Иллюзия реальности

— Не покажешь, что за травы? Я бы записал рецепт. Моим односельчанам, я думаю, эти знания были бы полезны.

— Не могу. Мне в дорогу дали только одну порцию. Всю использовал.

— Ну что ж… Не судьба, видно. Да и с какой это стати я в теперешнем своем положении буду заботиться о людях? Пусть живут, как их ведет Создатель. А для меня остался только Путь.

— Тебе надо подкрепиться. Выпить что-нибудь горячее, чтобы быстрее очистить организм от яда.

— Надо, да не судьба ведь…

— Что ты все заладил про судьбу? Я нашел тут удобный камень, разжег костер, насобирал всякой всячины. Сейчас приготовлю тебе напиток богов.

Алексей Сковородников спохватился, что перевод на язык консов слова «богов» какой-то кривой, но было поздно. Вылетевшее не воротишь. Амад, дернувшись, пробормотал что-то вроде «нельзя так еретически» и замолк. Повело его, видимо. Последних сил лишился.

Да, надо следить за языком. Не надеяться на надежность установленных психических барьеров. Сказать можно понятно, но больно задеть аборигенов. Для них упоминание Создателя во множественном лице — злостная ересь.

Горячие камни, брошенные в вырезанную в камне впадину, вызвали бурные выбросы перегретой воды и пара. Пока Алексей Сковородников смог добиться спокойного кипения в сделанной емкости, несколько раз пришлось подливать в нее новые порции воды, менять раскаленные камни. Надежно проварил собранную смесь листьев, плодов и трав. Зачерпнув полный ковш ароматного напитка, поохлаждал несколько минут и поднес Амаду. Аборигена пришлось буквально расталкивать, побуждая к жизни. С трудом выпив первый ковш, он, однако, попросил второй. А потом вновь завалился набок, мгновенно заснув чуть ли не в сидячем положении.

Близилась ночь, и Алексей Сковородников не стал предпринимать решительных действий. Напился сам. Пособирал еще хворосту для костра. Обстоятельно, чуть ли не целый час, пообщался с диспетчерами. На далекой «Элеоноре» порадовались его успехам, одобрили план на завтра. Можно было бы еще обсуждать особенности миропонимания консов — он уже не чувствовал за спиной надежного тыла. Не знал, где в очередной раз споткнется. Однако передатчик начал нагреваться. Пришлось прервать связь.

Стемнело решительно, буквально за полчаса. Только что на противоположной стороне ручья можно было разглядеть у деревьев все веточки, а сейчас они слились в единую колышущуюся стену. Сгладились и неровности на почве. Тишина опустилась пронзительная, мертвая, что пеленает человека получше любых пут.

Алексей Сковородников знал, что ночные температуры в Консерве мало отличаются от дневных, и потому не беспокоился за Амада — не замерзнет. Поверхность земли фактически не охлаждается, можно лежать на ней сколько угодно, не рискуя простудиться.

В тишине почувствовалось внутреннее возбуждение. Спать не хотелось. Пристроившись невдалеке от костра, Алексей Сковородников приготовился переждать темные часы в полудреме.

Ему было о чем подумать. Опять перебрал в памяти короткий разговор с Амадом, пытаясь вжиться в его мысли, прочувствовать эмоции. Кропотливое это дело. Потом мысли его настроились на грустный лад — на то, что без изделий, порожденных цивилизацией, человеку не сделать ни шагу. Разве мог бы он помочь Амаду, не имея мощных лекарств? Мог бы разжечь костер, нагреть воды? Да и как ни крути, без одежды они все равно подмерзли бы ночью… Ник Улин как-то сказал, что носитель человеческого разума только один — все общество в целом, а каждый отдельный человечек — что муравей в муравейнике. Ничего не может, ничего не знает, ничего не стоит. Нуль без палочки.

Незаметно для себя он, вероятно, вздремнул, ибо ночные звуки пришли к нему неожиданно. Шуршание, топанье, треск, хлопанье, колыхание, уханье, дальние пронзительные крики — все это родилось внезапно и уже не распадалось на отдельные составляющие.

И так же внезапно ночные звуки исчезли перед рассветом.

Как бы то ни было, но встал Алексей отдохнувшим. Ополоснул в ручье руки, пару пригоршней воды бросил в лицо — вот и все умывание. Зарядку, сколько себя помнил, он всю жизнь делал только по принуждению. Поэтому обошелся без нее. Бодро принялся хозяйничать и переделал массу дел, пока не проснулся Амад.

