Страница 99 из 125
Появилось много преданий об Отступнике, тринадцатом Лоа. О том, кто без пары, кто сам по себе, кто подтачивает устои, и расшатывает скрепы. О том, кто не тиун, но вершит справедливость на свой лад.
Тринадцатый носит на лице маску.
Тринадцатый действует не бумагами, а собственными руками.
Тринадцатый на своё усмотрение раздаёт гейсы и пишет Мактуб.
Тринадцатый слишком тяжел для коня, и ходит по дорогам Лалангамены пешком.
Тринадцатый предпочитает южные широты, ибо только там, где много солнца, могут произрастать зеркальные цветы.
Однако быстро стало понятно, что Тринадцатый получился слишком уж многоликим и многогранным, обоеполым и нестабильным, а ещё и умирал в некоторых книгах. Кроме того северяне тоже любили читать о Лоа-Отступнике. И хотели, чтобы он и в северных краях мог путешествовать. Но там где зимние дни были мимолётны, как кошачье чихание, Отступник никогда бы не появился.
И тогда Девятый Лоа, Инк, мастер шифров, велел запретить писать о Тринадцатом Лоа. Злые языки поговаривали, что тут дело в простой зависти, и в том, что книг о приключениях Тринадцатого стало столько же, сколько о приключениях всех остальных Лоа вместе взятых.
Но Инк не был бы мастером знаков и писаных посланий, если бы просто запретил что-то, да ещё и позволил злословить на эту тему. Потому он издал эдикт о выдаче сытных пайков тем авторам, которые будут писать об Отступниках, придерживаясь нескольких несложных правил. Достаточно было писать без грамматических ошибок и без упоминания Верховного Ковена. Лучше было бы не использовать двузначных номеров, а цифру тринадцать так вообще. Сто тринадцатый Лоа или сто тридцатый мог лишить своего автора обеда. Так и возникла примета.
На Лалангамене быстро возникли целые общины монастырского типа, ориентированные на производство подобных рукописей, и принимавшие послушание количеством выведенных набело строк.
В женских монастырях производство отталкивалось от той идеи, что Лоа-Отступник будет много путешествовать по Лалангамене, чтобы влюбляться и страдать. Ещё чаще странствующий Лоа мучился не сам, а нужен был для того, чтобы в книге об него страдала героиня.
Или же, напротив, вернувшийся из бесконечно далёких мест своего заточения Отступник будет безо всякой рефлексии пытаться утолить неутолимую похоть десятков сердец, что бились в груди. Для чего будет на сотнях страниц удовлетворять многочисленные фантазии.
Лоа-Отступники почему-то выбирали принцесс, колдуний и послушниц, вместо хорошо тренированных профессионалок из доступных по всему свету витриолей. Впрочем, различались женщины всё равно только номинально. Потому, что и послушницы, и принцессы, и колдуньи, всё равно говорили ровно одно и то же. И во всем прочем тоже вели себя совершенно одинаково, причём именно так, как вели бы себя тренированные профессионалки.
В этой категории книг был слаб сюжет, но сильна описательная сторона. Причём как глубокие внутренние страдания, так и сугубо внешние проявления любви, описывались одними и теми же ремесленницами, в одних и тех же выражениях.
В мужских монастырях исходили большей частью из того, что Лоа-Отступник будет искать юного отрока, чтобы объявить ему о том, что Мактуб избрал его для важной миссии. После чего могло начаться невесть что, что означало, что книга всё же из женского монастыря, а все эти разговоры об избранности неопытного героя были нужны лишь для того, чтобы усыпить его бдительность.
А могло и впрямь начаться детально прописанное обучение и даже местами становление героя. Книги об Избранных тоже мало чем различались. Возраст и пол главного героя никак не отражались ни в диалогах, ни в поведении Избранного. По сути, они различались только способом самоустранения Тринадцатого Лоа. Той причиной, почему в третьей части книги его участие сходило на нет.
Но самыми популярными всё равно оставались истории про Лоа-Отступников, которые восстанавливали справедливость. Они ходили в ярких одноцветных костюмах, и были вооружены самым разнообразным оружием ближнего боя...
— А почему только ближнего? — спросила Грязнулька.
