Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 7



Начальники у Семена Николаевича ходили по коридору часто. Пока мы разговаривали с ним, стоя в полной боевой готовности (это значит, что ремни наших брюк были туго затянуты, пишущие принадлежности готовы, а умы и взоры заострены – оружия нам не дали), прошли с десяток разных начальников. Прошёл подполковник Булатов, полковник Старовойтов, подполковник Макаров, майор Петренко, генерал Аноров, полковник Мучник и четверо других. Все они были заняты своими делами, мучались, страдали от разных жизненных и любовных перипетий. Булатов был человек злой, строгий и падкий на женщин. И сегодня же утром, две из четырёх его женщин узнали друг о друге. Он был и рад (ведь теперь произойдёт экономия на содержании этих самых женщин), но и расстроен (любовь не валяется на каждом углу).

Семён Николаевич устал от собственных взмахов правой. Он глянул на меня и побледнел:

⁃ Ты уверен? – он был испуган и взволнован.

⁃ Да, – я разделял его тревогу, но не мог признаться ему в ней, – я абсолютно уверен.

Черта с два уверен! Всю сегодняшнюю ночь я просидел над этим делом. Я взвешивал все и еще раз просчитывал. Три трупа молодых девушек. У всех нет рук и ног. Похищена четвертая. Есть показания свидетелей. Совершенно случайные, мизерные показания, где мужчина видел ржавый горчичный сто двадцатый мерседес с разбитым лобовым стеклом. Есть еще несколько зацепок, указывающие на Егорова. То есть, подозреваемый есть. Есть даже его портрет: одинокий, проблемы с лишним весом, рос с матерью (вероятно, тоже страдающей от лишнего веса), живет за городом, беден. И так далее и тому подобное. То есть, портрет есть. Но где найти уверенность?

Я смотрел на Семена Николаевича не моргая. Это очень сложно, чтобы вы знали. Я вообще не большой любитель смотреть в глаза.

Семён Николаевич ерзал на пассажирском сидении старого полицейского бобика. Он не хотел думать о том, что может произойти ошибись я в своих расчётах. Что может произойти, не имей я достаточных оснований к подозрению конкретно этого гражданина в свершённых им деяниях. Он ещё раз открыл дело.

«Егоров Василий Анатольевич. 1970 года рождения. Работает в ГорГазРемонт уже двадцать пять лет. До 2010 года жил с матерею в её доме. Отец погиб на производстве. После смерти матери, остался в этом же доме по адресу посёлок Невское, улица Гречишная, дом 12. Детей, жены и других родственников никогда не имел».

Это что же получается, – рассуждал себе Семён Николаевич, – обычный одинокий человек виноват только потому что одинокий? Не имей я семьи, меня тоже бы к этим подозреваемым включили?

⁃ Он полностью совпадает с портретом нашего преступника, – я легонько и уважительно дотронулся до плеча следователя.

⁃ Я знаю, – кивнул он.

Наш бобик приближался к дому Егорова. Соседи, с которыми мы общались на прошлой недели, сидели с выключенным светом. Я знал, что они задумали: деревенские собаки облаяли нас ещё в начале посёлка и теперь каждый житель знал, что приехал кто-то чужой. Все замерли в окнах с выключенным светом. Всем было интересно видеть что будет. Им нужно было шоу: кровь, стрельба, крики, драка – так устроен человек. Им нужно было видеть это, стоя за стеклом, в безопасности – так устроен человек.

С нами было трое: Игорь, Влад, Миша. С автоматами. В полной амуниции. Они были готовы ко всему. Им не нужно было команд или времени на сборы. Они готовы всегда.

Игорь рассказывал, как они с женой пытаются завести ребёнка. Уже два года неудачных попыток. Это очень расстраивало Игоря. Миша тыкал ему в пах дулом автомата и саркастично спрашивал «а у тебя там все работает?». Игорь отмахивался от Миши, стирая слезу.

Последние сто или двести метров дорога стала невыносимой: в буграх и ямах, как лицо после угревой сыпи. Наш бобик прыгал по кочкам и скулил тридцатилетними амортизаторами.

