Страница 11 из 12
– Операция не сложная, – радостно сообщила Клавдия матери, сказали, не буду знаться с врачами совсем. И хотя в душе она очень боялась операции, но все же согласилась. Она мечтала о будущей счастливой жизни с любимым мужем. И конечно очень хотела увидеть своих девочек врачами, в то время они уже были студентками медицинского института.
Частичная пульмактомия ,не по науке – это удаление туберкулезного очага в легких была назначена на второе августа. Третьего августа Мария Родионовна приехала проведывать дочь , в приемной ее встретил врач. Сердце у матери сжалась.
– Операция прошла успешна,– начал врач, но позже возникли осложнение: тромбоз легочной артерии. Это и привело к смертельному исходу.
Пожилая женщина смотрела на врача с каким-то недоумением. Казалось смысл происходящего, а именно смысл сказанных слов, никак не мог дойти до нее.
– Я же к дочери приехала,– сказала она шепотом. – Она сказала легкая операция, каверна с копейку. С врачами знаться не будет.
После этой фразы она будто осела, продолжая беззвучно шептать губами.
– Вам плохо?– участливо наклонился к ней врач.
Она отрицательно помотала головой и поспешила к выходу. Звук города, яркий свет, одновременно оглушили и ослепили ее. Не помня себя, Мария вернулась домой со страшными новостями.
На следующий день Манефа узнала, что сестра Клаша умерла. Оставив детей и мужа, поспешила домой, не зная как помочь и утешить старых родителей. На похороны собрались все дети: брат Григорий, сестра Анна, Лиза и Манефа. На семейном совете решили, что родителей не следует оставлять одних. Григорий предложил им перебраться в Тюмень.
– Сделаем Вам, тятечка, пристрой отдельный, возле моего дома и будете жить как хозяева вместе с нами.
Родители согласились, по отъезду детей, отец продал корову, разделил деньги всем поровну, не забыв и внучат. Поехал к сыну строить новый дом- пристрой. Жену Марию пока оставил на Октябрьском. Осенью Манефа приехала, чтобы проводить мать в Тюмень. С обещанием часто приезжать к ним в гости. Вечером мама сунула ей рубль.
– Это тебе, Доченька, я сэкономила.
– Мама, ты что, оставь себе, я же работаю. Вам пригодится.
Мать промолчала, но денег не взяла. Вечером этого же дня, прямо накануне отъезда пришла страшная новость: Григория задавила в поле. Как это произошло, никто не мог объяснить. Да и чем облегчили бы это событие объяснения?
– Господи, за что мне это?– Слышала Манефа шепот матери, вечером.
– Господи, не оставь меня, дай мне силы пережить это.
Маня спустила босые ноги на пол, подошла и встала на колени рядом с матерь. Сердце ее рвалось на части. Как она хотела облегчить страдание мамы. Такой любимой, старенькой и родной.
– За пять лет троих, Господи. – На Манефу смотрели такие близкие, полные отчаяния, сухие глаза.
После похорон родители Мани остались жить в готовом доме- пристрое со снохой Варварой и пятью дочерьми Григория. Старшая девочка поступила учиться в техникум, остальные были школьницами. В очередной раз старики остались помогать не детям, так внукам.
Начались ежегодные поездки с семьей в Тюмень. Девочки полюбили эти каникулы с застольями большой семьи: с вкусными пирогами с рыбой, капустой, картошкой. Пышными оладьями на завтрак, творогом и душистым чаем. Вечерами подолгу засиживались за разговорами и детей не отправляли спать. Атмосфера была душевная и спокойная, не чувствовалось вечной натянутости, как у деда Степана и бабушки Манефы. Там чаще молчали за столом, а здесь разговаривали и смеялись. Вечерами перед сном слушали сказки от бабушки Маруси, так и засыпалось на поляне с мягким мхом или в душистом поле с ягодами. А наутро был поход с мамой в цирк или детский театр с настоящим мороженым на палочке, называлось, которое эскимо. Такого лакомства в Невьянске не было. И эскимо в золотой или серебряной бумажной обертке стало символом этих поездок. И сама мама преображалась, расцветала. Слышался ее непривычный, беззаботный смех.
Обычно в эти летние каникулы Тане дарили новое платье, а Оле доставалось платье от сестры, из которого та уже выросла. На что старенькая бабушка Маруся качала головой и говорила: « Маня, да сшей или купи ты ей новую вещь.»