— Ну... как тебе объяснить. Лоа может натянуть лук и в сто и двести килограмм. И Может сколько угодно держать руки. Может учесть поправку на ветер и расстояние. И поэтому он легко прикончит врага первой же стрелой, ещё за километр. То есть до того, как они сумеют обменяться эффектными репликами. И какой тогда смысл будет?
— Смысл Отступников в том, чтобы сражаться не с людьми, Это-то люди и сами смогут, а с другими Лоа.
Мысль была ясной, чётко сформулированной и никак не могла принадлежать девочке.
— И кто же тебе это сказал?
— Тринадцатый.
— Тринадцатый? Это, который Лоа-Отступник?
Ингвар опять не уследил за тоном, и громким голосом спугнул смелость куклы, карасиком юркнувшую в чёрные омуты глаз.
— Не расскажешь?
Грязнулька чуть заметно помотала головой.
— Жаль. Как же я узнаю, кто мне покровительствует?
— Ты Фирболг. Ты сам себе покровительвнуешь!
— Да. Обычно да. Но, ты же видишь, до добра это не доводит.
— Потому что ты И-н-г-в-а-р-Н-и-н-с-о-н. Двенадцать. Стань Отступником.
— Так, давай-ка ты эти разговоры прекращай. Знаешь, какие у нас проблемы могут быть за такие речи. Стань отступником! Про тринадцатого никаких подробностей. Только тринадцать букв в имени. Это, между прочим, не самая лучшая примета.
Ингвару было наплевать на приметы, но он опять впал в раздражение из-за закрытости маленькой куклы, из-за невозможности поговорить по-человечески, из-за собственной неосторожности.
— Так, а тебя-то как зовут тогда?
— Д-а-й-с. И-н-г-а. Во-семь. Покровительство Макоши. Я буду хранить красную нить. И буду лечить тебя, Фирболг. И себя тоже. Чтобы больше не шла кровь. Восемь.
— Инга. Дайс. Лечить, чтобы не шла кровь?
«Да не дави ты! Я не допахтывай её вопросами. Даже я уже устал от твоей любознательности. Янь с ним, с именем. Инга и Инга. Главное, что она сама выбрала, значит, может, не забудет. Она, хоть и смышлёная, но всё равно девка, к тому же кукла. Давай-ка ты не наседай на неё. Как это говорится? Один взмах за раз».
Нинсон понял, что легендарный колдун прав.
И рассмеялся.
От понимания того, что торопиться некуда. Что всё он успеет.
И выспросит её ещё обо всём, и расскажет она ему ещё в охотку и тысячу раз, а он ещё устанет от её историй, и, наверное, даже будет попрекать за болтливость, а она что-нибудь на это возражать или отшучиваться, или что угодно говорить, и абсолютно всё равно, что это будет.
«Я всё успею. Мой гроб ещё шумит в лесу. Он дерево. Он нянчит гнёзда...»
Ингвар смеялся от того, что он теперь Желтушник Дайс, и сложно найти имя глупее.
И неожиданно, стоило только перестать допекать её вниманием, к его веселью присоединилась и Грязнулька. Этот смех был первым, что они по-настоящему разделили. Хотя смех у девочки был кашляющим, придушенным.
Не похоже, чтобы куклам разрешали смеяться, подумал Ингвар, а в следующий миг уже злился на себя. Клять, да с чего им там было смеяться-то?!
Великан внезапно понял:
«Я должен убить Бранда. Вот зачем я там оказался. Это была моя миссия. А я запорол. А ведь мог. Снаряженный лук. Макошина нить. Явно не случайно всё это.
Больное плечо, не дававшее толком заниматься борицу, не дававшее научится посылать сотню стрел за минуту, зато позволявшее практиковаться в редких прицельных выстрелах. Длительные периоды вынужденного безделья на корабле, когда можно было упражняться, пока хватало сил натягивать тетиву. Девятая дверь, за которой ждал наставник Инк, величайший стрелок Лалангамены. Сотни часов практики в Убежище, куда попадал под присмотром Тульпы. Тысячи и тысячи изведённых впустую стрел.
Всё это просто не могло быть случайностью. Всё это было не зря».
Таро Тайрэн усмехнулся:
«Очевидно, всё это было зря! Надо убираться отсюда...»
Великан схватился за голову: