Страница 23 из 54
Воевода мог бы и не продолжать. Разбойники Дмитрия особо не пугали. Впятером на одного они смелые, а так, и новобранцев испугаются. И хотя у него трое опытных – он сам, Савелий и Никита, но и среди молодежи были люди, успевшие хотя бы немного повоевать. Отрядом в три десятка они раздавят банду, не напрягаясь. Но была одна проблема.
Новобранцы – здоровенные парни под два метра с пудовыми кулаками, выращенные на меде и сметане, негромко загудели, переговариваясь, и согласились пойти с Дмитрием под свой риск. Тот ободряюще улыбнулся. Парни ему понравились. Крепкие, выносливые, из таких пойдут сержанты – ветераны. И в отличие от крестьян, дворяне с детства готовились к службе. Жесткая дисциплина, наверняка, понравится не всем, но переживут этот период они куда легче.
– Все мы остры задним умом, – вздохнул Дмитрий, – узнаем умное опосля.
Петр Морозов был сообразительный малый, понимающий, что у него есть шанс твердо гарантировать себе место в Преображенском полку. Пищаль уже была заряжена, он зажег фитиль, тщательно прицелился.
Страх у этих жертв насилия перед разбойниками был таким большим, что они наотрез отказались выходить из дома и еще попеняли освободителям, что их развязали. Мол, их накажут, нещадно изобьют, да еще выгонят на ночь из дома спать в снег.
– Это брат-воевода такая вещь, что себе никак не возьмешь. Если я не ошибаюсь, любимые чарки государя Петра Алексеевича. Пропали они еще в прошлом году и царь до сих пор о них вспоминает. А они здесь оказались. Если так окажется, царская милость тебе обеспечена.
Разбойнички никого не боялись. На большой поляне была открыто поставлена большая охотничья заимка, склады, больше похожие на крестьянские избы и хлева со скотом. Широко расселись. Одного Дмитрий не понимал, – ну тупые, ну дремучие, но чувство самосохранения, имеющееся у всех живых существ, должно быть? Они, что, думают, государство позволит им так жить?
После того, как перебили разбойников и потушили заимку, внутри ее внезапно обнаружили десяток женщин, обслуживающих бандитов. Хозяйственно и, как понял Дмитрий, сексуально. Когда на заимку напали, женщин связали по рукам и ногам, заткнули рты кляпами и спрятали под шкурами. Если бы заимку не потушили, все бы они погибли.
– Ты б помог мне, Лексаныч, по одной земле ходим.
Оглушительный выстрел прогремел в лесу. Даже с тридцати метров было видно, что пуля попала в грудь и умирающий в агонии упал в снег.
Выехали на следующее утро. Почти сутки выходили из лесу. Тяжело груженые сани становились совсем неповоротливыми. Местами приходилось их разгружать и нести на руках и сани, и груз. Но о том, чтобы часть грузов выбросить никто даже не заикался. Это была их добыча, законная и справедливая.
Ответом были крики, больше напоминающие звериный вой. Человеческого у душегубов было уже маловато. Сдаваться они не собирались, а брать штурмом заимку, сооруженную из стволов в два охвата и не имеющей окон, было очень кровавым мероприятием.
Что-то вроде часового у душегубов все же присутствовало. Если, разумеется, назвать часовым блюющего человека у входа. Так сказать, за неимением лучшего сойдет и такой.
– Вот где настоящее-то сокровище, – прошептал он, – что деньги, пришли и нету.
Пришлось их насильно вывезти и показать трупы бандитов. Разглядев своих мучителей мертвыми, женщины немного успокоились и появилась возможность попросить их приготовить ужин и помочь рассортировать имущество.
– Придут, – уверенно сказал он, – им все равно служить. И лучше бы сразу попасть на глаза государю, чтобы военная служба медом была. Есть, конечно, и такие, кто стремится скрыться с государевой службы, но их мало и не они определяют общий настрой. Дворяне понимают, что именно они должны служить и боронить страну от ворога. Я тебя поддержу, и Силантьич, наш воевода, поможет.
– Поторопились с разбойничками, – искренне огорчился воевода, – надо было оставить одного, выпытали бы.
Так и шли-ехали, потратив почти целую неделю. Дмитрий не торопился. Погода была благодатная, почти безветренная, днем несколько градусов мороза, ночью холодало, но не очень, у костров согреешься. Пусть молодежь втягивается.