Мы подъехали к дому Егорова. Ребята выбежали, строго по одному пробежали внутрь, и, в считанные секунды, Василий Анатольевич уже лежал со скованными руками и расставленными в стороны ногами. Игорь прижимал убийцу к дешевому напольному покрытию коленом. Егоров кричал, спрашивал «Что происходит?». Эти крики выводили Семена Николаевича. Он все больше погружался бы в сомнения, если бы не его профессиональная хватка и умение взять себя в руки в любом месте, где это необходимо. Так он сделал в ЗАГСе, где с Элей, его женой, они стояли семь с половиной лет назад. Так же он поступил сейчас в доме Егорова.

⁃ Ищем везде, – сказал он.

⁃ Не надо везде, – ответил я. У меня была догадка, – в доме он бы не стал.

Я обратился к Егорову с вопросом:

⁃ Есть сарай или хоз постройка?



⁃ Сарай, – простонал он, – вы все там нарушите!!

Последние слова он кричал нам с Семёном Николаевичем в спины. Мы двигались от дома, по залитой болотной вонью траве к убогонькой постройке. Издалека был слышен запах и слабый вой. Семён Николаевич схватился за ремень привычно ища пистолет, послал к черту своё начальство, забравшее оружие и одним рывком оказался в сарае. Странно с какой невероятной скоростью и ловкостью передвигался он, узнав, что безоружен. Это ли не «желание смерти» в истинном виде?

Семён Николаевич закрыл рот рукой. Он боялся, что его вырвет. Вы должны понимать, что работа в следственном комитете не предполагает такого априори. Семён может многое, но смотреть на труды Василия Егорова без рвоты могут единицы. Я смог и могу вам рассказать, что увидел.

Пола в сарае не было. Была земля. Из этой земли тонко и лениво тянулась трава. В середине этого естественно пола был кусок линолеума. На нем – туловище женщины. Василий отсек от неё лишнее (как он сам заметил потом): руки, ноги, груди. Все отсеченное перевязал как умел, чтобы не истекла кровью.

Тогда еще мы даже не догадывались, что именно хочет сделать с ней и предыдущими тремя Василий. Девушка умирала у нас на глазах. Вокруг нее, в этом сюрреалистическом домике, вились и бегали пауки. Они окутывали ее паутиной с ног до головы и, если приглядеться, все ее тело уже поблескивало серебром паутин.

Семён Николаевич наклонился над девушкой. Из под не головы быстро выполз гигантский паук, чуть меньше моей ладони. Семён Николаевич громко сматерился.

Я вернулся к Василию, лежавшему на полу. Он выкручивался, чтобы посмотреть на меня. Он улыбался.

⁃ Видел? – глаза Василия горели, – ты видел Ротакора?

Игорь сильнее прижал его к полу и надавил на руку. Василий продолжил кричать:

⁃ Ротакор! Он почти закончил! Он дал бы ей Новый Дом!

4

Я стал почти знаменит. У меня взяли интервью ребята из Вести.Калининград. Меня пригласил к себе руководитель Семена Николаевича, подполковник Булатов. Он кричал на меня, дескать «какое ты право имеешь участвовать в задержании и за каким хреном Семён вообще тебя взял с собой». Пытаясь мыслить позитивно, я убеждал себя, что «это тоже слава».

Семён Николаевич глотал оскорбления Булатова смиренно и молча, как истинный христианин.

⁃ Вот, ты мне ответь, Сёма, – он нарочно использовал эту форму имени, чтобы больше подчеркнуть своё пренебрежение, – ты сюда сесть хочешь, да?

⁃ Нет, – спокойно ответил Семён Николаевич. Он не врал.

⁃ Как это? – кривлялся Булатов, – в тебе мужских амбиций нет что ли?

⁃ Товарищ подполковник, – Семён Николаевич пытался его усмирить.

⁃ Че ты тут «товарищкуешь»? – не успокаивался Булатов.

Семён Николаевич молчал. Он думал о своей семье. Его дочь через полтора месяца идёт в школу. Слушая начальника, Семён Николаевич калькулировал предстоящие расходы. Ему нужно было купить ещё огромный список канцелярии, школьную форму, собрать справки. В принципе, это могла бы сделать и его жена, но участие в таких вот подготовках, немного заглушало чувство вины Семена Николаевича перед семьей. Он редко бывал дома. Он срывался среди ночи. Он приходил усталый. Он пропустил большую часть жизни своей семьи. Но, когда он будет покупать школьную форму или портфель, или банты с цветами, он будет уверен, что находится рядом с семьей.