Страница 17 из 54
– Тебя ранили?! – опять ахнула Даша. Он, уже не чинясь от отца, обняла своего любимого, жалея его и опасаясь за жизнь.
– Драться буду с вами на смерть до последней капли крови.
И, действительно, князь распахнул дружеские объятия, не чинясь.
Его действительно неспешно повели. Окружили со всех сторон, но не как пленника, а как ценного гостя, которого надо тщательно охранять и беречь, почетно ведя на виду у всех. В усадьбе сразу повели в кабинет князя. Там оказался не только князь Александр Никитович, но и его дочь. Разговор у них был серьезный и важный, судя по сосредоточенным лицам, но Дмитрию они обрадовались. При чем оба.
Князь согласно кивнул, мысль показалась ему здравой. Они немного перекусили пирогами с квасом, потом Александр Никитич предложил пойти в трапезную, поужинать. Дашенька тут же подхватилась, поспешила посмотреть, все ли готово. Затем отправились и мужчины.
Небольшой листок хорошей бумаги перекочевал из руки в руки, как ценное секретное донесение какого немца, или как приличная взятка в ведомстве ключаря Петра.
– Поможешь мне с увеличением производства пороха, скажешь слово доброе перед государем, мешать с дочерью не буду. Живите с богом!
Сын боярский почувствовал, как сердце забилось с перебоями. Неужели Дашу отдаст за него замуж? Признаки того, что ему собираются дать от ворот поворот, кажется, не наблюдаются?
Скорее бы царь Петр ввел гражданский шрифт (он сделал это в 1708 году). А то кошмар, как мучаешься! Давно же Дмитрий не чувствовал себя студентом двоечником, который, написав контрольную, замирая, ждет итогов проверки. Пронесет – не пронесет?
Князь поздно понял, что сказал лишнего при дочери. И без того ее жизнь печальная, а он лишь горести ей добавляет.
Та сначала испугалась здоровенного незнакомца, бросившегося к ней навстречу. Со страху чуть на помощь не стала звать, но потом признала, припомнив его на пиру. Хорошо было видно, что, с одной стороны, она очень рада, что ее питомица, наконец, нашла свою любовь, с другой, – поскольку отец выбор как бы не одобрял, она за нее боялась, а потому Дмитрия не взлюбила. Такая вот женская средневековая философия. Так сказать, бабья правда. Но берестяную грамоту Дмитрия нехотя взяла и пообещала передать.
Даша, сидящая с открытым ртом, ойкнула, самолично, не зовя слуг, разлила по братинам квас, обнесла пирогами. За одним слегка прижалась к Дмитрию.
– Не гневайся, господине, послал нас за тобой боярин князь Хилков с повелением пригласить с почетом в свою усадьбу. Мил ты ему очень, а потому никаких ругательных шагов велено не делать, а лишь почтительно просить к нему в гости.
Князь дождался выхода слуг, посмотрел на дочь, понял, что выставить ее больше не получится, опять вздохнул, завершил:
Князь не зря сиял. Визит к царю, едва не приведший к расстрелу, окончился царской милостью. И, похоже, будущее у него будет не самым плохим до очередного промаха.
– А это боярышня просила передать. Передать только в руки.
Этого было достаточно, чтобы пойти, не раздумывая. Дмитрий задавил малодушный крик души о возможной засаде, кровавых побоях и других малоприятных действиях. Убрал оружие на положенные ему места портупеи. Кивнул:
– В карьере жду только самого лучшего. Государь Петр Алексеевич соизволил зачислить меня во второй батальон Преображенского полка. На беседы приглашает, с секретами делится. Обещал произвести в сержанты гвардии, а пока отпустил в полугодичный отпуск по ранению.
Князь смотрел на такое поведение дочери уже без недовольства. Стерпелся. Обратился к Дмитрию:
– Дважды, – пояснил Дмитрий, – но оба раза легко. Не бойся, княжна, от меня так легко не избавишься. Государь меня выделяет, дает отдохнуть, да в хозяйстве порядок навести.
Дмитрий, как историк, знал, что в допетровской Руси царский подарок в виде чарки или иной посуды во время пира означал признак большого внимания и благорасположения государя.
