Очарование Ремиты

— Надо посмотреть, что там…

— Смотреть вблизи на результаты действия объемного взрыва с полным выжиганием атмосферного кислорода в радиусе сотни метров не обязательно.

— Но надо же узнать…

Не обращая более внимания на возражения, Кокроша приказал Винтеру скрытно отвести оставшихся подальше в сельву. Сам он пошел замыкающим. Олег шел предпоследним и все оглядывался назад: вдруг пожар, как страшный сон, исчезнет, и снова на старом месте возникнет непострадавшее родное школьное здание?

Но чудес не бывает. Чад никуда не делся и, казалось, тянулся за ними следом. Винтер вел их каким-то сложным, зигзагообразным путем. Обходит регистрирующие датчики, ранее поставленные им самим, догадался Олег.

Стоило пройти метров сто, как появились отчетливые признаки того, что они вышли на границу сельвы. Пропали даже совсем молоденькие земные деревья. Начал редеть кустарник. А затем и в привычной траве стали образовываться большие проплешины. Еще несколько метров по колышущейся и почему-то горячей почве — и они оказались в чуждом для человека мире.

Нельзя сказать, что сельва была им незнакома — воспитательница Саня, помнится, много раз водила их сюда на экскурсию. Объясняла, в чем и как местная, чисто ремитская жизнь отличается от той, которая пришла сюда вместе с человеком. Вместо травы — нечто вроде грибов, которые в свою очередь служили питательной средой для других обитателей. Большие растения, напоминающие настоящие, земные деревья, были сплошь усеяны какими-то лианами и пучками псевдотравы. Многочисленные образования, напоминающие земные цветы, не тянулись к солнцу, радуя взгляд, а предпочитали прятаться в тени. Воздух был наполнен пухом и кружащейся пылью — семенами живущих рядом и за многие километры отсюда растений. Ко всему этому можно было бы привыкнуть, но сельва обладала еще одним свойством, совершенно непривычным для человеческого восприятия, — почти все ее обитатели двигались. Кто медленно и совсем незаметно для глаза, а кто и быстро. От этого постоянно стоял какой-то особый, непередаваемый человеческими словами то ли треск, то ли гул.

Винтер предложил сделать привал на небольшой лужайке под раскидистым растением, густо украшенным блеклыми цветами на медленно шевелящихся ветках. Рядом протекал ручей с темной водой. Все с явным облегчением опустились на землю.

Джулия, демонстративно потирая шею, поинтересовалась:

— Ну вот, забрели мы сюда. А что дальше делать-то будем?

— Сначала будем думать, — неожиданно для всех ответил обычно молчаливый Винтер.

— У меня болит шея. Мне, возможно, нанесли опасную рану, когда срывали цепочку с украшениями. И потом, где я буду сегодня принимать ванну? Я не могу, как какая-то простолюдинка, не мыться целый день.

— Помолчи, Юля, — одернула ее Лена. — Нам с Синди гораздо хуже, но мы молчим. Сейчас не до ванн.

— Над всеми нами словно черная туча нависла, — сказала Злата.

Олег встретился с ней взглядом и улыбнулся. Девочка улыбнулась было в ответ, но тут же гримаса боли исказила ее лицо.

— Милая, я не глупее паровоза и прекрасно соображаю, что сейчас нам не до соблюдения даже простейших правил гигиены, — сказала Джулия, обращаясь к Лене. — Неужели ты не понимаешь, что я просто хочу, чтобы кое-кто передо мной извинился? В конце концов, я женщина и обязана требовать к себе уважения. Кроме того, я не желаю здесь оставаться надолго. Может, кое-кто нам еще предложит всю жизнь просуществовать в сельве? Почему, скажи на милость, нас сюда завели?

— Там такой взрыв был… — начала Лена, но Джулия ее перебила:

— Ну и что? Его наверняка заметила королевская Служба безопасности, и сейчас к нам спешат на помощь сотни, а то и тысячи людей. А мы прячемся от них. Почему?

— Да потому, что неизвестно, кто сюда прилетит первым — друг или враг, — сказал Олег. — Вот представь себе. Ты выходишь из сельвы и говоришь: «Здравствуйте, вот я, красивая такая. Пришла ванну принимать», а по тебе в ответ начинают стрелять. Что тогда?

— Но долго здесь я все равно не смогу находиться.