Очнувшись от глубокого сна, абориген рывком сел, внимательно осмотрел себя и только после этого обратился к Алексею:

— Доброго пути, Алек.

— Доброго пути, Амад. Только зовут меня не Алек, а О-л-е-к. Мы, магорчане, звук «о» бережем для переговоров на больших расстояниях в горах. А в быту акаем. Вчера ты неверно воспринял мое имя.

Амад был обескуражен. Тем не менее послушно сказал:

— Доброго пути, Олек.

— Ты можешь добраться до ручья? Помочь тебе?

— Попробую.

С трудом, охая и ахая, но мог перемещаться Амад. Почти самостоятельно. Алексей Сковородников помог ему добраться до ложа, сооруженного за утро. С него абориген, вооружившись длинными корявыми ветками, мог дотянуться до кучи хвороста, чтоб поддерживать костер, и до чаши с кипящим напитком. Не забыл Алексей вырезать для Амада и посох.

Отвернувшись на мгновение за какой-то хозяйственной мелочью, наткнулся на вытаращенные глаза аборигена.

— Это что? — спросил он, проводя пальцем по кромке вырезанного в камне углубления для кипячения воды. — Ты нашел такой камень? Или вырезал его?

Вот что значит, недостаток интеллекта! Никто, даже Ник Улин, даже Рональд Грей, чьей профессией было готовить тайных агентов, не обратил внимание, что местными инструментами не сделать с камнем ничего подобного.

— Посох ты тоже успел вырезать, пока я спал? И кочергу? И набрал такое обилие хвороста? — продолжал то ли восхищаться, то ли недоумевать Амад.

— Тут до нас кто-то останавливался, — сказал Алексей Сковородников первое, что пришло в голову. — Я воспользовался их заготовками.

Вроде бы Амад воспринял объяснение, успокоился немного. Однако замкнулся в себе, и, как ни пытался Алексей Сковородников его разговорить, отвечал односложно.

В конце концов Алексею Сковородникову надоело играть в молчанку, да и дела не могли висеть вечно.

— Вот что, — сказал он Амаду, — ты побудь здесь один. Пей отвар. Ешь вареные фрукты. Следи за костром. Я схожу к реке.

— Зачем?

Как быстро человек привыкает и к плохому, и к хорошему! За короткое время общения с гражданами Галактического Содружества Алексей Сковородников отвык лукавить и говорить неправду. Простые слова дались ему с большим трудом:

— Там, на берегу я видел лодку. Посмотрю, сохранилась ли она. На ней мы вмиг доберемся до Кащеевки.

— При условии, если я смогу доползти до реки, — проворчал Амад. Провел рукой по пострадавшей ноге и неуверенно добавил: — Возможно, что не доползу, а дойду вполне по-человечески. Раны заживают очень быстро. Жаль, что лекари Хрусты нескоро узнают волшебные свойства ваших горных трав.

Взгляд его задержался на луке со стрелами, которые Алексей Сковородников взял в последний момент перед тем, как уйти.

— А это что за странный инструмент?

Алексей Сковородников показал, описал принцип действия. Голова Амада была наклонена. Что за эмоции отражались на его лице, не было видно. Но когда абориген задрожал всем телом, Алексей прекратил разъяснения.

— Что с тобой? Тебе опять плохо?

— Нет-нет, добрый… — Амад проглотил слово то ли «господин», то ли какое-то совсем непонятное — со мной все хорошо. Я здоров… почти. Ты долго просил Создателя дать тебе такое чудесное орудие?

— Не понял. Зачем просить? Просто взял, и сделал. У нас, в Магоре, каждый мальчик может смастерить себе лук. В горах просто невозможно охотиться без лука. А хорошие стрелы получаются, если им приделать железный наконечник и оперение сзади.

— Каждый?.. Какая благословенная страна! Какие праведные люди у вас живут! Но почему жители других деревень не знают о любви Создателя к вам? Нам, например, ничего не известно о луке. В Магоре еще есть чудесные предметы?

— Кое-что есть. Но мне некогда сейчас разговаривать. Давай, обсудим все, когда я вернусь, — сказал Алексей Сковородников, решительно направляясь к лесу. То ли спешил, то ли убегал, боясь в очередной раз попасть впросак.