые штаны. Неужели Максим озадачился вопросом чистой одежды для меня? О, нет, он же не переодевал меня ночью? Кровь тут же прилила к лицу, но я довольно быстро вспомнила, что раздевалась сама, на полном автомате. Макс, по-моему, просто проводил до комнаты. Или до кровати? Кажется, он что-то сказал перед уходом. Или нет… Ой, к черту, что теперь гадать, есть чистая одежда — и замечательно. И даже если Макс видел меня без одежды, вряд ли ему понравилось увиденное, после боя-то с грушей. Да он меня тут какой только ни видел! Пьяной на празднике — да, ревущей и беспомощной — не раз, не накрашенной — постоянно, предающей — тоже было. Теперь вот еще и практически голой. Да у нас в Миртране прямо экспресс-курс по всем стадиям отношений был! Только, хм, в такой, легкой версии.

Морщась от боли, я кое-как оделась, параллельно уронив пару корзин с цветами, и решила, что такими темпами до возвращения домой не доживу. Нужно найти врача, а уже потом завтракать. Вот только где его взять в столь ранний час? Можно, конечно, у Хранителей спросить, но и их для начала надо поискать. Но искать не пришлось. Едва я вышла из комнаты, мне навстречу из-за угла вырулил неизвестный молодой Хранитель. Увидев его ярко-зеленые глаза, моментально напомнившие о Тране, я растерялась и не смогла внятно сформулировать просьбу. Если честно, вообще никак не смогла.

— Пойдем, я отведу тебя к целителю, — с легкой улыбкой приятным голосом произнес парень. Убедившись, что до меня дошел смысл его слов, он развернулся и пошел первым, периодически оглядываясь. Хорошо хоть в его взгляде я не увидела повсеместного восхищения легендарными Защитниками. Хотя, быть может, я просто в самих глазах видела совсем другого человека. Какое-то время разглядывая колышущуюся при ходьбе темную косичку Хранителя, я вдруг встрепенулась и опомнилась.

— Откуда вы узнали, что мне к нему нужно?

— Твои мысли после попытки пошевелиться звучали так громко, что нетрудно было догадаться.

— Хранители вообще в курсе, что постоянно всех подслушивать — отвратительная привычка? — осведомилась я, рассмешив парня. Кстати, а что это я ему «на вы», а он мне «на ты»? Всё, война закончилась, роли поменялись? А я только стала привыкать к мании величия.

— Мы не подслушиваем постоянно. Просто сегодня у меня такая работа — бодрствовать всю ночь и прислушиваться к любым вспыхивающим мыслям. Бесполезные — отсеиваю, на интересные реагирую. Я не мог не помочь тебе, услышав, как ты страдаешь.

— Я не страдаю, у меня просто слегка болят конечности. В храме каждую ночь бдит такой дозорный?

— Дозорный? Ну, да, можно и так сказать. Мы пришли, подожди здесь.

Парень оставил меня в небольшой светлой комнатке с четырьмя кушетками, по две с левой и правой сторон. Рядом с каждой — тумбочка, а вот под потолком по центру висит сверкающий шар. Хм, это определенно диско-шар. В палате. В храме. Почему бы и нет?

Я присела на краешек ближайшей кушетки. Долго ждать не пришлось: через несколько минут ко мне зашла привлекательная женщина лет тридцати с короткими блондинистыми волосами, торчащими в разные стороны, и раскосыми синими глазами. Просто красотка. Пока я беспардонно разглядывала её красивое лицо с четко очерченными скулами и идеальными губами, она, оказывается, уже закатала рукава моего джемпера и осматривала руки. Мда, я сегодня определенно торможу.

— Побывала в храмовом подвале? — скорее для поддержания разговора поинтересовалась целительница, проводя какие-то магические манипуляции с запястьями. Боль тут же начала стихать.

— Ага. Честно говоря, я могу бить по груше гораздо лучше. Это с непривычки я себе все отбила.

— Ты их совсем не жалеешь. Еще предыдущие раны не успели исчезнуть, а ты уже нанесла новые, — она с упреком покачала головой. Я прямо как в родную поликлинику попала, там тоже сначала пристыдят, а потом еще подумают, лечить тебя или нет. Но тут хоть сразу лечить начали.

— Это вы о шрамах? Ну, они уже относительно старые. Долго не сходят, — вздохнула я. Синие глаза удивленно распахнулись.

— Я могу их убрать, хочешь?

— Правда? Мне сказали, что они заживут, но очень нескоро. У меня была весьма специфическая… травма.

— Хм, может, она и была таковой, но сейчас эти крошечные рубцы легко уберутся. Если, конечно, ты не хочешь оставить себе пару шрамов на память, — улыбнулась женщина, но тут же осеклась, увидев, наверное, мой взгляд.