Но какая-то рачительность и вечная бережливость не давала Манефе потратить лишнюю копейку не только на детей, но и на себя. Обычно имея несколько платьев, она тщательно берегла их и старалась не носить, не говоря уже про новые туфли. Эти казалась безоблачные и такие теплые семейные поездки, омрачились поведением Николая. За ужином он часто позволял себе лишний алкоголь. Дед Иван пробовал делать ему замечания, но это быстро перерастало в скандал. Один раз Коля схватил свекра за бороду и выгнал его на улицу, так что тому пришлось ждать на лавке, пока зять не уснет. На утро, Коля говорил жене, что абсолютно ничего не помнит, извинялся перед всеми и вечером повторялась та же история.
Обычно сдержанная мать, сказала Манефе: « Да разве это муж? Вон к соседям дочь приедет, все в кино ходят, в театр. А у вас одно вино». И как-то после этих слов, хотя Коля их не слышал, он отказался ездить в Тюмень совсем. Обычно Маня стала подгадывать свой отпуск к поездкам мужа в госпиталь, и у них установился негласный договор.
У Манефы с девочками появилась ежегодная традиция: каждую поездку в Тюмени они ходили в цирк. Билеты покупали обязательно в ложу, обитую голубым бархатом. Маня наряжалась сама и красиво одевала дочерей, обязательно покупала им мороженое. И все трое они были беззаботно счастливы в такие моменты.
Время летело незаметно, вот и Оля пошла в первый класс. Было понятно, что хороших оценок здесь ждать не придется. Девочка была очень замкнутая, какая- то боязливая, в то же время упрямая и временами даже вредная. Она была болезненно привязана к вечно критикующей матери и начавшему выпивать отцу. Как- то по детски, неловко она жалела его. Отец отвечал, дочери огромной любовью, это было понятно просто даже по его взгляду на девочку. Или по руке, которую он опускал на курчавую головку.
Манефа перешла работать из детского сада в стационар детской больницы и часто, когда мать была на дежурстве. Особенно, если оно выпадала на выходной. Оля лежала в кровати, затаив дыхания и слушая звуки на кухне. Вот отец наполняет рюмку за рюмкой, уснет или нет? Или начнет скандалить, тогда не сдобровать. Этих скандалов Оля боялась больше всего. Чаще всего они возникали, когда мама была дома. Манефа начинала ругать мужа, он кричал в ответ, мог поднять руку. Тогда она хватала дочерей в охапку, и они бежали во двор, иногда сидели до темна на лавке. Один раз пришлось лезть в окно, так дверь отец запер изнутри, благо окно оказалось открытым. В такие моменты ругани и скандалов Оля не знала, кого она ненавидит больше мать или отца. Отца за то, что пьет или мать за то, что постоянно что-то говорит и говорит. Будто не знает жизни, не может успокоить мужа и весь дом.
От таких выходных Оля научилась терпеть, молча реветь в подушку, больше молчать. Через какое-то время она начала мучиться с запорами. И мать стала обследовать ее и брать путевки в разные санатории на санаторно-курортное лечение. Не помогало ничего. А как же Оля ненавидела эти поездки. Всегда с отцом, потому что мама была слишком занята на работе. А в этих поездках папа пил. Когда был трезвый, он брал дочь за руку, и они шли гулять. На душе становилось спокойно, рука в большой, теплой ладони. Можно закрыть глаза и наступит покой?
Единственный раз в своей жизни во время такой прогулки Оля осмелилась сказать:
« Папа, не пей больше!» Веселость отца сняло как рукой, он остановился, изменился в лице, будто ему стало стыдно перед дочерью. И такая тоска мелькнула в его глазах.
– Я не могу, прошептал он. Не смогу.
– Но ведь я есть, я помогу тебе, – почему- то тоже шепотом ответила Оля.
На следующий день, когда Манефа встречала в аэропорту дочь и мужа, которые должны были вернуться из Железноводска, среди прилетевших их не было. В полнейшем изумлении, она не знала куда ей обратится и стала спрашивать сошедших с рейса людей. Все пожимали плечами, потом одна женщина сказала: «Там был мужчина с девочкой, но его не посадили в самолет, он был очень пьян.»