Он оглянулся на дочь:
А с рассветом пришел гвардеец и объявил, что вина с меня снята, расстреливать не велено, а велено снять кандалы и отвести к царю. Петр Алексеевич был утомлен, явно ночью мало спал, но оказался оживленным и ласковым. Сказал, что переговорил со знающим человеком, которому верит, как себя. Он говорил то же, что и я, и поэтому он верит мне. Благо, тот еще умом остер и знаниями богат.
– Фу, – прокомментировал он поведение дочери, и продолжил рассказ: – вот так я и просидел всю ночь. Какой там сон, с рассветом расстреляют. И дочь остается одна – одинешенька.
Дмитрий, который вроде голодным не был, но при виде и запахе соблазнительной еды враз напенил рот слюной, гордо ответил:
Поспешил к Кремлю, нашел усадьбу Хилковых. Подождал, перехватил няню – старушку – настоящий божий одуванчик, – спешащую по хозяйским заботам.
Последний раз наша семья так была высоко отмечена при первом царе Иоанне. Почти двести лет тому назад!
Поделиться радостью наедине он дальше не успел. Дверь открылась и появилась Даша с чередой слуг, принесших различную посуду, квас в серебряных кувшинах, горячие еще пироги с одурманивающими запахами.
Спасибо, конечно, князюшка. Впрочем, другой бы давно вышвырнул вон. Этот еще терпеливый. Пусть князь исходит спесивым смехом. А все-таки стало больше на сколько-то мужиков, да еще бабы да детки. При правильном хозяйствовании можно так развернуться!
– Там у тебя, кажется, поместье? – ненароком спросил князь.
И, подойдя, полушепотом:
– Нас сегодня угостят, али как?
Дмитрий кинул взгляд на развернутый листок. Там было одно слово изящным Дашиным почерком: «Приходи».
Он взял Дашу за руку и настоятельно повел к двери. Дочери очень не хотелось выходить на середине интересного разговора и от Дмитрия. Но отец повелительным тоном велел побеспокоиться о пирогах и квасе и выставил за дверь.
Князь Александр гордо показал золоченую посудину.
– Спасибо, Дмитрий Свет-Александрович, помог ты мне, очень помог, – огорошил он его непонятным известием. Пока тот, открыто любуясь, глядел на могучего сына боярского, похлопывая по широким плечам, Дмитрий никак не мог понять, чем он мог помочь достаточно влиятельному и богатому князю. Вдруг князь ошибся и, как только это всплывет, его спустят с крыльца. А там ступенек двадцать, не меньше, шлепнешься, не встанешь.
Глава 9
Какое уж там лечение в родимой вотчине, когда Дашенька ласково и многообещающее смотрит, а главное препятствие – ее отец – практически смирился со свадьбой и лишь требует помочь ему с надоедливой работой. Пришлось вместо поездки в свое бывшее поместье, а ныне вотчину отправиться на мельницу, находящуюся на реке Яузе. Это было совсем недалеко, в его время сама Москва жалась вокруг Кремля, а о МКАД никто и не мечтал.
Порох Дмитрий в прошлой жизни не производил, но теоретически знал, как его делать. И черный, и бездумный. С учетом того, что окружающие его россияне ХVIII века знали еще меньше и в теоретическом, и практическом разрезе, то вполне мог считать себя крупным экспертом.
Конечно, он знает порох будущего, знает общую технологию производства. Но как с помощью примитивных орудий труда все это реализовать? И потом, наверное, он излишне подозрителен, но все же. Как отнесутся окружающие, тот же Петр Первый, когда узнает, что его знакомый рядовой Преображенского полка – технический гений? Может, порадуется. А, может, попросит князь-кесаря Федора Ромодановского, руководившего страшным Преображенским приказом пытошных дел, разобраться? Как говорится, «попытка не пытка, а, товарищ Берия?» Повиснешь на дыбе, попробуешь пылающий веник, все расскажешь, даже то, что не было.
А вот с логистикой поставки сырья, топлива и продовольствия проблем оказалось довольно много. Здесь он мог развернуться во всю Ивановскую. И ничего страшного, если умный и деятельный. Мало ли хороших администраторов в России в ту пору?
Разговор закончился как-то двусмысленно – оба мужчины сказали очень много и в то же время почти ничего. Ждали, как нерешительные женщины, что кто-то заговорит решительно, а еще лучше даже сделает, чтобы затем понять и ответить.