Савелий серьезно кивнул. Да, к религии здесь относились без шуток. Хотя дорога у них была обычной. Разбойнички не нападали, под лед не проваливались, в мороз не замерзли, в буран не заплутали. Да и буранов как таковых не было. Тихая ныне зима вышла. Чем не повод возблагодарить бога и не обогатить попов на несколько копеек.
Подбадривают себя, – понял Дмитрий, – увы, ничем не могу помочь.
– Этого добра у меня много. Стрельцов разоружали, целый арсенал образовался, а никуда не требуют. Да и кому оно надобно? Оружие старое – пищали, секиры, сабли и прочее. Армию сейчас таким добром не снабжают. Ежели только опять же разбойников, – усмехнулся воевода.
Поэтому Дмитрий еще до отъезда договорился с полковой швальней преображенцев о мундирах, закупил на выделенные деньги шляпы, обувь и оружие.
Он помолчал и попросил:
Прошел к писцам, которые теперь работали в госорганизации с новомодным названием канцелярия, узнал о селениях, где больше всего есть дворянских недорослей. Чиновники были рады услужить заезжему москвичу, посланному самим царем. Поговорили. Среди мест, куда следовало съездить, Дмитрию особенно запомнился Арзамас. В ХХI веке он уже был там и ему захотелось побывать еще раз. Будет ли особая разница в состоянии города в триста лет?
– Нашли мы шайку Митьки-душегуба. И что дальше? У него девять человек, замаранных кровью, а у меня два инвалида и я третий.
Продовольствие и рухлядь, захваченные у разбойников, почти все скупил Дмитрий. На деньги, тоже захваченные у душегубов и полученные в его долю. Вот такой бизнес. Воевода по старой дружбе продал очень дешево. Дмитрий стал владельцем нескольких четей пшеницы, ржи, овса, десятков пудов сыра, масла и мяса.
На второй день прискакал Никита. Еще в вотчинном сидении Никита неоднократно беспокоил Дмитрия и просил протекции на службу в Преображенском полку. Служба в дворянском ополчении по своей бесполезности и пустоте ему давно обрыдла. И, когда Дмитрий получил приказ на набор дворян, сразу же дал знать Никите: пора!
Завернул к губному старосте. Сын боярский Антон Широков, отставной военный, на старости лет занявший эту хлопотливую должность, оказался человеком практичным и деятельным. Преображенцев он поместил в своем большом доме, выделив по чину – Савельеву комнату поменьше, Кистеневу – побольше. Но оба помещения были жарко протоплены, чистые, с большими кроватями, на них призывно лежали пышные перины.
Никто из них не роптал. Как своим ближайшим людям Дмитрий выдал им по тридцать рублей. Воевода получил сто рублей. Сколько же у него осталось от денег, полученных за продажу разбойничьего имущества, не знал никто, но Дмитрий полагал, что руки тот погрел хорошо. Впрочем, это его уже не касалось. Зато, хотелось верить, в спину врать не будет.
Дмитрий в ответ лишь подмигнул:
Еще ему досталось несколько сороков пушнины. Больше всего оказалось шкур волчьих, лисьих, медвежьих, но по паре сороков нашлось соболей, горностаев, куниц.
Поехали на временно конфискованных крестьянских санях. Возчиками были сами крестьяне, надеющиеся таким образом сохранить животинку и имущество.
Местного арзамаского воеводы на месте не оказалось – возглавил операцию по ловле разбойников, совсем уж распоясавшихся и грабивших местных крестьян. Правильно, Дмитрий весточку не прислал, вот никто и не встретил. Поделом тебе, государев человек!
Поздно вечером, точнее ночью, нашлись деньги и драгоценности. Зоркие новобранцы, вынося охапки шкур, обратили внимание, что в одном месте вроде бы рыли. Послали за Дмитрием и воеводой, разрыли. В тайнике оказалось три солидных бочонка с деньгами, такие тяжелые, что с трудом вытащили, различные безделушки из золота и серебра: посуда, гребни, перстни, сережки и так далее.
Соблазн был большой. Дворяне были побогаче крестьяне, но мелкие помещики жили преимущественно натурой, деньги к ним от крестьян поступали редко. И, тем более, дети дворян. Эти получали определенные деньги только после женитьбы и получения самостоятельного участка. В этом отношении рубль для них был огромным богатством. Три дня и Дмитрий собрал нужные пятьдесят человек. А люди все шли на разошедшиеся по округе слухи о благодатной службе. Дмитрий теперь уже говорил только о трудностях, но молодежь переломить было трудно. В итоге получилось шестьдесят два человека!