— Сельва не бесконечна. Нам следует выйти к поселениям обычных людей, попросить у них лит и улететь в безопасное место, — сказала Злата, ощупывая пальцами ужаленное пчелой место на голове.

Кокроша, до этого сидевший с опущенной головой, распрямился и, как показалось Олегу, с изумлением посмотрел на нее.

— Так, — сказал он, — дайте мне минут десять-пятнадцать отдыха, а потом поговорим. Если я кого невзначай обидел, — Джулия вздернула носик, — приношу свои извинения.

Сказал и вновь опустил голову. Олег пробежал глазами по всем. Злата сидит, прижавшись к Тете Поле, и опять морщится от боли. Что-то говорит Лене. Наверное, делится впечатлениями. А вон профессор Макгорн с совершенно безучастным видом. Что с ним? Переживает возможную гибель жены? Рядом с профессором примостился Лоркас. Как всегда, о чем-то думает, шевеля пальцами. Вероятно, принялся за свое любимое занятие — перебор вариантов. Чуть поодаль схлестнулись Джон с Аликом, обсуждая детали только что произошедшего воздушного боя. Винтер спокойно осматривает окрестности. Джулия с победным видом привычно смотрится в зеркальце. Неужели никто серьезно не обеспокоен происшедшим? Не тревожится за судьбу Юры, Барбары, миссис Макгорн?

— Я хочу пить! — вдруг громко заявила Джулия.

Тетя Поля вскочила, засуетилась. Как же так — ни ковшика, ни кружки. Ничего нет. Да и вода какая-то грязная течет. Можно такую пить?

— Все можно, — ответил непривычно разговорчивый Винтер, — только осторожно. Вода темная от плавающих в ней спор и семян. Для нас они не опасны, но все же воду лучше процеживать. Как? Например, через мой платок.

Джулия, внимательно выслушав посыпавшиеся отовсюду пожелания и инструкции как пить прямо из ручья, все же сумела вдохнуть воду носом и, раскрасневшись, стала надсадно кашлять. Вслед за ней через платок напились Лена и Злата. Джон попробовал было пить без платка, но невольно скривился — маленькие крупинки семян неприятно щекотали горло.

Олег внезапно понял, что все, кроме Кокроши, близки к истерике, но тщательно скрывают свои чувства. Одни — в основном дети — потому, что уничтожение привычного и доброго мира следует сперва переварить в себе, прежде чем предпринимать какие-либо действия. А другие молчат потому, чтобы лишний раз не травмировать окружающих.

— Я не могу находиться в таком диком месте, — решительно заявила Джулия. — Я хочу в какое-нибудь помещение! Если меня нельзя отвести обратно в школу, то пусть немедленно переправят куда-нибудь в другое место, где сохранилась цивилизация. Я еще… не совсем взрослая, и мне положено предоставлять благоприятные условия для дальнейшего роста и всестороннего развития личности. А всякие там игры, которыми занимаются пожилые люди, меня не касаются.

— К сожалению, касаются, — ответил ей Кокроша, поднявшись. — Итак, все пришли в себя. За исключением профессора и учителя. Лоркас, ну и видок у вас! В чем дело?

— Записи… Погибли все меритские записи…

— Ну и что с того? Дело наживное. Обойдемся без них или, на худой конец, попросим у Дикого новые. Здесь я не вижу никаких проблем.

— Учебный процесс…

— Считайте, что мы устроили каникулы на несколько дней. Обещаю вам, что вы немедленно приступите к своим дальнейшим издевательствам над детьми, как только появится хоть малейшая возможность. Все образуется, дорогой мой! Выше нос. Идите, попейте воды.

Лоркас еще что-то недовольно бурчал про себя, но Олег понял, что это было просто «для проформы». Неужели он, как малый ребенок, ждал этих ничего не значащих успокаивающих слов Кокроши, чтобы совладать со своими нервами? А Джон прямо-таки расцвел. К чему бы это? А, Лоркасовские уроки были названы издевательством. Мелочь, конечно, но приятно.

— Так, а что у нас с Макгорном? — наставник наклонился к безвольно сидевшему профессору, похлопал его по щекам. — Да, случай серьезный. Сильный шок, разбудивший какие-то особо болезненные воспоминания. Ладно, им я займусь позже. Пусть пока посидит. Время само лечит.